Зачарованный терем (СИ) - Осинина Нюра. Страница 9

— Чистый Огонь Живой,
Дар Триединого,
Жизнь дающий,
Пробуди к Новой Жизни
Грааль уснувший.
ОУМ!

На последнем слове пламя взметнулось вверх. Я продолжила:

— Триединый, с молитвой к тебе обращаемся:
Прими подношение наше
И не оставь нас в новой жизни.
ОУМ!

Я разломила над пламенем хлеб пополам, затем на двенадцать частей, оделив хлебом девчат и нас с сестрой, оставив маленький кусочек. Взяла горшочек с мёдом, макнула хлеб в мёд и передала сестре. Та повторила мои действия и пустила горшочек по кругу посолонь, точнее, посурий. Я же маленький кусочек в меду опустила в пламя, и оно приняло моё подношение, взметнувшись вверх. Мы все съели хлеб с мёдом, и я, отлив чуть-чуть квасу из кувшина в пламя и отпив три глотка, передала сестре, а та, отпив, пустила кувшин по кругу. Все действия мы производили в торжественном молчании. И только Ольгер вполголоса подсказывал нам. По подсказке Ольгера, девушки разорвали круг, встав напротив крыльца полукругом. А я вместе с сестрой подошла вплотную к крыльцу и положила на первую ступень чурку с трепетавшим на нём пламенем.

Пламя вдруг взметнулось с ещё большей силой и потекло по крыльцу, распространяясь всё больше, охватывая Терем. Взметнувшись по шпилю ввысь, вдруг опало, вернувшись на брёвнышко маленьким белым лоскутком.

Все стояли затаив дыхание.

Терем засветился голубым сиянием.

По земле прошла лёгкая дрожь. Кажется, весь Терем слегка вздрогнул. Сияние мгновенно рассеялось, окна засверкали под лучами Сурия, и весь Терем стоял, словно умытый. Проснулся!

Девчата загалдели:

— Проснулся!

— Ага, потянулся!

— Глазки открыл!

— И сейчас зевнёт!

Дверь дрогнула и одна створка приоткрылась, выпустив на крыльцо заспанную непонятную низкорослую личность. Чуть выше метра.

Девчата замерли в ожидании, что кто-то выйдет. Они-то не видят.

— Что-то как-то слабо зевнул, — произнёс Ольгер.

— Ну, ещё не совсем проснулся, — подхватила Татьяна.

— Да нет, — сказала я, — нас встречают.

— Кто?

— Сейчас выясним. И кто таков?

— «Домовой я тутошний!».

— Что?! — мгновенно вспомнилось вычитанное в одном фэнтези, что с магическими существами нужно разговаривать строго и на «ты». — Домовой, говоришь! В каком виде ты встречаешь Хозяйку и её гостей?! Патлатый, расхристанный, босой и пузо наголо!

Зрители, точнее слушатели моего «монолога» захихикали.

— «Извините!», — и дверь захлопнулась, скрывая напуганного домового.

2. Первое знакомство

Прошла пара минут, и обе створки открылись, выпуская преобразившегося домового. На крыльцо, материализуясь, важно выступил…. Нет, не просто домовой, а ДОМОВОЙ. Серые штаны в полоску заправлены с напуском в хромовые сапоги «гармошкой». Шёлковая чёрная рубашка-косоворотка с перламутровыми пуговичками навыпуск. Серая жилетка, из кармашка которой свисает цепочка от часов. Тёмно-русые, слегка вьющиеся волосы, стриженые «под горшок», расчёсаны на прямой пробор. Густые чёрные брови, серые глаза с лучиками морщин в углах. Нос прямой с небольшой горбинкой. Худощавый. И завершают всю эту красоту тонкие усики.

Сначала все оторопело примолкли, потом раскатились звонким смехом. Девчата даже приседали, хлопая себя по бокам, хватаясь за животы.

— Это разве домовой?! — давясь смехом, проговорила Владислава. — Это же приказчик!

— Я такое первый раз вижу. У нас так не одеваются, — с удивлением произнёс Ольгер. — И у вас на Земле таких не видел.

— Здравствуй, барыня Хозяйка! — с глубоким поклоном проговорил вслух домовой. — С прибытием! Добро пожаловать домой. Радость-то, какая, долгожданная!

— Ну, ты и выдал! — сказала я, подхватив чурку с Живым Огнём. — Веди в дом, там поговорим.

