Изнанка неба - Лайл Гэвин. Страница 18

К этому времени я начал нервничать. Груз уже был на борту самолета, но ничего вразумительного по этому поводу никто сказать не мог. Мне давно пора поднимать свою старушку в воздух. Я чертыхнулся и открыл дверь.

За столом я увидел Миклоса. Он немного подался вперед и уронил голову перед собой. Сначала мне показалось, что агент пьян, но в комнате среди сигаретного дыма и затхлого аромата пыли появился новый запах. Это был запах войны, запах пороховых газов.

Что-то попало мне под ногу. Я наклонил голову и смог насчитать пять небольших блестящих, медных цилиндров. Это были гильзы 22 калибра. Я осторожно вернулся к входной двери; мне хотелось позвать полицию, но так же не мешало бы найти таможенные декларации на этот груз. Я запер дверь, вернулся в кабинет и очень аккуратно приподнял со стола руку и голову Миклоса.

В рубашке на его груди можно было заметить пять небольших, аккуратных дырочек, которые можно было закрыть ладонью одной руки. В двух из них показалась кровь, и на одной из складок рубашки ее капли пересеклись крестообразным символом. Так же аккуратно я уложил его на место.

На столе валялась масса бумаг, но очевидно его эта путаница устраивала. Неизменный атрибут этой конторы – бутылка анисовой водки стояла на видном месте с двумя крошечными рюмками, на дне которых был небольшой осадок. Верхний правый ящик был приоткрыт. Обернув руку платком, я его выдвинул полностью. Беретта все еще была там. Мне почему-то захотелось понюхать ствол его пистолета, хотя заранее было известно, что из него не стреляли. Скорее всего Миклос вспомнил о нем в последнюю секунду, но даже не успел выдвинуть ящик. Кто-то не спеша продырявил его грудь, кучно положив все пули в воображаемое "яблочко". Миклос упал лицом на кучу бумаг и умер.

Часть документов свалилась на пол. Я порылся среди них носком ботинка и обратил внимание на длинный белый конверт, из которого торчал лист бумаги очень напоминавший декларацию груза.

Я осторожно поднял его и заглянул внутрь. Там оказались накладные и таможенные документы, на всех бумагах стояло слово "Триполи". Для меня этого было достаточно и конверт с сопроводительными документами перекочевал в нагрудный карман моей рубашки.

Для честного человека я и так слишком долго задержался в этом кабинете: мисс кудряшка уже могла вернуться из парикмахерской, а полицейские после перерыва для подкрепления сил в ближайшей таверне могли снова приступить к выполнению своих обязанностей. Мне уже следовало быть подальше от этого места и как можно быстрее.

Я обошел стол, чтобы вернуть пистолет на место, но передумал и забрал из ящика коробку с патронами. Потом мне пришлось потратить несколько секунд, чтобы распихать все по карманам, прикрыть ящик и направиться к выходу. На пороге двери я обернулся. Последний раз Миклос чувствовал себя не в своей тарелке. Он был похож на мелкого жулика в заштатной конторе. Не прирожденный джентльмен, но уж конечно эти пять пуль в свою грудь он тоже не заслужил. Я кивнул ему на прощанье и на цыпочках отправился восвояси, не забывая по дороге вытирать дверные ручки носовым платком.

12

В аэропорту я предъявил декларацию и повел сотрудника таможни проверить груз. Он мельком бросил взгляд на пломбы и подписал документы. Затем я потащил Роджерса с Юсуфом в таможню, оформил на нас разрешение на вылет и уже почти бегом вернулся к самолету.

Моя поспешность только позабавила второго пилота. В его представлении я был хладнокровным типом с сомнительной репутацией бывшего контрабандиста оружием, но он не подозревал о том, с чем мне пришлось столкнуться сегодня утром. Да и я не стал просвещать своего напарника на эту тему. Ему будет легче сохранить невинный вид, если не отягощать его совесть лишней информацией.

Я указал Юсуфу на кресло и приказал готовиться к взлету. Тот смерил меня понимающим взглядом и с ухмылкой стал застегивать ремни. В этот момент из-под его левой руки показалась рукоятка пистолета. Это меня совсем не удивило: последнее время их носили все кому не лень. Даже я обзавелся береттой, но в данный момент она спокойно лежала под кипой справочников и инструкций за моей спиной.

