Ревизор: возвращение в СССР 22 (СИ) - Винтеркей Серж. Страница 19

Она кивнула неопределённо и отошла от меня. То ли согласилась с тем, что надо Брагина поддерживать, а не Костенко, то ли с тем, что надо будет Ираклия на эту должность вернуть. Во всяком случае, зерно сомнения в её душу я, точно, заронил.

Москва. Квартира Читанава.

Все силы супругов Читанава ушли на похороны старшего сына Джабы. Вернувшись из ресторана, где прошли шикарные поминки, оба без сил сели перед траурным портретом сына. У Мананы, даже, плакать уже не осталось сил, она смотрела сквозь портрет покойного сына пустыми стеклянными глазами.

— Мы должны были через это пройти… Стиснув зубы… Мы должны были достойно похоронить нашего мальчика, — сказал Георгий то ли жене, то ли сам себе. — А чтобы оплакать его у нас будет вся оставшаяся жизнь…

Он не позволял себе раскисать все эти последние дни. Манана тоже стойко перенесла этот чудовищный удар судьбы. Но сил держаться и дальше не было уже у обоих. Они сделали всё, что было в их силах, провожая сына в последний путь и это давало хоть какое-то утешение.

Оставив жену на попечение родных, Георгий ушёл на кухню, намереваясь сегодня напиться вусмерть. Жена дяди, сообразив, что к чему, быстро накрыла стол и позвала мужа, чтобы составил Георгию компанию, а заодно и присмотрел за ним.

Когда на пороге появился брат Теймураз, Георгий пригласил и его за стол, устало махнув рукой, поскольку был не в силах уже ничего говорить. Он считал, что они все имеют право сегодня забыть о делах. Но брат потребовал, чтобы он немедленно вышел с ним поговорить. Просто за руку утянул из-за стола.

— Репин деньги вернул! — дрожа мелкой дрожью, проговорил Теймураз, как только они закрылись в пустующей, в данный момент, детской. Во всех остальных помещениях находились многочисленные родственники и близкие друзья семьи.

— Не понял, — обескураженно помотал головой Георгий, — ты же говорил, что все на мази, устроит Репин все, как договаривались. Никакой вины на Джабе, все на того щенка ополчатся.

— Говорю же, полковник деньги вернул! Дело на контроле в КГБ, он не может ничего сделать!

— Как же так? Почему? — растерянно спросил Георгий. — И что теперь?

— Не знаю, брат. Будет много вопросов. Будет очень много вопросов…

— Теймураз! Как же так⁈ — разволновался Георгий. — Что нам теперь делать? Что говорить людям? Сейчас же всплывёт, что мы хотели подставить племянника Дато!

— Репин деньги вернул? Вернул. Придётся раздать их людям, если они возьмут, конечно. А что им говорить?.. Надо срочно что-то придумать!

— Да что тут придумаешь⁈ — обессиленно сел на детскую кровать Георгий, схватившись за голову.

Тут в комнату заглянула тётка.

— Георгий, тебя к телефону, — сочувственно глядя на него, произнесла она. — Подойдёшь?

Озабоченный Георгий на автомате кивнул и пошёл в коридор к телефону.

— Георгий! Как это понимать⁈ — услышал он в трубке истеричный голос Анны Месхи, матери покойного Омари. — Как это понимать, я тебя спрашиваю? Все эти дни ты утверждал, что виновник аварии Ираклий, а сегодня родители Рубена мне сказали, что это твой сын был за рулём! Как это понимать? Ты что, пытался вину своего сына на невиновного переложить⁉ Как ты мог⁈ Ты нам врал все эти дни? Я не могу поверить! Из-за тебя я такого наговорила Дато! Как мне теперь в глаза ему смотреть? Я тебя никогда не прощу! — она истерично разрыдалась и бросила трубку.

Слушая несчастную мать, так же похоронившую сегодня сына, причём единственного, Георгий осознал, что ему будет невероятно сложно компенсировать пострадавшим семьям всё произошедшее. К трагической аварии добавилась попытка ввести всех в заблуждение и денег, что вернул Репеин, компенсировать всё это, конечно, не хватит… Никто никогда не забудет, как он себя повел. Тут бы теперь только деньгами отделаться, а можно и все потерять…

И дёрнул меня чёрт начать прятать концы в воду! — с горечью подумал Георгий. — Совсем не соображал, что делаю… Оплатил бы погибшим похороны, пострадавшим лечение… А теперь что? Ни денег, ни репутации…

После пар помчался на лекцию от общества «Знание». Сегодня Ионов отправил меня на Комбинат хлебо-булочных изделий. Встретила меня профорг Марина Ивановна, невысокая женщина ближе к пятидесяти, и проводила в зал, сплошь забитый женщинами в белом.

