Лорды гор. Да здравствует король! - Арьяр Ирмата. Страница 37

— И риэны слабеют, — задумчиво признался Рагар. — В большинстве кланов теперь один-два рода, а в таких, как род Раэн, — один человек, без хранительницы. А лорды делают вид, что ничего не происходит. И падение началось с того, что полтора века назад погибла королева, и горный дар «огненной крови» спустился в равнины. Возможно, именно тогда было нарушено равновесие пяти стабильных сил мира.

— А разве не Темная страна его нарушает? — спросила я.

— Нет. Блуждающая шестая сила играет волчью роль — находит слабые места системы, оставленной нам древними айрами. И когда Белые горы ослабеют настолько, что Темная страна придет к нам… Не дай нам бог дожить до той ночи, когда Белогорье станет Черногорьем.

— Вот именно! — воскликнул мастер Морен. — Мы должны как можно быстрей вернуться. Чем мы тут занимаемся? Мы воины, а не дознаватели! Зачем нам разбирать, что тут натворил этот рыжий бык? Какое дело горам до равнин?

Рагар усмехнулся:

— Смотри на мир шире, вейриэн. Куда падает тень от гор — там тоже наша земля. Как ни испорчена кровь Роберта, но он — потомок горных лордов.

— Нас не так и много, чтобы распыляться, — упорствовал Морен. — Смотри, оголишь защиту Белогорья, бросишь наши силы в эту дыру, как бы хуже не вышло. Может, наши враги того и ждут!

— Два десятка воинов возьму, не больше, — успокоил его мой наставник. — Плюс Сиарей со своими. Да еще Рамасха обещал присоединиться, как только выполнит долг перед императором. Что еще тебя беспокоит, Морен?

— Всё. Мое мнение — забрать горный дар у короля и вернуться, и больше нас ничего не должно здесь интересовать. Царства гибнут, горы стоят вечно. Но я подчиняюсь высшему мастеру, — поклонился Морен, умудрившись оставить за собой последнее слово.

До отъезда северян было еще далеко. Из-за болезни государя церемонию передачи невесты императору — теперь уже не принцессы Виолы, а ее сестры-близняшки Виолетты — пришлось задержать, к немалой радости Рамасхи.

Мой наставник пропадал с утра до поздней ночи то у короля, то на допросах, то в разъездах. Принц Игинир на правах без пяти минут родственника с азартом совал нос во все дела разоренного королевства, и часто они с Рагаром пропадали вдвоем.

Но, увы, куда чаще Рамасха околачивался в моих личных, прошу заметить, покоях, прикидываясь сопровождением невесты императора.

Младшие близняшки прочно взяли меня в осаду. Сначала Виолетта приставала с благодарностью, потом с расспросами о матушке и Белогорье, дальше под тем предлогом, что только рядом с братом девушки чувствуют себя в полной безопасности.

Мне было и смешно, и грустно: я-то прекрасно знала себе цену, близкую к нулю. И только идиот не понял бы, что сестрички караулят, когда заглянет Рагар или северный принц с Дигеро — они интересовали принцесс куда больше, чем угрюмый братец.

Впрочем, по Виоле трудно было сказать, что ее интересует на самом деле и интересует ли вообще. Она в своем подчеркнуто строгом, почти вдовьем, темном платье без украшений тихо садилась в сторонку и молчала, не поднимая глаз, с застывшей вежливой полуулыбкой на бледных губах, и составляла резкий контраст с жизнерадостной неугомонной сестрой. А при появлении принца Севера и двух младших горных лордов несчастная Виола и вовсе мечтала куда-нибудь провалиться, судя по стыдливому румянцу, вспыхивавшему на ее фарфоровых щеках.

Ее подавленное состояние очень меня беспокоило, но на откровенность она не шла, отговариваясь шепотом:

— Со мной все хорошо, милый брат. Не обращайте на меня внимания, умоляю вас.

Для нее был мучителен любой интерес к ее особе, любой пристальный взгляд, и я понимала, что приходила она только по настойчивым просьбам Виолетты, пытавшейся растормошить сестру.

Был в нашей милой компании еще один субъект, пытавшийся слиться с каменной стеной, — Дигеро.

