Пограничье - Храмушина Надежда. Страница 5

– Винегрет из семян разных. – Я подвинула Сакатову мешок с семенами.

– Так это корм для кур намешан. – Сакатов махнул рукой – Такое не стали бы убирать под замок.

Мы с ним поднялись и пошли в дом. Дмитрий Семёнович старательно утаптывал в сундуки бабкино богатство. В маленькой кухне на столе стояла чёрная дощечка. Я взяла её в руки и пригляделась. Что там было изображено, не разобрать. Но внизу дощечки нарисован светлой жёлтой краской вытянутый овал и от него четыре отростка. Я показала это Дмитрию Семёновичу.

– Да, именно такое и было у Танюшки на шее, красное пятно с тонкими отростками. – Он вопросительно посмотрел на меня и на Сакатова – И что это за знак?

– Предположительно, принадлежность к какому-то ордену колдунов, – подумав, ответил Сакатов – надо будет посмотреть по картотеке. Но может обозначать и что другое, не будем заранее в панику ударяться.

– Да какое там, в панику! – Воскликнул Дмитрий Семёнович – Я уже и так ко всему готов. Чёртова бабка! Знал бы, никогда её к нам не привёз, пусть бы здесь помирала. Ведьма!

Над вьюшкой простым карандашом было нарисовано солнце с лучами, но внизу оно было срезано, и вроде как на подставке.

– Солнце садится? Или встаёт? – Спросила я и сфотографировала его.

– Это было бы солнце, если бы лучи не были словно змеи. – Задумчиво сказал Сакатов.

Я пригляделась. Действительно, лучи были немного волнистые, а на каждом конце луча было некое утолщение. Мы просмотрели всю печку, нет ли ещё каких нарисованных знаков, но больше ничего на ней не было. Сакатов откинул половичок, лежащий у нас под ногами, и на крашеном полу мы увидели ещё один такой же круг, только нарисован он был мелом. Круг почти стёрся, но на нём отчётливо виднелись головы змей на кончиках волнистых лучей. Сакатов сосчитал лучи, и оказалось, что лучей на обоих рисунках по тринадцать.

– Феломена какой-то ритуал проводила здесь. – Подытожил Сакатов – Может, вызывала своего хозяина, Шифина?

– Ты всё-таки думаешь, что это был тот самый Шифин? – Спросила я – Триста лет прошло, может это уже его какой-нибудь правнук?

– Узнаем, когда встретимся с ним.

– И что нам теперь делать? – Спросила я, когда мы все вышли на улицу.

– Мы с тобой останемся здесь, походим по соседям, порасспрашиваем. – Ответил Сакатов – Авось кто что знает, или видел. В деревне тайн не бывает. Все про всех знают. А ты, Дима, поезжай домой, может дочка твоя уже домой вернулась. Завтра приедешь к нам. Да не спеши. Мы тут оглядимся.

– Тогда я вам печку подтоплю, а то застынете тут ночью, ключи от дровяника только найду.

Глава 2.Жители Костомарово

Дмитрий Семёнович, прежде чем уехать, сходил к соседской бабке и принёс для нас кусок пирога и трёхлитровую банку кваса.

– В деревню магазин приезжает раз в неделю, не голодными же вам спать ложиться. А я завтра пораньше приеду, к завтраку вам всё горяченькое привезу. Вон тот дом бабы Нюры, она ухаживала за Феломеной, когда та свалилась. Уверен, у неё есть вам что рассказать. Колодец рядом, по улице два дома пройдёте, увидите. Вёдра в чулане стоят.

Он сел в машину и уехал. А мы с Алексеем Александровичем не спеша пошли по улице. Решили зайти сначала к этой бабе Нюре, на дом которой и показал нам Дмитрий Семёнович. Анна Тимофеевна, или баба Нюра, оказалась очень разговорчивой бабушкой. Дом у неё был в полном порядке. К ней каждое лето сыновья со своими семьями приезжают, помогают ей, ремонтируют то, что прохудилось, заготавливают дрова, помогают убирать урожай. Невестки привозят ей обновки, делают генеральную уборку в доме, помогают в огороде. У неё в доме есть спутниковая тарелка, современный телевизор, микроволновка, во дворе скважина, от неё вода заведена в дом. Она нас провела в свой дом, чуть ли не силком посадила за стол, достала всякой стряпни, варенье, мёд. Видно было, что ей очень хотелось поговорить, и мы у неё просидели часа два, не меньше. Зато и информацией она поделилась в избытке про всех в деревне, про своих сыновей, и, конечно, про Феломену, которую она называла Файкой.

