Римский сад - Латтанци Антонелла. Страница 17

У нее всегда кружилась голова, когда он смотрел на нее так, словно становился воплощением желания. И всегда желал только ее. Смотри на меня. Всегда смотри на меня вот так. (Как она могла подглядывать за тем незнакомым мужчиной? Ее место здесь, всегда было и всегда будет.) Они поцеловались. Он коснулся ее шеи, груди под майкой, живота, провел рукой по ее трусикам. Она вздохнула, прижалась к нему всем телом, почувствовала, как его твердый член прижимается к ней, еще вздохнула и издала легкий стон. Как я скучала по тебе. Она провела рукой по его груди, по животу, ниже. Ощутила его снова, ярче. Их дыхание стало глубже, прерывистей.

Она стянула с него трусы и почувствовала, как закружилась голова. Массимо лежал рядом — вот оно, его прекрасное тело. Он снова посмотрел на нее так. У нее перехватило дыхание Он целовал ее шею, грудь, ниже, ниже, она дышала все быстрее и быстрее, и она знала, она ждала, и он целовал ее все сильнее и сильнее, в живот, ниже. Она ловила ртом воздух, он стянул с нее трусики, прижался губами к ее коже, она что-то сказала, но не знала — что. Он прижался губами к ней, оказавшись в ней, под трусиками, замер так, губы на ее коже, и все стало восхитительным.

16

В ту ночь, закончив заниматься любовью, они говорили так, как не разговаривали долгое время. Франческа снова рассказала ему о пожарах и объяснила, в каком состоянии нашла кота.

— Что, если здесь действительно поселился какой-то злодей? Кто-то… сумасшедший?

Массимо улыбнулся ей и крепко обнял.

— Ну что ты такое говоришь, любимая, тут не происходит ничего странного. Это прекрасное место, где живут замечательные люди. И ты это знаешь, — он сжал ее еще крепче (слишком сильно? — нет). — Я уже говорил, Фра, тебе следует больше с ними общаться, проводить с ними время. Они примут тебя в свой круг. Просто дай им этот шанс. Нельзя все время быть одной.

И в глубине души она знала, что он прав. («Но как такое может быть? — спросил дом. — Разве он не говорил, что они навязчивы?» Мы уже обсуждали, это было давно, когда он еще не был с ними знаком, сказала она. «А скажи, пожалуйста, когда он с ними познакомился, если у него нет времени даже на тебя, на твоих дочерей? Когда, а? Он когда-нибудь говорил, что общался с ними? А если общался, то почему тебе не рассказал?» Заткнись, ответила она.) Внезапно из ее головы стерлись воспоминания о том, какими враждебными казались ей жильцы на собрании, какими сплоченными они выглядели. В их поведении не было ничего странного, ведь они друзья; а ей просто хотелось, чтобы ее успокоил муж (и с каждым часом в ее голове сгущались ужасные мысли, мысли, в которых она никогда не признается даже самой себе; но теперь они исчезли, их прогнал теплый любимый голос). Она заснула спокойно, полная надежды.

Утро выдалось сонным и мирным. Она услышала шум воды в ванной. Бесшумно вошла. В воздухе висел пар, сладкое тепло, от которого захотелось раздеться, принять душ и больше ни о чем не думать. Она отдернула занавеску. Массимо стоял к ней спиной, обнаженный.

Она вспомнила прошлую ночь. И снова ощутила себя той Франческой, какой родилась на этот свет: безмятежной, счастливой, уверенной в себе. Она прикоснулась к мужу. Кожа Массимо была теплой, упругой и влажной — она хорошо знала эти ощущения; по ее ладони побежали струйки прирученного дождя.

Муж повернулся к ней. Улыбнулся. Это он, он, которого она всегда знала. Массимо. Он взял ее за руку. Он останется, он никуда не уйдет.

17

Но любовь — не та сила, что способна преодолеть любые препятствия. Любовь может ошибаться, быть эгоистичной, ее может стереть плохой сон или внезапная побудка от нежданного утреннего звонка, она может рушиться или тонуть, но то и дело возвращается. Иногда она судорожно ловит ртом последний глоток воздуха. Любовь просто есть, и тогда ты забываешь, где ты, будто теряешь память, пусть и на мгновение. Любовь — это перчатка, тесно обтягивающая кожу, и дыхание, которое теряется в тысячах происходящих вокруг мелочей, в существующих радом людях, в стискивающих тебя мыслях. Это не плохо и не хорошо. Любовь — это не то же самое, что правда. Это всего лишь правдоподобная гипотеза.