Без пяти одиннадцать наша "Дакота "вырулила на взлетную полосу, а через несколько минут мы уже были за пределами трехмильной зоны и могли не откликаться на запросы по радио. Я проложил курс, который первые сто миль вел прямо на юг, а затем как раз между Критом и Пелопонесским полуостровом сворачивал на юго-запад. Зная мое отношение к полетам над открытым морем, Роджерс мог подумать, что мои мозги изрядно подпортили термиты, но ему было отлично известно о бесполезности всяких споров по поводу моего решения. А мне было лучше держаться подальше от территориальных вод. Конечно Миклос был не такой дурак, чтобы оставить у себя какие-нибудь документы, связывавшие мое имя с этим грузом, но я не стал бы рисковать своей свободой ради выяснения этой истины.

Через три четверти часа мы сделали поворот, Роджерс включил автопилот и стал сверяться с радиокомпасом. После некоторых расчетов, он сделал необходимые поправки к нашему курсу, а затем повернулся ко мне.

– Джек, ты так и не сказал, что тебя заставило взяться за этот груз.

– Деньги.

– Ты получил их?

– Нет.

Мой напарник посмотрел на приборы, а затем уставился в ветровое стекло.

– Конечно, это только предположение, – задумчиво пробормотал он, – но ты ведь еще не совсем спятил?

– Когда мы вернемся в Берн, я обязательно покажусь психиатру.

– Я имел в виду, что тебе сначала придется увидеться с Хаузером.

– С этим проблем не будет.

Возможно мои ответ прозвучал для него убедительно, но мне было прекрасно известно, что единственной вещью, которая могла бы убедить Хаузера, был чек Миклоса, а он вряд ли отправил его по почте. Но мой шеф был пока далеко.

Время и морская гладь под крылом самолета неспешно тянулись своим чередом. Средиземное море – не самое худшее место для полетов, а идеального места для нашей транспортной авиации вообще не существует. Ветер здесь по большей части не очень сильный, но время от времени без всякого предупреждения может разразиться настоящий шторм.

Сегодня море было спокойным и его глянцевые волны лениво плескались в шести тысячах футов под нами. Где-то в глубине моего сознания сохранился глянцевый и спокойный образ мисс Браун, но все это, включая Афины, теперь казалось каким-то призрачным, словно обаятельные персонажи полузабытого фильма. У профессиональных пилотов такое случается сплошь и рядом, и мир там внизу становится для них всего лишь коротким эпизодом в их жизни. У кого-то этот момент наступает раньше, и тогда, вероятно, они умудряются натворить в той, почти нереальной жизни уйму глупостей и только затем понимают, что умение летать не делает их богами.

В этом мире это ново, и может случиться с любой птичкой, поскольку есть кошки.

Еще через час нам попалась пара реактивных истребителей Шестого флота Соединенных Штатов. Они повели себя так, словно мы были новым секретным оружием Москвы. Наконец, им стало понятно, что это не так. Летчики показали, как великолепно они умеют летать вверх брюхом, а я даже не покачал в знак одобрения крыльями и объявил обед. Овощные консервы, хлеб, сыр и термос кофе.

Юсуф даже не захватил с собой еды. Через некоторое время он притащился в кабину, встал за нашей спиной и стал пялить глаза на нашу нехитрую снедь. У меня не было желания ни развлекать его беседой, ни предлагать разделить нашу трапезу. Если на то пошло, то пусть хоть пистолет свой сломает. А если захочет качать права, то я его ему в глотку запихаю. Парень немного помялся и ушел.

За три сотни миль от Триполи мы приняли сигналы радиомаяка с Мальты и удостоверились, что мы более-менее придерживаемся выбранного курса.

Я взял управление на себя, немного приоткрыл жалюзи охлаждения двигателя, переключил подачу топлива на другой бак, немного поиграл с триммерами и затем снова включил автопилот. Пора было брать ситуацию в свои руки. Как раз наступило время переговорить с нашим другом Юсуфом.