Дипломатия Волков - Лайл Холли. Страница 21

Тягостное предчувствие слепо нащупывающего ее зла, так досаждавшее Кейт в конце вчерашнего приема, откровенно говоря, стало только сильнее. Зло источал буквально весь город. Но теперь эмоции ее были притуплены, напряжение, вызванное потребностью в Трансформации, отступило, и Кейт удавалось загонять свои ощущения в дальний закоулок рассудка. Хорошо насытившись перед выходом из посольства, она хотела только одного — спать; неизбежная усталость, которая всегда наваливалась на нее после Превращения, не выпускала девушку из своей безжалостной хватки. Однако она была вынуждена бодрствовать; более того, ей следовало выглядеть очаровательной именно сейчас, когда самым огромным ее желанием было разорвать глотки этим лживым сукиным детям. Доктииракам, окружавшим ее.

Параглез Бранард Доктиирак, короткий и жирный, с намасленными волосами, заплетенными в длинные, похожие на веревки косички, остановился рядом с Кейт у края балкона и беззастенчиво пытался заглянуть за корсаж. Она сдержала раздражение… как-никак ее присутствие на церемонии, и откровенное платье, и общение с двуличными, лживыми предателями имели своей целью сгладить всякое подозрение, дать Семье время устроить подходящую месть. И все же параглеза трудно было назвать иначе, нежели мерзкой жабой, — получи Кейт возможность хорошенько стукнуть его, не вызвав этим печальных последствий, она, конечно, сделала бы это.

— Очаровательная девушка, — обратился он к ней с улыбкой, — кажется, ваше имя Кеитяринна, не так ли? Дочь Стрейкана Галвея, если я не ошибаюсь?

Кейт оставалось только надеяться, что она действительно выглядит польщенной его вниманием.

— Вы правы, — согласилась она, — однако меня удивляет уже то, что мое имя знакомо вам. Я еще слишком неопытный дипломат, чтобы моя Семья рискнула обратить ваше внимание на меня.

— И чересчур прекрасное создание, чтобы не приковать к себе мой взгляд. — Губы его расползлись в истинно жабьей улыбке. — Должен признаться, я услышал ваше имя, не зная о вашей дипломатической должности. Я заметил вас вчера у себя на приеме, оценил несомненную красоту и попросил одного из своих людей выяснить, кто вы, чтобы попробовать завязать знакомство.

Улыбка исчезла с его лица, параглез качнул головой и потупил глаза.

— К несчастью, прежде чем я успел отыскать общего знакомого, который мог бы представить нас, меня позвали к ложу дорогого кузена, сраженного внезапной болезнью…

— Идрогара Пендата? Я слышала, он вчера скончался.

— Увы, это правда. Смерть явилась к нему внезапно — этот крепкий человек находился в самом расцвете сил и, несмотря на болезнь, не осознавал, насколько близок к кончине. Мой лекапевт утверждает, что бедный Идрогар страдал сердечной слабостью и вчерашняя жара и сырость оказались чрезмерными для него.

— Скорблю вместе с вами в час вашей утраты, и примет Лодан с приязнью дух вашего кузена, — ответила Кейт.

Официальная формула. Тем не менее она сумела произнести ее, как если бы и вправду думала так. К собственному удивлению, девушка обнаружила, что ей нравится разговор — не беседа с параглезом, внушавшим ей отвращение, а знание истины, укрытой за его ложью; ей было приятно изображать неведение, играть роль, позволяющую обмануть мерзкого типа. В отличие от игры всей ее жизни игру в обман она разделяла со всеми окружающими. Каждый, кто находился сейчас наверху этой башни, что-нибудь да изображал. Ну, кроме разве что Типпы, но та была дурой, хоть и милой.

Разговор с параглезом явился для Кейт откровением. Создание Кейт несуществующей — вечный обман, делавший греховным все ее существование, — теперь служил некой цели. Годы лжи научили ее играть свою роль, а актерство и есть часть дипломатии, которая поможет ей послужить Семье и прославить имя Галвеев.

Параглез улыбнулся снова, на сей раз с печалью.

— Вы столь же любезны, как и прекрасны. И тем более печалит меня то, что, возвратившись к своим гостям, я уже не нашел вас.

Она кивнула, не преминув выразить свое огорчение.

