Поздний развод - Иегошуа Авраам Бен. Страница 21

– Я надеюсь, вы не испугались.

Мне удалось выжать из себя ироничную усмешку. Теперь я оказался окруженным полудюжиной приземистых смуглых гангстеров, приглашавших меня присесть с ними. Разумеется, я не мог вымолвить ни слова, я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание от усталости и волнения, все, на что я способен, это поднять одну руку в некоем подобии салюта и прошептать: «Спасибо». Всем своим видом я говорю – я тороплюсь. Не хватало еще в субботний вечер сидеть с ними и есть баклажаны. И я поворачиваюсь, делаю попытку исчезнуть, замечаю маленькую дверь неподалеку, бросаюсь туда, слева и справа от меня эскорт из членов семьи, за маленькой дверью – свобода, и я рывком открываю ее.

И оказываюсь в маленькой клетушке лицом к лицу со старой ведьмой, восседающей на горшке нагишом в красноватом адском пламени от раскаленной печки. «Покойник», – хрипит она в ужасе; я стою остолбенев, пока заботливые руки слева и справа бережно не выносят меня наружу, доставляя к выходу. Свобода – внизу. Она работает у меня уже год, а я только сейчас разглядел, какие у нее изящные ноги – грациозные и прямые, впрочем, это и не удивительно, поскольку она всегда прятала их под столом.

Сейчас мы стоим на темной улице. Стоим и молчим.

– Я вижу, что вы и на самом деле испугались… – У нее хватило такта сдержать смешок. – Признайтесь, что я права.

Я стою в темноте и чувствую себя одиноким и несчастным.

– Мне очень жаль… ведь тебе могло прийти в голову, что я умею читать… А раз так, ты могла бы оставить мне записку.

– Да? Вы совершенно правы. Мне… я совсем не подумала об этом…

Я потрепал ее по волосам. Осторожно, чтобы ее не обидеть.

IQ. Вот в чем все дело. Их IQ испарился под исламским солнцем. И это – нечто такое, что невозможно возвратить им при помощи Министерства социальной поддержки. И опять я блуждаю глухими переулками в поисках моей машины. За это время я нашел название для пятой своей ненаписанной книги: «Тайная жизнь непривилегированного класса». Кончится все это тем, что я выпущу книгу, состоящую из названий ненаписанных книг.

А пока что я заблудился среди песков этих полуобрушившихся води, но зато наткнулся на свой автомобиль, включил свет и, вытащив чек, удостоверился, что с количеством нулей на нем все в порядке.

Включил двигатель и рванул прочь от этой долины слез.

Гадди открыл мне дверь, и тут я только вспомнил, что должен был купить ему подарок. Во всех комнатах горел свет, малышка сидела в гостиной в своем высоком креслице в окружении игрушек, она смотрела телевизор, установленный прямо посредине комнаты, на экране Бегин давал интервью арабскому новостному каналу, обеденный стол был полон грязной посуды, обрывков бумаги и тюбиков краски. Дедушка сидит и пьет кофе, Гадди бросается ко мне, чтобы показать большой рисунок, из кухни появляется Яэль, на ней передник.

– Что случилось? Мы так беспокоились. Я ничего не поняла. И что это за сто тысяч, которые оказались в канализации?

– Не оказались. Вернулись обратно.

– Ты видел мою маму?

– Конечно.

– Что-нибудь было не так?

– Нет. Все в порядке.

Я отправляюсь в туалет, она идет за мной. За ней тащится Гадди.

– Мы не знали, когда ты вернешься, а потому поели без тебя.

– Замечательно. Надеюсь, что-нибудь осталось и для меня.

– Можешь не сомневаться. Что-то получилось не так?

– Если мне дадут помочиться, у вас будет шанс угостить меня ужином.

Я захлопнул дверь перед носом у Гадди, который попытался протиснуться за мной со своим рисунком. Облегчив мочевой пузырь, вымыл руки, а затем прошелся по дому, повсеместно выключая никому не нужный свет, и в конце концов ушел за стулом. Дедушка придвинул свой стул вплотную ко мне, лицо его было серьезным и бледным.