На него я была так зла за пережитое на суде и свои слезы, замеченные всеми, что демонстративно не обращала внимания, как на пустое место. Если он ждал благодарности за спасение принца от казни — пусть обращается к Рагару, а я не просила соваться всяких слишком благородных рыцарей.

После пары безуспешных попыток объясниться, Дигеро замкнулся и, если Рамасха брал его с собой к нам, вел себя как тень, молчаливая и пустая.

Светлячок с тремя друзьями-аринтами тоже повадился засиживаться, заявив, что король приказал их охранять как зеницу ока и находиться под охраной они предпочитают именно здесь, ибо надежнее покоев наследника в королевстве ничего нет. Как были наглыми эти фавориты, так и остались. Рагар отвел им две комнаты на моем этаже, приказал никуда не высовываться без спросу и тем ограничился.

Опальные фавориты расплачивались со мной сагами об аринтах, но категорически отказались продемонстрировать магический облик, и на подначивания — а не врет ли Светлячок, может, никакие они и не красные маги? — не велись. Все-таки я сильно ошиблась, когда наклеила на барона ярлык глупца. Он оказался существом, к которому не применимы человеческие мерки.

— Ваше высочество, ты пойми, стоит нам войти в настоящий боевой транс, бескровно уже не выйдем, — смущенно пояснял Светлячок, оказавшийся на самом деле миролюбивым и весьма общительным симпатягой. — И крови потребуется очень много. Представь, мой принц, как велика наша жажда, если мы лет десять, пока живем в Гардарунте, не принимали истинный облик и ни разу по-настоящему не утолили голод! Так, слегка отводим душу в войнах Роберта, но без перевоплощения, и этого хватает только на то, чтобы нас совсем не переклинило.

— Как же вы умудрялись за столько лет ни разу не сорваться? — удивилась я.

— Высочайшее мастерство красного мага — в способности сдерживать жажду. Только так можно подчинить силу и сохранить разум, ведь не мы существуем для магии, а она — для нас.

Жаль, что матушка не слышала эти слова. Иначе бы не обрекла меня на жизнь ради магии. Причем чужой. Огненной.

— Ты только подумай, мой принц, — продолжал Светлячок, — что случится, если аринты дадут волю силе и впадут в воинское безумие? Глуп тот, кто назвал его священным. Мой учитель за двести лет не обнажил боевого клинка и не пролил ни капли человеческой крови, и он считается величайшим из живущих мастеров. Его мощь и искусство так возросли, что он способен взглядом выпустить кровь из врага, не нанеся ни одной раны железом.

— Откуда же ты знаешь его способности, если он не пролил ни капли крови?

— Так я же говорил о человеческой, — расплылся в улыбке барон. — А наши враги — не люди.

Именно из-за частого присутствия королевских любимцев в моих комнатах, из-за наших бесед, длившихся далеко за полночь, и укрепились при дворе слухи о дурных наклонностях наследника. Яблочко от яблони, мол…

Каких только пороков мне тогда не приписали злые языки: и совращение сестер, и любовь к отцовским фаворитам, и распутство с северным принцем. Со всеми сразу и по отдельности.

Теперь ты знаешь, Дигеро, что все это гнусная ложь.

Я в своем горном гнезде росла в одиночестве и не привыкла к такому столпотворению вокруг, да и возрастал риск разоблачения, если за тобой непрерывно наблюдает десяток пар глаз, пусть вполне дружеских, а развязные фавориты норовят посетить туалетную комнату как раз в тот момент, когда и тебе приспичило.

Замечала я и стиснутые кулаки Дигеро, и его брезгливо искривленные губы, когда Светлячок в отсутствие моего наставника начинал зарываться, подсаживаясь ближе и якобы случайно касаясь плеча, или торопился подать мне кубок с питьем, непременно дотрагиваясь до моих пальцев. Делать ледяную морду я уже научилась, но фаворитов ничего не смущало.

— Привыкайте к светской жизни, ваше высочество, учитесь сами ставить на место тех, кто зарвался, на ваш взгляд, — уклонялся Рагар от моих просьб перевести якобы охраняемых им аринтов куда-нибудь подальше, и я заподозрила, что на самом деле мой наставник включил Светлячка в число моей охраны.

В конце концов, от их присутствия была и польза: аринты, во-первых, спасали меня от Рамасхи, а во-вторых, стали ценным источником сведений о дворцовых интригах и жизни королевства.