Дипломатия Волков - Лайл Холли. Страница 70
Робкий стук в дверь разбудил Кейт, проведшую всю ночь в одиночестве.
— Входи, — сказала она, зевая и потягиваясь.
Несмотря на напряженность, вызванную необходимостью в Трансформации, чувствовала она себя хорошо. Сердце покинула тяжесть, появилась надежда, то, что будущее окажется лучше прошлого. Даня — Мать Возрожденного.
Кейт улыбнулась Ррру-иф, когда та возникла в двери.
— Что поручишь мне сегодня? Есть какая-нибудь стирка, или, быть может, в каюте что-то не устраивает тебя?
Кейт ухмыльнулась.
— Может быть, ты займешься сегодня более приятным делом. Не хочешь ли побыть с Джейти?
Ррру-иф покачала головой.
— Перри Ворона заметил острова, о которых ты говорила, и пока наверху не удостоверятся, что мы не наскочим на риф, Джейти будет трудиться на палубе.
Перри Ворона, весьма общительный мореход, по-настоящему звался Перимусом Ахерном, любил высоту и остротой зрения не уступал Кейт. За трапезами он рассказывал удивительные истории о своей прежней жизни — до «Кречета»; тогда он был в Калимекке адвокатом и занимался кражами патентов городских изобретателей. Последнее дело завершилось ошибкой: он доказал правоту истинного изобретателя, обвинившего одного из младших членов знатной Семьи (однако фамилии ее он так и не назвал) в краже своей идеи.
Уже на следующее утро Перри с огорчением обнаружил, что вынужден изменить сразу и место жительства, и род занятий. Впрочем, он сказал, что с тех пор полюбил море, и в итоге эта «судебная» история обернулась удачей.
— А я рада, что скоро вновь увижу сушу, — призналась Кейт. — Море успело надоесть мне.
В улыбке Ррру-иф промелькнула язвительность.
— На корабле бывает тесно, даже если ты проводишь на нем немного времени. А представь себе, что тебе приходится плавать всю жизнь!
Кейт попыталась представить себе целую жизнь, проведенную в построенном из дерева мирке, окруженном со всех сторон лишь воздухом и водой.
— Даже помыслить не могу, — покачала она головой. — Однако, наверное, ты проводишь на корабле только часть своей жизни?
Ррру-иф прищурилась и негромко промолвила:
— Мне и в голову не придет оставить палубу «Кречета». Здесь, на борту, я подвластна одному только капитану Драклесу. Если я покину корабль… в Ибере и на Территориях найдутся люди, готовые накинуть на мою шею веревку.
Кейт передались горечь и обида, проявившиеся в настроении женщины, она с невероятной четкостью ощутила, как изменился запах ее тела, ритм дыхания. В эти минуты чувства Карнеи были обострены близящейся Трансформацией. Наклонившись вперед, Кейт произнесла:
— Просто не могу представить, за что тебе выпала такая участь. Ты ведь хорошая.
Ррру-иф хлопнула в ладоши и ответила:
— Тем не менее по Иберанским законам я осуждена на смерть в любом уголке Иберы.
— Как же так?
— Это не важно.
— Как это не важно, если речь идет о твоей жизни?
Ррру-иф рассмеялась — резко, сердито.
— Жизнь моя нужна лишь мне самой. Ну, еще, быть может, Джейти. Но только не тебе… ты же из Семьи.
Кейт помотала головой.
— Больше я не принадлежу к ней. Моя шея — в этом я не сомневаюсь — также ждет веревки.
Ррру-иф вздохнула, и Кейт указала ей на кресло против своей койки.
— Садись, поговорим. Времени у нас как будто достаточно.
Не скрывая нерешительности, Ррру-иф опустилась в кресло и сказала:
— Мой народ жил на горах к юго-востоку от Тарраянта Кевалта, возле озера Джирин в Манаркасе, если по-твоему.
Кейт кивнула. Семейство Галвеев владело землями на Новых Территориях к югу от озера Джирин — одного из тех озер, что возникли в результате Войны Чародеев.
— Я жила там лет до шести, наверное. А может, мне было и меньше. И тут в наш город явились диаги и объявили всех моих земляков своими рабами.
Кейт переспросила:
— Диаги? То есть люди, такие, как… — она уже хотела сказать «я», но в последний миг передумала, — …как капитан? И Джейти?
