"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Блэйлок Джеймс. Страница 13

С пронзительными воплями, которые раздались эхом на опушке леса, забыв о своих планах насчет скорого обеда, они пошлепали к берегу, плескаясь и разбрызгивая воду. Увидев их, Профессор Вурцл стремительно понесся по берегу, продираясь через корни и кусты, озабоченный лишь тем, как бы его не заметили тролли.

Обнаружив свое оружие запутавшимся в ветвях дерева, он остановился и в первый момент подумал, а не бросить ли его. Но потом решил все же залезть на дерево и достать его. Во всяком случае, сказал Профессор сам себе, на дереве гораздо безопаснее, чем на земле.

Он влез на нижний сук, исцарапавшись и порвав рубашку. И тут же заметил, что вокруг стоит полнейшая тишина, нарушаемая лишь громким гулом – как будто тысячи воробьев били своими крыльями, а рядом с ними жужжали пчелы. Там, над бурлящей водой, парил воздушный корабль эльфов, который снижался так быстро, что за ним волочились лохмотья облаков, а отстав, поднимались вверх белесыми клочьями.

Корабль вовсе не преследовал троллей, но те, видно, страшно его испугались и удрали в чащу темного леса. На берегу их встретил Ахав, который, яростно лая и рыча, гнался за ними до тех пор, пока они не скрылись в густых зарослях ольхи и тсуги. Ахав еще немного презрительно пофыркал, многозначительно ворча и подпрыгивая, чтобы убедиться, что тролли действительно убежали.

Воздушный корабль с жужжанием летел вдоль реки, не очень быстро – как шел бы человек, который лишь немного торопится. Джонатан, Дули, Профессор, нога которого застряла в развилке дерева, и даже Ахав – все они широко открытыми глазами смотрели на пролетающий мимо корабль.

Он имел цилиндрическую форму, и по бортам у него были расположены ряды квадратных окошечек. И в каждом из них виднелись смеющиеся лица эльфов, которые с таким вниманием уставились на троих людей и собаку, словно те были каким-то чудом. Борта корабля сверкали в лучах послеполуденного солнца, как будто горели, и казались белоснежными, и серебрились, словно расплавленный металл. Вне всякого сомнения, металл этот выплавлялся в Белых Скалах, и там к нему добавляли колдовские чары, ветер, снег и дождь, стекло и драгоценные камни, и все вместе потом варили. По крайней мере, так казалось Джонатану. Да, это было такое зрелище, что еще целую неделю после него можно было бы изумляться. У корабля была пара крыльев, которые выдавались из бортов и по форме напоминали крылья крупной, но тонкой и изящной летучей мыши. Полупрозрачная зеленая носовая часть была, по-видимому, выточена из исполинского изумруда. Внутри нее виднелось еще несколько эльфов, и на макушке у каждого из них сидела остроконечная шапочка; у них были толстые щечки и острые ушки, и они внимательно смотрели сквозь зеленые окна.

В хвостовой части корабля борт был украшен изображением огромного круглого лица с широко распахнутыми глазами, вокруг которого виднелись руны эльфов. По бокам у лица были нарисованы уши, но в целом это больше походило на карикатуру Лунного Человека, который был чем-то взволнован.

– Мой дедушка знает этого человека! – закричал Дули и, недолго думая, бросился в воду вслед за кораблем эльфов, исчезающим за поворотом реки. Он шлепнулся в глубину и молотил руками и ногами до тех пор, пока Джонатан не вытащил его на более мелкое место.

– Мой старый дедушка! – кричал Дули.

– Онтам был? – спросил его Джонатан.

– Нет, его уже давно нет. Но этот человек, изображенный на борту корабля, у которого щеки как будто набиты черешней, прямо как корзинки у желейщиков, – он и мой дедушка были друзьями.

– А, – протянул Джонатан, – значит, твой дедушка Дружил с Луной.

– Держу пари, так оно и было! – воскликнул Дули удивленно. – У дедушки на карманных часах был точь-в-точь такой же рисунок, а эти часы ему подарил один полугном с востока. Это были удивительные часы, господин Сыровар! Клянусь! Вы могли бы остановить их в любой момент…

– И превратиться в жареного цыпленка, – перебил его Джонатан. Они наконец двинулись к берегу, и вода в этом месте доходила им до груди. – Ну, остановил бы, ну и что?