Шли дни (сколько дней? — она не знала), и воспоминания о вечере, когда они занимались любовью с Массимо, сначала радовали ее, потом стали мучить, затем померкли и, наконец, исчезли. Вскоре муж опять отстранился и занялся работой. Возвращался домой всегда уставшим. Или возбужденным — ему столько нужно было изучить или написать; а потом он засыпал за книгами или за компьютером. Они больше не прикасались друг к другу в постели.

Знаешь, почему человека в одиночестве одолевает страх?

Однажды днем к ее двери с застенчивой улыбкой подошла Микела Нобиле. Франческа впустила ее. В квартире царил беспорядок. Как-то не находилось времени прибраться.

— Здравствуй, Микела, — Франческа постаралась улыбнуться гостье так, чтобы не казаться расстроенной и подавленной, чтобы выглядеть нормальным человеком.

«Какая ты красивая», — подумала она. Микела стояла у двери, у нее были длинные, очень блестящие и пушистые светлые волосы, платье в цветочек, подчеркивавшее ее животик — он довольно быстро вырос, заметила Франческа, — ее глаза сверкали, а кожа сияла. Красивая молодая женщина — ей, наверное, нет и тридцати — всем своим видом излучала безмятежность.

— Мы с остальными жильцами думаем разбить общий огород во внутреннем дворе, — сказала Микела, и эти слова о счастливом мире, населенном счастливыми людьми, который простирался за дверью квартиры Франчески, доходили до нее как из другого измерения. — Собираем голоса. Что думаешь? — И порыв ветра, неизвестно откуда взявшийся, заставил платье будущей матери затрепетать. У нее оказались идеальные ноги, совсем не испорченные беременностью; она казалась такой очаровательной, такой чувственной.

— Проходи в гостиную, — предложила Франческа, любуясь гостьей.

— Хорошо, но я только на минутку. — зазвенел в ответ голое Микелы, — муж ждет меня обедать. — она улыбнулась.

— Садись. Всего минутка.

Микела последовала за Франческой и села на диван.

Для тебя все станет только лучше, подумала Франческа, глядя на нее. Ты сияешь. И неизвестно, о чем думаешь, когда смотришь на меня, может — бедная женщина, с ней покончено. Не смотри на меня.

Итак, этот огород. Расскажи подробнее, — Франческа все еще не могла отвести от гостьи глаз. Микела сложила руки под грудью. Я тоже когда-то была такой, как ты, меня тоже ждал муж, и обещание светлого будущего росло в моем животе.

— Ничего особенного… Как я говорила, мы подумываем устроить общий огородик. Как ты на это смотришь?

Раньше я тоже была счастлива, у меня были планы, чудесные причины вставать по утрам. Как у тебя.

— Что планируете посадить? — спросила Франческа твердым, ровным голосом.

— Мы подумали, — начала Микела; теперь она, должно быть, заметила, что Франческа смотрит на нее, и поменяла позу на более закрытую, — что можно начать с чего-то вроде базилика, спаржи, свеклы, кабачков…

— Кабачки сажают в июле, — серьезно сказала Франческа. — Спаржа — непростое растение, нужно отвести ей целый участок, специально подготовить его, особенно если хотите посадить ее сейчас. Требует много места. Не советую.

Ты все еще занимаешься любовью со своим мужем, верно? Так, да? Видно по тому, как ты улыбаешься.

— Хорошо, я запомню. Что скажешь насчет моркови и салата?

— Отлично. Самое подходящее время, — Массимо больше не смотрит на меня. Больше не прикасается ко мне. — О чем еще вы думали?

— Цветная капуста… — сказала она. — Репа.

— Нет, — возразила Франческа, — сейчас не подходящий месяц сажать репу.

Хорошо… Ты-то, конечно, все знаешь! — Микела сказала это слишком громко.

Я знаю, потому что мой муж научил меня этому, а чему научил тебя твой? Ты целыми днями фантазируешь о своем животе, а он тебя обнимает, верно? И говорит все, что ты хочешь слышать.