– Файка меня на двадцать восемь лет старше была, и когда я замуж выходила, она уже в ту пору одна жила. Дочка у неё замуж к тому времени вышла и уехала в Салду жить, там у её мужа дом родительский. Молодые приезжали к ней поначалу каждую неделю по выходным, да только Файка не любила зятя своего, поэтому они перестали вместе к ней ездить. Так, иногда, дочка раз в месяц приедет, и то не каждый раз даже ночует. А вот внучка Таська, та каждое лето сюда приезжала, гостила у неё. И Витька, внук, тоже приезжал. Файка была крепкой бабой, всегда сама с хозяйством управлялась. Корову не держала, но куры, утки, козы у неё не выводились. Последние только год или два она всех извела. А так сама и сено покосит, и стога сметает, всё сама. И забор поправит вокруг огорода, и за грибами-ягодами сбегает с утра в лес, и муку мешок купит и на себе тащит, и курам головы рубила, в огороде полный порядок держала. Картошки больше всех в деревне садила, сдавала закупщикам. Не баба, а конь. Не разговорчивая была, это правда. Редко когда остановится, чтобы с нами переговорить. Всё бежит куда-то. Или на огороде кверху задницей маячит. Да, лечила она, могла головную боль снять, коленки мне вот вылечила. У Лидки Кудиновой мужик с лошади упал, так она ему позвоночник поправила, все раны быстро заживила, его даже к доктору не возили. Детишкам нашим помогала, когда росли, она им испуг лечила, и заикание. Но принимала неохотно. И знаешь, странно как-то лечила. Без молитв. Свечку зажигала, это да, иногда даже две, но крестом себя не осеняла. Но давно это было, последние лет тридцать уж не лечила. А года три назад, она собралась ехать в гости к кому-то. И пришла ко мне, чтобы я за её хозяйством последила. Я ещё удивилась, куда это она направилась. Никогда никуда не уезжала, а тут собралась! Но я согласилась, а как, дело-то соседское! Это было начало зимы, снег кругом был. Уехала она, а я утром и вечером ходила, кормила её кур. Дом она не закрыла, там в чуланке у неё мешки с кормом для куриц стояли. И я решила как-то вечером к ней в дом заглянуть, посмотреть, всё ли в порядке. Прошла в валенках, снег с них пообтрясла, и прямо в них в комнату зашла. Огляделась, всё вроде порядком. Я к двери, чтобы выйти, а открыть её не могу. Я и так, и эдак, не могу открыть. Я давай вспоминать, может у неё засов какой там снаружи, и когда дверь захлопнулась, то засов соскочил. Дак вроде нету никакого засова. И что вы думаете, так дверь и не смогла я открыть. Ладно, мимо дома Верка проходила, я в окно застучала, она подошла. Я раму выставила зимнюю, там, у Файки всё было ватой затыкано, с трудом её отковыряла, потом окно открыла, еле пролезла. Вы же окна видели у неё, какие узкие. Верка меня на улице приняла, мы с ней обе в сугроб свалились, снега назачёрпывали. Потом мы с Веркой в дом вернулись обе, смотрим на дверь, а там никакого засова нет. Я на всякий случай дверь дёрнула, так она, собака, открылась! Я уж не стала снова заходить, чтоб опять там какой засов не сработал. Ну это я так, а рассказать хотела про другое. Файка вернулась через три дня, как и обещалась, только не одна, а со старухой незнакомой. Та прямо как монашка выглядела, вся в чёрном, сухая, высокая, нос крючком, длинный, и сама какая-то бледная. Я когда первый раз её увидела, так от её взгляда мурашки по телу поползли, такой взгляд тяжёлый. А весной копаюсь на огороде, увидела её возле ворот, ну и помахала ей рукой, так она сразу отвернулась от меня. Да, и потом у меня рука сразу заболела, с неделю поднять не могла. А что нам ещё Лобин Фёдор рассказал. Он вечером поздно проходил мимо её дома, и увидел, что на трубе, на крыше, кто-то чёрный сидит. Он крикнул, мол, кто это. Так из дома выскочила Файка, и набросилась на него, что, мол, под чужими окнами ходишь пьяный. И потом он взглянул снова на трубу, там никого уже не было. Ну, вы лучше у него самого