Ночь без конца - Лаймон Ричард Карл. Страница 24

А пока что компанию мне составит мистер «Сони». Это мой магнитофон. Вернее, не мой, а их, Западонов. Сегодня я задал ему работенку своими словесными экскурсами в далекое и не столь далекое прошлое. Это и мои мемуары и мое признание — неприукрашенная правда о моих кровавых подвигах.

Вы могли бы спросить, зачем я это делаю.

А кто вы, слушатель? Полицейский? Секретарь суда, стенографирующий показания для прокурора? Может, вы — это Том или Митч, или все парни сразу, на коллективном прослушивании записи в гараже Тома? Может, вы — это я. Может, никто и никогда не услышит этих кассет. Или вы — никто?

Если же вы кто-то — а вы должны им быть, иначе бы вы не слушали, — то вы могли бы спросить себя, зачем я вообще делаю эти записи.

Почему я все это рассказываю?

Почему, почему, почему?

А почему нет «Крайслера» Хиллари?

Почему я споткнулся об эту гребаную корягу, когда девчонка была почти у меня в руках?

И еще тысячи «почему?».

Глупые вопросы? Что ж, тогда вопрос по существу: почему мои товарищи «краллы» уехали и бросили меня?

Ага! Может, в этом и есть объяснение?

Если моей жизни грош цена, то почему их собственные должны стоить дороже?

Может, таким образом я пытаюсь защитить себя и своих близких. Спрячу где-нибудь эти записи, потом дам им понять, что в случае репрессий с их стороны кассеты попадут в руки полиции.

В кино такое на каждом шагу.

А, катись все к чертям собачьим! Слушайте полный список членов. Вот он — клуб, секретное общество, наша банда, «краллы» — имена всех, кто когда-либо был одним из нас:

Том Бэкстер — наш бесстрашный лидер.

Чарльз Сарнофф — Кусок.

Джеймс Митчелл — Митч.

Терренс Уоткинс — Ковбой.

Брайан Фишер — Пескарь.

Клемент Кэлхун.

Лоуренс Роудс — Прах.

Билл Петерсон (покойный).

Дэйл Престон (покойный).

Фрэнк Остин (покойный) — Техасец.

Тони Мейджер (покойный) — Рядовой.

Саймон Квёрт (ваш покорный слуга).

Вот мы. В полном составе, как на поверке, живые и мертвые.

Похоже, не так уж и мало из нас скопытилось за это время. Но остальные парни хоть куда. Милые и испорченные.

О-го-го.

Я, кажется, что-то услышал.

И это автомобиль!

У этого зверя мощный движок. Рычит, словно настоящий ягуар.

Гм. Тишина.

Слышите? Хлопнула дверца. Это Бенедикт, голову даю на отсечение Для хохмы оставлю магнитофон включенным Может, запишется что-нибудь веселенькое и забавное. Тсс.

Послышались шаги. В дверь вставили ключ.

Оставайтесь на нашей волне, ребята.

— О, вы, должно быть, Бенедикт?

— Да, а что?

— Дорис. Дорис Найт. Хиллари говорила, что вы должны быть с минуты на минуту.

— Да? А где же она?

— О, в данный момент у нее небольшие неприятности.

— Неприятности?

— Ну, знаете, она выскочила в туалетик.

— А. Да-да. Что ж.

— Я забежала немножко поболтать. Совсем недавно в этом квартале, и я сказала себе: «Милая, тебе следует обойти своих новых соседей и познакомиться». И вот я здесь. Хиллари мне как раз рассказывала о проблемах с машиной. Какой ужас.

— Да. Ее должны были отремонтировать еще вчера... Хиллари... у нее точно такая же блузка, как эта.

— Да ну? Она покупала свою в «Нордстомсе»?

— И сумочка точно... Что здесь происходит? Это ее сумочка. Хиллари! Хил-ла-ри!

— Это ее сумочка, Бенедикт. И блузка тоже ее. И юбка. Все ее. Ради Бога, это даже ее волосы! Держи!

— А-а-а-а-а-а! А-а-а!

— Эй, заткнись!

— А-а-а-а-а-а!

— Саймон говорит тебе «заткнись». И Сэмюэль Кольт присоединяется к его просьбе.

— Угу!

— Тсс.

— Угу.

— Так-то лучше. А сейчас подними волосы и принеси сюда... Спасибо. Теперь становись на колени.

— П... по... пожалуйста!

— Саймон говорит: «Становись на колени».

— Не стреляйте в меня. Пожа-алуйста-а!

