Лорды гор. Да здравствует король! - Арьяр Ирмата. Страница 2

Учителя менялись часто. Они появлялись словно ниоткуда, и уходили в никуда. Их одежды и лица зачастую были столь диковинными, что я пол-урока их рассматривала, чем вызывала нешуточный гнев и дополнительный час зубрежки. Вне пределов огромной библиотеки, забитой фолиантами так, что нечем было дышать, я не встречала никого из этих лиц, но долго не придавала этому значения.

Меня учили всем премудростям, которые должен знать наследный принц: точные науки, словесные и изящные. Потом, когда мне исполнилось десять, добавились география, политика, экономика и астрология с алхимией. Пять языков: Равнинного королевства, двух сопредельных государств, священных текстов древних айров и горное наречие, на котором изъяснялись в замке.

Ни одна женщина на равнинах, будь она даже королевских кровей, не получала такого образования. Только это и примирило с навязанной мне ролью. Позже, много позже, когда я осознала, что матушка сделала для меня и чем платила.

Раз в месяц жизнь резко менялась: если мое поведение было безупречным, меня брали на охоту в скалы или в леса межгорной долины, где жили наши подданные — дальеги, смуглые пастухи, охотники и кузнецы, смотревшие на нас не как на господ — они были так бедны, что облагать их повинностью было бы стыдно, — а как на каких-то высших существ, спускавшихся к ним с горных вершин. Я не понимала тогда их страха. Разве мы — владыки Темной страны, чтобы так трепетать?

Два десятка воинов замковой охраны сопровождали на охоте лорда и леди Грахар и старого Лоргана, державшего меня перед собой в седле, пока у меня не появилась собственная лошадка. Это были самые прекрасные дни и ночи — дикие, азартные, опасные. Настоящие. Ради них я старалась быть безупречной во всем.

Королева Хелина всегда оставалась в замке. Она встречала нас после — бледная, с провалившимися глазами, осунувшимся лицом — и улыбалась, когда я еще издали гордо показывала добычу — несчастного подстреленного зайца или куропатку. Скорость, ловкость и меткость — так ведь, матушка? Я молодец?

— Еще ум, Лэйрин, — напоминала она. — Вы должны мыслить, как мужчина.

«Попробуй сама», — вертелось на языке, и я опускала взгляд.

Иногда мне казалось, что замок совсем безлюдный и по ночам он наполнен тенями и шорохами вместо людей. Но стоило выйти из комнаты, как совершенно неслышно появлялся кто-нибудь из слуг в черных одеждах и склонялся в поклоне:

— Что-нибудь угодно, ваше высочество?

Мои бесхитростные прихоти исполнялись почти всегда. Лишь однажды я позволила себе нечто экзотическое: вычитав в книге о райской птице, я попросила эту диковину.

Принесли. Через пару дней, в клетке. Радужную, с зелеными глазами.

Ночью я проснулась от слез: мне приснилось, что я заперта в тесной клетке, в кромешной тьме и вечном одиночестве и никогда не расправлю крылья. Никогда — самое ужасное из слов.

Утром клетка оказалась пуста, если не считать радужного пера. Эту драгоценность я спрятала в шкатулке со сломанными солдатиками.

После того случая я набралась нахальства и, выйдя ночью в освещенный луной коридор, где на серых стенах плясали зыбкие тени, сказала караулившему покои стражу:

— Мне угоден друг. Такой же, как я.

И впервые услышала:

— Это невозможно, ваше высочество.

— Почему?

— Такое же — не повторить.

У них было чувство юмора, но я не помню, чтобы в замке когда-нибудь громко смеялись.

В то же утро за завтраком королева, забыв об остывающем в чашке чае, пристально изучала мое лицо, словно после долгой разлуки. Потом сказала:

— Вам одиноко, дитя мое, я знаю. И вам нужен образец для подражания. Потерпите еще немного.

На следующий день раньше срока была объявлена охота в долине, и длилась она не три дня, как обычно, а почти неделю.

А когда мы вернулись, за ужином у нас были гости. Впервые. Лорд Грахар представил нам с матушкой соседей: лорда и леди фьерр Этьер и их сына.

На миг встретившись с мальчишкой взглядами, я почувствовала себя так, словно меня ударили камнем. Это был враг, а не друг. Почему? За что?