Тема лекции «Повышение эффективности советского производства — задача каждого работника». Рассказал про ответственное отношение к труду, к общественной собственности, в первую очередь, к производственному оборудованию. Поговорили и про качество продукции. Про то, что, по мнению многих, строжайший регламент, прописанный в ГОСТах, компенсируется необязательностью его соблюдения.

Тётки оказались боевыми, за словом в карман не лезли. Своё право на долю малую от общественных ресурсов отстаивали уверенно. Дошло до смешного. С задних рядов крикнули, что из-за одного яйца качество целой партии не изменится. Но когда мы стали вместе считать, что останется от партии, если каждый возьмёт по стакану муки, по одному яйцу и так далее, то, как говорится, посчитали — прослезились.

— И ведь, наверное, каждая думает, что ничего страшного не случится, если она пару общественных яиц себе на обед пожарит, — улыбаясь, подвёл итог я и опять нарвался на шквал выкриков, типа, мы что, уже и поесть на работе не можем⁈

В голове советского человека никак не укладывается, что всё, что есть на предприятии — это не его. А яйца, масло и мука на хлебокомбинате — это не продукты, которые очень даже себе или семье пригодятся, а материалы, из которых выпускается продукция.

Эх, народ, народ… Вас бы да в двадцать первый век! Помню, как однажды случайно стал в «Пятёрочке» свидетелем конфликта, когда администрация магазина не разрешила работникам взять просроченный на один день хлеб, а заставила выбросить на помойку две тележки батонов.

К консенсусу мы так и не пришли, работницы остались уверены, что «право имеют». А профорг, Марина Ивановна, заверила меня, что продукция у них замечательная и в подтверждение своих слов вручила мне целую коробку, видимо, с той самой продукцией.

— Попробуйте сами, — улыбаясь, предложила она. — А насчёт нарушения рецептуры не беспокойтесь, мы, просто, зная, как дело обстоит, основных компонентов с запасом заказываем.

— А излишки по документам не образуются? — удивился я.

— Ну, я понятия не имею, как там бухгалтерия концы с концами сводит, — честно призналась она.

Интересно девки пляшут… А это, случайно, не наше предприятие?

Взял коробку и потащил домой. Буду лично проверять…

Москва. Советский комитет по защите мира.

Не успели Булатов и Сандалов прийти на работу, как из своего кабинета вышел Валиев.

— Ну что, взяли у Тании заявление? — спросил он.

— Ильдар Ринатович, взяли, — начал объяснять Булатов, — но замдекана по воспитательной работе запретил ему ход давать и забрал. Ещё и отругал, что мы бежим впереди паровоза.

— Как это понимать? — недовольно спросил Валиев.

Булатов только руками развел. На что крайне недовольный начальник стремительно ушёл к себе в кабинет и хлопнул дверью.

Марк сочувственно взглянул на парней. Не успел он ничего сказать, как дверь кабинета Валиева открылась.

— Марк Анатольевич, зайдите, — позвал его Ильдар и Марк скрылся в кабинете начальника, прикрыв за собой дверь.

Москва. Квартира Дато Элиава.

Отец Ираклия все эти дни звонил в Москву. Мать Ираклия, как узнала об аварии, так сразу же на скорой поехала в больницу с гипертоническим кризом. Отец был вынужден остаться присматривать за женой. Дато, как мог, успокаивал родственника, но сказать ничего хорошего он не мог. Зато в этот раз Дато позвонил родителям Ираклия в Батуми сам.

— Томаз, дорогой! Всё в порядке! Я всё уладил! — радостно сообщил он. — Как Тамара? Беги к ней в больницу, скажи, что всё в порядке, пусть больше так не переживает. Никто на нашего парня аварию не повесит… Да-да, он сразу так и сказал, что и водить-то не умеет. Я один в него поверил и начал действовать! Вот, всех на уши поднял, кого смог, и получилось! Томаз! Все обвинения с Ираклия сняты… Я уже был у него и всё ему сообщил, не волнуйся, твой сын — мой сын. Сделаю для него всё, что в моих силах… Иди, иди, обрадуй Тамару, а то, бедная, так испереживалась.