– Ну а теперь скажи нам…

– Одну минуту. Дайте хоть что-нибудь положить в рот… тогда кровь прильет к желудку… иначе у меня в черепе взорвутся мозги. И если у Кедми случится инсульт, Каминки заплатят за это оч-чень дорого…

Я уселся на своем стуле поудобней, достал из кармана мой чек, разложил его на столе и стал читать его, как я читаю по утрам газету в поисках хороших новостей. На этот раз новости были более чем оптимистичны. Похоже, что он поражен: вскакивает со стула и начинает кружить по комнате. Яэль отсылает Гадди в ванную, малышка умолкает, ее примеру в телевизоре следует Бегин. Музыкальная пауза. Осунувшееся лицо Яэли вызывает у меня сострадание, я вижу, как она устала.

– Ты что-нибудь поел сегодня за целый день? Твоя мать звонила несколько раз, все это время она ждала тебя, чтобы вместе поужинать. Куда ты исчез? Все-таки что-то случилось? Почему ты ничего не говоришь? Она ужасно за тебя волновалась.

– Можешь позвонить ей и сказать, что я сижу за столом с набитым ртом. Мне доставишь удовольствие, а ее избавишь от волнений.

Внезапно он перестает бродить по квартире и выпаливает:

– Что случилось? Так ты видел ее?

– Конечно видел. Можно мне еще немного яичницы? Пожалуйста.

– Ну и как она?

– В полном порядке. Поливает деревья.

– Но что она сказала? И как приняла тебя?

– Очень дружелюбно. Кстати, ее пес передавал тебе приветы, Яэль. Тебе отдельная благодарность за порошок для собаки.

Бросив последний взгляд на чек, я сложил его и спрятал в карман.

– Она подписала?

– Почти. Она захотела еще немного подумать.

– Подумать?

– Такое случается.

Зачем, ну зачем я связался с ними. Или виною тому мой паршивый характер?

Но тут, почти не плача, взрывается Яэль:

– Ты можешь говорить как человек? Ты сам ведь настоял, чтобы отправиться к ней самому, а теперь из тебя приходится клещами вытягивать каждое слово.

– Ну хорошо, хорошо. Я только хотел спокойно поесть. Простите меня… я просто не представлял себе, как вам приспичило. (Киссинджер представляет свой план правительству Израиля.) Я прибыл туда в три тридцать. Я разговаривал с молодым врачом, которого мне пришлось разбудить. Он сказал, что она в хорошей форме. Некоторые ее друзья знали, что я должен появиться… и зачем. Я нашел, что она посвежела и загар ей к лицу. Она поливала деревья. Я не знаю, является ли это новым видом терапии, но мне совершенно ясно, что это пошло ей на пользу. Просто никакого сравнения с тем, в каком состоянии она была несколько лет тому назад. Ты помнишь это время, Яэль? Мы тогда были с тобой вместе.

Ее отец стоял, склонившись ко мне. Вид у него был угрожающим. Яэль тоже выглядела враждебно.

– Я сказал ей, что ты прибыл и что выглядишь хорошо. Она спросила, по-прежнему ли ты мучаешься от спазмов в горле, и я сказал, что ничего похожего не заметил, никаких спазмов. Затем она спросила, не беспокоит ли твое присутствие детей, а я сказал, что, наоборот, дети очень тебе рады. Еще я сказал, что ты тяжело привыкаешь к разнице во времени из-за часовых поясов между Америкой и Израилем. Я вручил ей проект соглашения и советовал ей подписать его. Она спросила, должна ли она его прочитать. Я сказал, что да, поскольку такова наша профессиональная установка – не давать нашим клиентам на подпись каких-либо соглашений, контрактов или других документов, пока они не будут клиентом прочитаны. Они могут ничего из прочитанного не понять. Но для них же лучше, если они прочтут, ничего не поняв, чем ничего не поймут, не читая. (Ха-ха. Но никто меня не поддержал.) Она попробовала это прочитать, но не могла, потому что у нее сломались очки. А может быть, их съела собака. Ты и в самом деле должна об этом позаботиться, Яэль. Она слушала внимательно, пока я объяснял ей все тонкости договора и то, насколько ее интересы будут защищены и гарантированы. Я объяснял все это очень бережно и осторожно, но она, по-моему, твердо решила не спешить с ответом, и все время спрашивала о тебе, Яэль.

– Почему я не пришла?

– Ну, почти. Я объяснил ей как мог. Пообещал, что ты придешь завтра или, в крайнем случае, послезавтра, и тогда мы решили, что она еще немного подумает и, дождавшись тебя, подпишет соглашение. Конечно, время нас поджимает… именно это и пытался я донести до нее со всей доступной мне вежливостью… Можно мне получить еще одну чашку чаю? Я абсолютно пересох. Из-за этого чека я пробегал весь вечер.