Так у меня появился паж, положенный мне по статусу, и партнер по тренировкам — Дигеро. Диго. Образец для подражания, с ума сойти.

Он был дивно хорошеньким, тот мальчик. Кареглазый гордец с каштановыми локонами до плеч, белоснежной кожей, как у всех рожденных в Белогорье, с девчоночьи длинными, загнутыми ресницами. Выше меня на голову и неизмеримо сильнее. Мне десять, ему двенадцать. Он всегда побеждал, во всем. Еще бы.

Я дразнила пажа «девчонкой» за локоны и ресницы и доводила издевками. Он отчаянно краснел, сжимал кулаки и молчал. Как он бесил меня, слов нет.

Мне казалось, он что-то заподозрил, потому что иногда так смотрел… как я умываюсь после разминки, как сажусь в седло, как пью из горного ручья на прогулке… Подмечал каждый жест, словно проверял зародившиеся сомнения, сравнивал. «Умненький, гад, — думала я тогда, — совсем как я, право же».

Я тоже подмечала каждое движение моего живого учебного пособия по мальчикам, каждую реакцию на мои пакости. Он терпел и никогда никому не жаловался. И побеждал.

Матушка всегда поднимала планку так, чтобы дотянуться можно было лишь за гранью сил, выскочив из самой себя. Да, я мстила ему за то, что она требовала от меня невозможного, но это понимание пришло много лет спустя.

Выволочку от королевы за мои злые проказы я получила быстро и по полной.

— Вы ведете себя с Дигеро недостойно, ваше высочество, — сказала она через несколько дней. — Совсем как глупая негодная девчонка. Стыдитесь, это подло.

Я насупилась, глядя на нее сердито, исподлобья:

— В чем же подлость? Он знал, что подпруга на его лошади подрезана. И знал, что это моих рук дело. Но все равно сел в седло и грохнулся. Я же его не заставлял. И он может легко побить меня, отомстить за обиду.

— Не может. Вы прекрасно знаете этикет. Да и не станет Дигеро фьерр Этьер ронять достоинство: бить слабейшего или мстить. А теперь объясните, почему вы так поступаете, Лэйрин.

— Потому что он меня ненавидит. Сразу возненавидел, с первого взгляда и даже раньше! А тогда ему еще не за что было так меня невзлюбить. Теперь есть за что. Это же справедливо.

Королева отставила чашку с травяным отваром, завела за ухо белокурый локон, чтобы ничто не мешало ей сверлить меня недовольным взглядом.

— Как вы заметили это, дитя? Диго никогда не показывал… Впрочем, я скажу вам. Род Этьер ничем не обязан нашей семье, и среди горных кланов Грахары в равном положении с ними. Для Диго унизителен статус слуги, но его родители вняли моей просьбе, и мальчик вынужден подчиниться их воле. Он не вас ненавидит, а свою роль.

Совсем как я. Да мы с ним братья по несчастью, оказывается.

— Как это — в равном положении? — возмутилась я. — Вы — королева, я — наследный принц! Служить нам — честь!

Она пренебрежительно улыбнулась.

— Королева… Здесь это не имеет совсем никакого значения. Эти края входят в состав королевства лишь формально, потому что так удобнее лордам гор. Они — не вассалы короля, никогда не были ими и не будут, помните об этом. В Белых горах король Роберт — никто и ничто, и он об этом прекрасно знает, потому никогда сюда не сунется. Здесь важен только статус рода Грахар среди кланов. Сейчас он не столь блистателен, как прежде.

Я приняла это к сведению.

— Почему тогда лорд Этьер согласился отправить сына в услужение?

— Мы обменяли их согласие на доступ Дигеро к библиотеке замка. Она уникальна. Это искупает в их глазах все, кроме вашего низкого поведения, Лэйрин. Мне было бы легче, если бы вы обучались вместе с этим мальчиком, раз уж теперь знаете истинное положение дел.

— Вы могли сразу сказать мне о моем истинном положении, миледи. Я не вел бы себя как… как дура.

С того дня я перестала его замечать. Слова не молвила. Но Диго присутствовал в моей жизни постоянно. Отныне он трапезничал с нами на равных. Мне кусок в горло не лез.