Продолжая пересмеиваться и хихикать, мы всей толпой ввалились в холл-прихожую Терема. И затихли…

Мы простые деревенские бабы из сибирской глубинки, хотя и здорово помолодевшие. Единицы из нас побывали где-то кроме областного центра. Красотой дворцов-музеев не избалованы. Ну, была я в юности, пятьдесят лет назад, в Москве, в Грановитых палатах. В Ленинграде в Зимнем дворце и Петергофе. Да уж и забылось всё.

Стоим, онемевшие.

— Ле-по-та-а-а…,- осевшим голосом прошептала Майя.

Светло-серый мраморный пол по периметру отделан полосой чёрного мрамора. В центре выложена Роза ветров. Главные четыре луча чёрного мрамора, между лучи короче, тёмно-серого мрамора. Центр обозначен белым кругом диаметром около пятнадцати сантиметров.

Впереди короткий пролёт широкой мраморной лестницы, заканчивающийся площадкой. Прямо на стене, примерно в двух метрах над полом знак Земли древних славян — крест, замкнутый в круг диаметром около метра. Справа и слева лестничные пролёты, ведущие на второй и третий этажи.

Справа в холле две двери. Одна широкая двустворчатая высотой три метра и вторая, прижавшаяся к лестнице, уже и ниже. Обе двери оформлены красивым резным орнаментом.

Слева одна большая двустворчатая дверь с тем же орнаментом, что и справа. И ещё одна, небольшая дверь ведёт под лестницу.

С потолка свисает на цепи люстра в форме колеса с магическими световыми шарами.

— Так. Начинаем обживаться! — взяла руководство на себя как хозяйка дома. — Как тебя зовут? То есть, как твоё имя? — обратилась к домовому.

— Дак нет у нас имён.

— Значит будет. Простое имя тебе не подойдёт, больно ты не ординарен. Какое-то надо позаковыристей. Девочки, подсказывайте.

Девчата оживились, посмеиваясь, начали предлагать имена. Но всё не то. Вот, мелькнуло в голове — Селиверст. Озвучила.

— Нравится?

— Нравится.

— Нарекаю тебя, домовой нашего Терема именем Селиверст, — произнесла я формулу наречения имени. — А жена у тебя, Селиверст, есть?

— А разве у домовых бываю жёны? — спросила удивлённо Владислава.

— Ну, не почкованием же они размножаются?! Домовые не сущности, а магические существа. В глубокой древности на Земле у домового женой была кикимора, заведовала кухней и кухонной утварью. Но за что-то её люди согнали в болото. Как так получилось, сия тайна глубокая. Так как на счёт жены, Селиверст?

— Сейчас выйдет. Вот и она.

Дверь у лестницы справа открылась и к нам вышла низкорослая, миниатюрная женщина, одетая в скромное серое платье до щиколоток, фасона конца девятнадцатого — начала двадцатого веков, в ботиночках на низком каблучке. Личико круглое, тёмно-серые глазки с лукавинкой, носик тонкий, слегка вытянутый вперёд, рот небольшой с тонкими губками. Так это же кикимора! Значит, в этом мире она ни чем людям не навредила, и её в болото не согнали. Женщина встала рядом с мужем и, низко поклонясь, поприветствовала меня так же, как и он.

Девчата тихонько с улыбками перешёптывались, наблюдая моё знакомство с домовыми.

— Ну, а ты у нас будешь Лукерья, Луша. Нравится?

— Я согласна, — скромно улыбаясь, сказала кикимора.

— А тебе, Селиверст, нравится имя твоей жены?

— Нравится. А почему два?

— Это одно. Лукерья. А сокращённо, ласково — Луша.

— Тогда пойдёт.

— Нарекаю тебя, жена Селиверста, именем Лукерья, а сокращённо Луша. Ну, что ж, показывайте, где кухня?

Нас провели чрез ту дверь, откуда вышла Луша, по неширокому коридору в кухню. Здесь нас тоже ожидал сюрприз. У стены стояла большая русская печь. С одного боку к ней прижималась печь с плитой. И та и другая печи глинобитные.

— Ого! И милая сердцу русскому печь! — воскликнула Людмила. — Это ж, куда мы попали? Я читала фэнтези, и довольно много. Но там описываются средние западноевропейские века, а тут, похоже, Русь.