Печати Мирана (СИ) - Макушева Магда. Страница 63

А самым печальным было то, что зрение ко мне так полностью и не вернулось. Правда, теперь перед глазами хотя бы была не беспроглядная темнота. Я реагировала на свет, могла кое-как различать цвета, видела мутные очертания предметов, однако они все равно были в расфокусе.

Как объяснил мне находившейся рядом миранец, медикам пришлось активировать регенерационный турборежим, который привел мой организм в относительную норму. То есть все последствия контузии были устранены, моему здоровью уже ничего не угрожало. Но восстановление зрения требовало более тонких настроек и длительной реабилитации, которой в данных обстоятельствах решили пока пожертвовать.

Почему так? А тут меня ждала еще более шокирующая новость: у одного из эвакуированных со спутника выявили признаки верданской лихорадки. Поэтому медцентр опечатали, а нас закрыли внутри на непонятно какой срок. Вот же задница...

Я прекрасно знала о том, что такое верданская лихорадка. Этот недуг был не так распространен в нашей системе, однако, дальние колонии Земли сталкивались с ним неоднократно из-за близости планеты Вердан, на которой болезнь и появилась, и пока никак не могли до конца ее искоренить. Мне еще перед началом службы был введен блокиратор, вырабатывающий устойчивость к болезни, так как, став частью объединенных космических сил Земли, я вполне могла отправиться служить и в соседнюю систему. Вероятность того, что я подхвачу эту жуткую заразу, по моему мнению, была почти равна нулю. Меня больше беспокоило то, что я пока временно осталась частично слепой. Но, как сказал мне Микел, медики опасались, что из-за контузии и травм мой организм мог быть достаточно ослаблен, чтобы заболеть, так как инфицированный миранец был со мной в непосредственном контакте. Да, тот самый странный мужчина, который казался мне почему-то знакомым. Мне, кстати, так и не сообщили, как его зовут.

Угораздило же меня...

Наличие Микела рядом нервировало. Я ощущала себя больной и жалкой и в последнюю очередь хотела, чтобы хоть кто-то видел меня именно такой.

А ученый вел себя со мной как заправская наседка, чем вызывал то приливы благодарности, то ввергал попеременно то в уныние, то в бешенство.

Я расправила медицинскую робу, в которую меня нарядили, и попыталась поставить контейнер на стоявшую у кушетки поверхность. Вслепую это получилось не с первого раза, и миранцу снова пришлось мне помогать.

- Что вы со мной возитесь? - не выдержала я, - я понимаю, что мы с вами здесь застряли, но не нужно следить за каждым моим движением и рваться помогать мне, без особой на то необходимости.

- Я обещал, - отрезал ученый, помогая мне вернуться в лежачее положение. Захотелось огреть его чем-нибудь, а потом зачем-то обнять. Потому что стало невыносимо стыдно за то, что я не могу просто быть немного благодарной, ведь Микел возиться со мной вовсе не обязан. Он сам, как миранец мне поведал, вызвался следить за моим состоянием, раз уж был закрыт вместе со мной, не прибегая к помощи роботов или медицинского персонала.

На глаза накатили слезы. О, космос, почему этот гребаный заказ привел к такому чудовищному финалу. Я на ненавистной планете, среди расы, о которой даже не хотела вспоминать. Моя команда пострадала, мой катер уничтожен, я, вашу планету, временно превратилась в беспомощное существо, которое даже в санитарный отсек...

А этот миранец с этой его заботой, от которой мне то лучше, то еще хуже. Не физически, а морально и эмоционально. Даже.... энергетически.

Я вздохнула и отвернулась от ученого, устало прикрыв глаза.

- Спасибо, - сказала негромко, выпуская слова через сжатые зубы. Нужно собраться с духом и прийти в себя. Что с тобой такое, Мария Перес? Что ты так расклеилась? Где твой боевой настрой?

Травмы меня никогда не пугали. И аварии. И космические бои. Просто всего случилось слишком много в такой короткий промежуток времени, что сил собрать себя воедино просто не было.

- Я буду ухаживать за вами, пока вы не поправитесь, - запальчиво сообщил миранец.