— Весьма сожалею, однако у меня не было выбора. Несколько ваших гостей — как вы уже, вне сомнения, слышали — приставали к моей кузине Типпе. Я присутствовала на приеме как ее компаньонка, и поэтому мне не оставалось ничего иного, как отвезти ее домой.

Она заметила потрясение в глазах параглеза, промелькнувшее и немедленно исчезнувшее за очередной масленой улыбкой.

— Эти три гостя задержаны и сейчас находятся в нашем распоряжении. Гиру-налле злоумышляют против Семей не первый год; на сей раз, однако, они проявили неосторожность и попались. Все трое так называемых принцев будут сегодня казнены в качестве одного из увеселений. Оскорбление, нанесенное вашей кузине — моей будущей дочери, — попросту нестерпимо.

Поглядев на Кейт долгим задумчивым взглядом, он добавил:

— Но я не знал, что именно вы отвозили ее домой. Эти люди, когда мы их… э, расспрашивали… рассказали, что от нашей дорогой Типпы их отогнала истинная Галичь в образе женщины, хотя ни я, ни все прочие, кто был на приеме, не помнят, чтобы на нем присутствовала такая особа. Да и теперь я не вижу в вас никакого сходства с Галичь.

Именем этим звалась одна из пяти фурий, богинь более древних, чем Иберанская вера; клыкастая, покрытая синей кожей, Галичь извергала из своих рубиновых глаз пламя, пожиравшее ее врагов. Мифы Иберы уподобляли ее чуме в женском обличье, истреблявшей все, чем она была недовольна.

— Ну, я не стала бы сравнивать себя с Галичь, — ответила Кейт, — хотя, признаюсь, характер у меня есть.

Параглез поднял бровь, тень улыбки мелькнула на его губах.

— Вполне очевидно, — вымолвил он.

Уделив ей еще пару минут, он откланялся, сказав, что должен побеседовать и с другими гостями.

Кейт с интересом следила за ним: мускусный запах похоти, исходивший от него во время разговора, сразу исчез, когда он обнаружил, что девушка в одиночку прогнала трех принцев, оставив слабую испарину страха. Интересно. Хотелось бы знать, что видели эти люди и что сказали ему… подобную реакцию вызвать непросто.

Внизу, на площади, показалась уже завершающая часть парада, и крестьяне, занимавшие обе стороны улицы, разразились приветственными воплями. Вперед легким шагом выступила сотня парнисс в пурпурных одеяниях — только парниссы и имели право надевать их в день, следующий за Днем Терамис. Возглавляющие процессию несли на своих плечах носилки, в которых восседала женщина, закутанная в золотую ткань. Новая караиса Халлеса, женщина полей оракула и лотереи, давшая имя новому году, махала ликующим ордам. Невольно заинтересовавшись зрелищем, Кейт перегнулась через балюстраду. Боги всегда выбирали своих караис самым удивительным образом.

Эта женщина казалась крошечной и дряхлой. Возле Кейт кто-то усмехнулся.

— Погоди-ка, вот еще услышишь, как она назвала год.

Кейт обернулась и увидела рядом Калмета Доктиирака, который через неделю должен был стать мужем ее кузины. Явный Балтос — светловолосый, плосколицый и синеглазый как лед, коренастый и невысокий; в такой же мере Кейт, высокая, худощавая, темноглазая и темноволосая, принадлежала к Заитам. Пока еще Калмет не напоминал жабу, однако Кейт угадывала в его лице признаки будущего обличья. Вылитый отец — только молодой. Кейт попыталась представить себя замужем за подобным типом, чтобы скрепить альянс, и внутренне содрогнулась. Слава всем богам, ее ветвь Семьи не обладала статусом, необходимым для заключения подобных браков.

Она улыбнулась.

— Мы уже почти одна Семья. И ты ведь не заставишь меня ждать?

Он подмигнул.

— Пожалуй, меня можно уговорить… за один маленький поцелуй. Учитывая то, что мы уже почти одна Семья.

Что отец, что сын. Вторая Кейт, смертельно опасная, шевельнулась в своем сне, мечтая о гибели тех мужчин, которые этого заслуживают. Однако Кейт, заработавшая место дипломата, шире улыбнулась и молвила в ответ:

— Я бы поцеловала тебя без всяких причин. По-моему, кузине здорово повезло.

Она прильнула к нему и одарила коротким и страстным поцелуем в губы.