Несмотря на столь легкомысленные интонации, Джонатан совсем не был уверен в том, что с легкостью сделал бы это, – он видел однажды это лицо и не знал, нравилось оно ему или нет, или же он его боялся, или у него просто было слишком развито воображение.

– Вы упадете от удивления, узнав кое-что, – сказал Дули, – но как только вы остановите часы, остановится все вокруг.

– Боже сохрани.

– И тогда вы сможете ходить мимо людей незамеченным, сдвинуть кому-нибудь шапку набок, перевернуть очки и делать все, что душе угодно. Да, сэр. Пирожки вдовы не были в безопасности, когда рядом появлялся дедушка со своими часами – теми самыми, на обратной стороне которых было изображено это лицо.

– Да уж наверное. Держу пари, что он наедался пирожками до отвала, этот твой дедушка. Он, наверное, был прямо пирожковым королем.

– О да. Именно так. Его знали по всей округе. Яблочный пирог и немного желтого сыра. Это его изобретение… Но я не должен был упоминать о сыре.

– Почему же? – спросил Джонатан с некоторым подозрением.

– Ну… сыра он брал совсем немного.

– У кого?

– Ну, у вашего отца. Ведь он тоже был Сыроваром. Вы помните это?

– Весьма смутно, – ответил Джонатан.

Он покривил душой – на самом деле он прекрасно все помнил. Ему не составляло никакого труда закрыть глаза и представить себе картину: он стоит у крыльца и сквозь завесу дождя видит своего отца, выходящего из сыроварни с большим куском сыра из козьего молока, посыпанного солью. Старик Амос Бинг носил широкополую шляпу с острым концом, а на поясе – кожаный мешочек, в котором лежали крошечный кувшинчик слоновой кости, набитый табаком, штук шесть амулетов на счастье и четыре монетки – может быть, с самих Океанских Островов, – на которых были удивительные изображения странных морских рыб. Каждый раз, когда вы смотрели на монетки, на обеих сторонах вы видели разных рыбок. Но как только вы переворачивали монетку, рыбки становились другими. И, словно в удивительном калейдоскопе, эти странные рыбки мерцали и изменялись, когда монетка переворачивалась, – и никогда, никогда больше не появлялись вновь. Отец Джонатана говорил, что каждый раз, когда рыбка исчезает с монетки, она появляется в океане – и тогда становилось ясно, откуда в нем столько удивительных созданий. По крайней мере, так рассказывал бродячий музыкант, который продал монетки Амосу Бингу. После этого открытия Джонатан мог просиживать часами, переворачивая монетки и считая, сколько рыбок он выпустил в океан.

Однажды, когда он развлекался с двумя монетками, в какой-то момент на них вместо рыбок появилось лицо – оно улыбнулось, прищурившись, посмотрело на Джонатана, а затем как будто принялось оглядывать комнату, словно пытаясь понять, где это оно очутилось. Слегка испугавшись, Джонатан смотрел, как лицо подергивалось рябью и колыхалось, словно в жаркой дымке горячего августовского дня. Щеки его все росли, а улыбка становилась все шире и хитрее, пока лицо не стало точь-в-точь таким, какое было изображено на борту воздушного корабля эльфов, – большое, круглое, как луна, оно подмигивало Джонатану, словно их связывал какой-то общий секрет. Затем лицо подернулось рябью, и вместо него неожиданно появилась рыбка, и монеты опять стали такими, какими были до появления лица. После этого Джонатан прекратил набивать океан все новыми и новыми рыбами и играл с монетами довольно редко. Лицо же на них не появлялось больше никогда.

Теперь те самые монетки лежали в кожаном мешочке, привязанном к поясу Джонатана. Кроме них там было еще несколько амулетов на счастье: красные и черные фасолины, которые он купил у другого бродячего музыканта – он шел с востока; по его словам, если эти фасолины посадить, то из них вырастет дом. Но Джонатан никогда не пробовал сделать это, и вообще он уже долго даже не заглядывал в мешочек. Пока все идет удачно, думал он, лучше всего не трогать амулеты и не забавляться с ними.