Эти слова заставили развернуться и посмотреть на мужчину снова.

К сожалению, я видела лишь его силуэт, поэтому ни выражение лица, ни глаз рассмотреть не имела возможности. А в таких разговорах, конечно, хотелось не только слышать голос собеседника, но и видеть его реакцию на собственные слова. Иногда лицо и глаза выдают гораздо большее, чем озвученное вслух.

Я покачала головой и даже слегка улыбнулась. Впервые сталкиваюсь с таким упорством в попытках остаться рядом со мной даже тогда, когда я почти прямым текстом отвергаю эту помощь.

Стало даже любопытно, что же он такого во мне увидел? Ему меня жаль? Или.... подождите, он.... Я его почему-то привлекаю? Даже сейчас?

Только этого мне....

- Думаю, с этим справятся медики, - отозвалась я раздраженно и устало - потому что я до сих пор так и не услышала от вас причину того, почему вы так настойчиво остаетесь рядом со мной. Ну, помимо того, что мы с вами заперты здесь вдвоем из-за карантина.

- Вы так ненавидите мою расу, капитан Перес? - голос ученого стал ниже и гуще. В нем появилась нотки какой-то горькой безысходности.

Неожиданный вопрос заставал меня врасплох.

- Я не ненавижу вашу расу, Микел, - сообщила я честно, - но считаю, что ничего хорошего взаимодействие с ней не приносит. Во всяком случае, мне.

- Не нужно мерить всех одним парсеком, Мария, - отозвался мужчина.

- Вы когда-нибудь в своей жизни сталкивались с предательством? - неожиданно спросила я, сама не ожидая от себя перехода на личные темы.

- Сталкивался, - согласился со мной миранец, - от самых близких мне существ. Поверьте, я знаю, что это такое.

- Кто это был? - не удержалась я. Твою мать, не нужно тебе, Мария, налаживать с ним еще более доверительный контакт.

Но мы долгие часы были здесь только вдвоем. Он помогал мне найти санитарный отек. В общем, откровенность была, наверное, даже почти уместна.

- Родители, - услышала я голос Микела, - после того, как стало понятно, что моя энергия имеет изъян, мешающий войти в тройку. Я уже рассказывал вам, что ношу на планете статус “беспечатника”.

- Вы же были ребенком, - ошеломленно констатировала я.

- Мне было десять, - подтвердил ученый, - и мои родители решили, что такой сын им не нужен. Отказались от меня и отдали на воспитание в дом сирот. Раньше это было разрешено на Миране. Сейчас законы... более суровы по отношению к родителям в таких случаях.

- Отказались, - повторила я тихо. Стало жаль мужчину, который в раннем возрасте столкнулся с подобной несправедливостью. Я прекрасно понимала его, ведь сама была сиротой, выросшей в похожем учреждении. Но мои родители погибли почти сразу после моего рождения, а его... Просто отказались, потому что он оказался не таким, как они рассчитывали.

- Я давно их простил, - сообщил Микел. Мне показалось, что он в этот момент грустно улыбнулся. Разумеется, видеть этого я не могла, скорее... почувствовала.

- Мне жаль... - проговорила я, не зная, как закончить этот разговор, который неожиданно стал слишком личным.

“А я не простила тех, кто меня предал” - закончила я про себя, - “и это до сих пор меня мучает”.

И сама испугалась собственных мыслей.

- Не стоит... - отмахнулся от меня мужчина, - так что я прекрасно понимаю то, что вы пытаетесь до меня донести - сообщил ученый - прощать или нет, ваше личное право. Но не стоит судить всех миранцев лишь по нескольким, которые когда-то обманули ваше доверие. Мы все разные, капитан Перес. И я могу клятвенно заверить вас, что никогда не причиню вам боли, если вы хоть немного смягчитесь по отношению ко мне.

В этот момент появилось ощущение того, что меня обнажили, распотрошили и еще сильнее ослабили. Моя личная история, пронесенная через годы, вдруг перестала быть личной. А то, что я никому никогда не рассказывала, было озвучено кем-то еще.

Что же... Микел не дурак. Вспоминая наш разговор на катере, он мог прекрасно прийти к правильным выводам.