спросите, они с Иркой дома. Он вам лучше расскажет. Вот. А у нас с Файкой же рядом огороды. Так я утром один раз видела, как они с этой старухой по огороду чёрную курицу ловили. А у Файки отродясь не было чёрных куриц, у неё только пеструшки, рыжие с белым. Но самое странное произошло, когда Файка слегла. Она к тому времени уже не держала куриц, всё-таки возраст. Ей было уже девяносто семь лет. Это в апреле было, заморозки ещё держались. И вот, смотрю, целый день дыма нет у неё из трубы, печку не топит. Удивилась я, что это она собралась в холодном доме ночевать. Я подошла к заборчику, посмотрела, нигде её нет. Я домой ушла. Позже вечером снова заглядываю на её трубу, нет, не затопила печку. Ладно, думаю, пойду к ней и узнаю, что да как. Постучала я к ней сначала в окно, что с улицы, никто не ответил. Тут я и забеспокоилась. Ворота у ней закрыты, я пошла через свой огород к ней перелезла, постучала уже в окно, которое в ограде. А дверь наружная закрыта изнутри. Я сходила к Верке, мы с ней лесенку принесли от меня, приставили к стенке рядом с окном, я залезла, в окно гляжу, а она прямо на полу лежит, возле стола. Но вижу, вроде дышит. Я Верку послала за ломиком, чтобы дверь отжать, а сама пошла снова к двери, и ещё раз, на всякий случай, её толкнула. Так она открылась! Я зашла, а Файка без сознания. Я одна её с пола не смогла поднять, дождалась Верку, мы её вместе с ней на койку и положили. Верка печку затопила. Файка глаза открыла, я ей воды дала попить, потом домой сходила, супу принесла, покормила её. Укрыли мы её, и ушли. Я к Лобиным пошла, они собирались в Салду, сказала им, чтобы заехали к Тасе, внучке её, и передали, что бабке её плохо стало. Домой иду, а мы у Файки свет в кухне оставили, чтоб не в темноте она лежала. Смотрю, а свет выключен. Думаю, лапочка перегорела. Зашла домой, взяла новую лампочку и к ней пришла. Файка лежит с закрытыми глазами, вроде спит. А там лампочка на кухне целая, а выключатель выключен. Я его снова включила, проверила печку, и домой пошла. К себе дошла, поела, телевизор включила, новости посмотрела. Выглянула в окно, а у Файки опять свет потушен. Я уж больше не пошла. Утром прибегаю к ней пораньше с кашей, чтоб её накормить. И ложка у меня упала на пол, когда я кормила её. Я наклонилась за ней, а на полу под койкой чёрная кошка сидит. Глядит на меня своими жёлтыми глазами, а на загривке шерсть поднялась. А хотела прогнать её, только чувствую, как мне рука Файкина к голове прикоснулась, я на неё посмотрела, а она мне маячит, мол, не надо, не прогоняй. Ну не надо, так не надо. Покормила я её, потом Верка пришла, мы Файку на ведро посадили вместе. Я про кошку Верке сказала, посмотри, мол, не твоя ли кошка там сидит. Верка заглянула под койку и мне говорит, что нету там никакой кошки, а её кошка дома спит. Когда эта проклятая кошка выскользнула из-под кровати, я даже и не заметила. В обед мы с Веркой покормили Файку, и вечером покормили, и печку опять затопили. Я опять в кухне свет включила, вышла из дома, и за черёмухой схоронилась, посмотреть, кто всё-таки свет там выключает. Хотите верьте, хотите нет, но я своими глазами видела, как та сухая старуха в чёрном подошла к выключателю и свет выключила. Я вышла из-за черёмухи, чтобы домой пойти, и невольно снова посмотрела в окно. А там бледное лицо этой старухи на меня смотрит. У меня чуть ноги не отнялись с испуга. Я не домой побежала, а прямиком к Верке. У неё и ночевала. Если там эта старуха жила, что ж Файке-то она не помогла? И где она от нас пряталась? Я-то думала, что старуха та давно от Файки уехала. А на следующий день утром Тася с мужем за Файкой приехали. Я с ними вместе зашла в дом. Смотрю, а там, на кухонном столе, на дощечке, свечка стоит, огарок маленький, и какая-то бумажка свёрнутая, обожжённая с одного края. Я эту бумажку, сознаюсь, взяла себе. Хотелось посмотреть, что там.