— О, этого я делать не буду. Слишком шумно. И, по правде, совсем никакого удовольствия. Я сделаю это вот этой маленькой штучкой.

— Нет, нет! Бросьте это... Не надо! Я все сделаю. Пожааа... Иаааа!.. Бвааааа!.. Ииииии!.. Уаауааа!.. О!

Черт, придется переодеваться.

Часть III

Защита свидетелей

Глава 14

Проснулась Джоуди в своей спальне. Впрочем, постель была не разостлана. Она лежала поверх покрывала в шортах и блузке — ночнушка куда-то подевалась. Теплые солнечные зайчики скользили по ногам. Комната была залита золотистым светом, в котором плавали пылинки.

Судя по всему, время шло к вечеру.

Неожиданно в сознании всплыл образ Ивлин, взлетающей к потолку в темном коридоре.

Чтобы оборвать воспоминания, Джоуди быстро села. И застонала от шквала острой и тупой боли. Болело все.

«По крайней мере, жива», — подумала она.

С этой мыслью она сорвалась с обрыва и полетела в пропасть красочных образов кровавой резни, наводнивших ее воображение.

Пытаясь справиться с наваждением, она спустила ноги с кровати. Когда они коснулись пола, Джоуди поморщилась от боли. Только теперь она увидела, что под белыми носками были бинты, и, чтобы снять тяжесть с ног, откинулась на матрац Боль отозвалась в ягодицах. Не сильная, но какая-то особенная, от которой в горле появился комок и заслезились глаза.

Когда боль утихла, Джоуди глубоко вдохнула и вытерла глаза.

— Неважный из тебя получится инженер, — сказала ей медсестра «неотложки». Медсестра, правда, оказалась медбратом. Он сильно напомнил ей мистера Роджерса. Причем Фреда, а не какого-нибудь Роя или Уилла. Фреда Роджерса, проведшего беззаботное детство в тихом квартале. По крайней мере, вид у него был именно такой, и еще он говорил нараспев.

— Неважный кто? — переспросила она. — Инженер?

— Посмотри, какая ты безнадежная развалина, — широко улыбнулся ей медбрат.

— А, — слегка улыбнулась в ответ Джоуди.

Но это, конечно, было уже немного позднее. До этого в палату заходил врач. Во внешности врача, напротив, не было ничего забавного или вальяжного. Он напомнил Джоуди мистера Грина, ее учителя обществоведения.

— Давайте осмотрим ваши повреждения, барышня, — произнес он угрюмо, переведя сердитый взгляд с диаграммы прямо ей в глаза.

Надо раздеваться. Папа услужливо удалился, проковыляв за ширму.

— Теперь посмотрим, — промолвил хмурый доктор, — что тут у нас. — Но затем вовсе не ограничился простым разглядыванием ее ран. Он начал пальпировать все тело: тыкал пальцем, щупал, нажимал, бормоча при этом: «Ага. Ага. Гм. Больно, когда я так делаю? Ага. Да. Гм». И наконец объявил: — Так, жить будешь. Можно сказать, ничего серьезного: стандартный набор банальных порезов, царапин и синяков. Мне надо переговорить с твоим отцом. Тем временем мед-брат Гамбол сделает тебе перевязку, после чего ты можешь идти домой.

Едва захлопнулись двери за доктором, как вошел медбрат Гамбол, который оказался довольно привлекательным, хотя и напоминал Джоуди мистера Роджерса. Красивый и молодой. Этого оказалось достаточным, чтобы она покраснела до корней волос.

— О, не смущайся, милашка. Все это я уже видел, если ты понимаешь, что я имею в виду. Хотя ты сегодня и первый мой пациент, достаточно одного взгляда, чтобы сказать, что инженер из тебя неважный, — промолвил он.

— Кто? Инженер?

— Потому что ты такая безнадежная развалина.

Затем он взял в руки антисептик и бинты. Сначала он обработал ее раны спереди. Затем она перевернулась и подставила ему спину. Ноги он оставил напоследок.

Говорил он без умолку.

Джоуди почти ничего не помнила из сказанного, но запомнилось, что это было что-то веселое и довольно нескладное. Приятный парень, но чудак.

Среди всего прочего он сказал что-то вроде: «Следующий раз, когда попадешь в Грин-Бэй, не забудь надеть побольше щитков».

— Па, а что такое «грин-бэй»? — спросила она отца по дороге домой. Отец сидел за рулем, а она с Энди — на заднем сиденье.