— Да. У нас были хорошие бойцы, не боявшиеся диаг, но у твоего народа оружие лучше. Почти все наши бойцы погибли. Остались только раненые, старики и дети… и еще немного женщин — беременных тогда и неспособных сражаться. А всех остальных диаги забрали и увели на свои Новые Территории. Сперва мы оказались в Старом Джирине, затем в Бадаеалле, потом в Ванимаре и, наконец, — во всяком случае, я — в Гласмаре. И в каждом месте диаги продавали тех, кого можно было продать. Однако такая маленькая девчонка, как я, никого не интересовала, и лишь в Гласмаре на меня нашелся покупатель.
Голос ее приобрел особую едкость, и Кейт поняла, что Ррру-иф купило отнюдь не семейство, нуждавшееся в компаньонке для своей дочери.
— Меня купил мужчина по имени Тироф Андрата. Еще он купил мою младшую сестру и двух маленьких девочек из нашей деревни. Из нас рассчитывали воспитать наложниц для представителей знати Гласмара, наделенных… экзотическими вкусами. Тироф Андрата открыто торговал живым товаром, дело его процветало; он одновременно наживался и удовлетворял свои низменные потребности. Видишь ли, он сам занимался нашим обучением. Он вообще очень любил маленьких детей, а особенно крохотных девчушек джеррпу.
— Джеррпу?
— Это такие, как я. Ну, как вы называете себя людьми.
Кейт изобразила на лице понимание.
— Итак… он… обучал тебя.
— Обучал. Слишком мягкое слово. — Ррру-иф едва заметно улыбнулась. — Впрочем, да. Обучал он нас регулярно. Мы научились самым различным способам удовлетворять своих будущих хозяев. Багге — так он заставлял нас называть его — особенно нравилось причинять нам боль и унижать нас, он утверждал, что именно это дает высшее удовольствие господину.
Она отвернулась и вновь сузила глаза.
— Мы с сестрой долго прожили у него. Двух наших товарок он продал, как и всех купленных им позже детей. Однако нас держал при себе, пока мы не перестали быть детьми… видишь ли, по его мнению, мы овладели искусством переносить боль и унижение. Он говорил, что не продаст нас, так как мы сильнее детей, которых он сумеет продать подороже, используя на нежном материале новые способы обучения, уже опробованные на нас.
Кейт закрыла глаза и потерла виски. Ей было плохо. Всю свою жизнь она считала естественным существование слуг и рабов и безмолвное присутствие их в коридорах — чтобы принести, унести, убрать в комнате, застелить постель, подать пищу… так и должно быть. Прежде они никогда не имели голосов. Они даже не казались ей по-настоящему реальными.
Теперь она подумала о рабах, принадлежавших ее собственной Семье. Внешне они выглядели иначе, потому что в Ибере в рабстве держали только людей, но не Увечных… тем не менее они оставались рабами. Ей было известно несколько родственничков Галвеев, приобретавших детей-рабов, а потом продававших их, когда те достигали зрелости. Она никогда не задумывалась, зачем вообще нужны эти дети и откуда они берутся, тем более о том, что происходило с ними в итоге. В Семействах не обо всем говорили вслух — в частности, о том, как родственники используют своих рабов.
Поглядев на Ррру-иф, Кейт прикусила губу. Она уже была готова услышать историю со счастливым концом, где Ррру-иф должна была добиться свободы и любви.
— И что было дальше? Как все закончилось?
— Случилось так, что во время «учебы» Багга причинил моей сестре такую боль, которой она уже не выдержала и умерла, — промолвила Ррру-иф бесстрастным голосом. — Я видела, как он убил ее, и отплатила ему тем же. Только сперва помучила, воспользовавшись всеми способами пытки, которые он опробовал на нас за эти годы. Потом я убила его… очень неторопливо. А после забрала детей, которых он готовил к продаже, одела их, выкрала все деньги, что смогла найти в доме Багги, и повела по улицам Гласмара вниз, в гавань. Лишь один капитан согласился взять нас на борт без документов.
Ррру-иф кивнула в сторону кормы.
— Ян Драклес. Он требовал много денег — больше, чем у меня было. Перевозить рабов рискованно — если у тебя нет печати или документов рабовладельца, и, конечно же, никто из нас не сумел бы доказать, что эти дети свободны, тем более что они и в самом деле были рабами. Поэтому я предложила свои услуги бесплатно — пока не отработаю их освобождение. Капитан кого-то нанял, и бумаги изготовили на всех нас — в том числе и на меня. Детей он куда-то отвез, подыскал им семьи, в которых они могли жить свободными. А я обрела собственную семью на корабле. Здесь я нашла и любовь, и свободу от пыток, унижения, боли. И пока нога моя не касается почвы, которой правят Семейства, я могу жить в относительной безопасности.