В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжелым прошлым и обрести счастливую жизнь - Сойта Марина. Страница 48

Возможно, вы ждали совсем другой истории – о том, как я мечтала стать психологом, и вот она, мечта наяву. Что ж, моя история звучит так: хаос моей жизни привел меня к психотерапии, и я не придумала ничего лучше, чем остаться здесь. Это не было моим «предназначением» и осмысленным выбором. Но, глядя на свою любовь к работе здесь и сейчас, я благодарна этому хаосу, пусть и не являюсь сторонницей благодарности ко всему и вся. Но до, так сказать, безопасной привязанности к работе мне предстояло пройти длинный путь.

Мой профессиональный маршрут был достаточно запутанным, хотя и академичным. Классический университет, четыре года практики в госучреждениях, аспирантура – все это достаточно неплохо звучит. Но изнутри это выглядело не настолько основательно.

На психфаке я определенно училась лучше, чем в ФМШ, – у меня все еще были проблемы с мотивацией и, как следствие, с дисциплиной, но не с обучаемостью. Я могла усвоить огромное количество материала за короткое время и, хотя я не была вовлечена в процесс, все же (по крайней мере, судя по моему отличному среднему баллу) училась весьма хорошо.

Но я все еще была безразлична. Я писала своим друзьям, сталкиваясь с проблемами в университете: «Мне все равно. Как и всегда, мне все равно – что и является бедой, потому что я не могу серьезно относиться к учебе».

Самый большой отклик во мне вызывали медицинские и философские курсы. Вот уже несколько лет я думаю, что, будь у меня второй шанс на юность, я бы выбрала карьеру врача. Это не горькие сожаления – я люблю свою работу, и, возможно, выбрав медицинский вуз, в итоге я бы обнаружила себя в роли психиатра, работающего в области психотерапии. Мы никогда этого не узнаем.

О сожалениях

Идея о том, что все могло пойти совершенно иначе, совершенно не означает, что это «иначе» было бы лучше, чем выбранный вами путь. Что это «иначе» сделало бы вас счастливее.

Для юной версии меня медицина была совершенно недоступной для выбора областью – мне кажется, в нашей семье были крайне негативные предубеждения относительно этой сферы деятельности. А что, о психологии не было? – можете удивиться вы. Еще как были, разница лишь в том, что медицина осуждалась гораздо чаще, нежели психология (ее, мне кажется, просто не удостаивали своим вниманием).

В университете мне нравилось то, что мы изучали на философских предметах и на анатомии и физиологии ЦНС, психофармакологии, нейропсихологии, физиологии ВНД. Я училась на кафедре клинической психологии и думаю, что это был хороший выбор из того, что было доступно для меня там и тогда. Я не смотрела на зарубежные магистратуры, не рассматривала возможности каких-то интересных стажировок, мое видение все еще было ограничено вопросами выживания, и ответ на вопрос «Куда я могу двигаться дальше?» был весьма топорным: университет, а потом какая-то работа.

У меня не было источника вдохновения. У меня не было ролевых моделей. У меня не было зависти к успешным людям. Я просто плыла по течению, и течение вынесло меня на мою первую работу: в областную больницу Новосибирска. Я работала в детском отделении – с детьми с поражениями ЦНС и их родителями, а также в поликлинике в Центре здоровья.

Никогда не думала, что буду работать с детьми; идя на стихийно назначенное собеседование, я полагала, что им требуется штатный психолог в работе с взрослыми, и поняла, что они заинтересованы в детской психологии, только спустя 10 минут разговора с главным врачом. Это снова было похоже на выбор моего факультета – я ткнула пальцем в небо из ограниченного количества звезд, и мне досталась звезда семейного психолога.

Что ж, я получила эту работу. Так начался мой настоящий практический опыт (до этого я консультировала сверстников в студенческом психологическом центре, но это была крайне неуклюжая проба пера, как и любые первые шаги в новой для нас области). Это был центр, работающий с детьми от года до 18 лет. Я проводила для них развивающие занятия и консультировала родителей по самым разным темам – от построения отношений в семье до их личных вопросов.

Параллельно я неторопливо работала с пожилыми людьми в поликлинике: проводила с ними психодиагностику, читала лекции, связанные с психообразованием, практиковалась в обучении навыкам релаксации, саморегуляции, ассертивной коммуникации, решения конфликтов.

Через год я уехала в Петербург, где так же довольно стихийно нашла работу в социально-реабилитационном центре для несовершеннолетних. Она состояла из двух направлений: патронаж неблагополучных семей и психологическое сопровождение детей, находящихся на временном пребывании в этом центре в связи со сложными жизненными обстоятельствами.

Первое направление давалось мне очень тяжело: я только переехала в этот город и почувствовала, что меня будто сразу окатили ледяной водой из осознания той жизни, которая прячется за красиво отреставрированными фасадами зданий старого фонда. Вместо Петербурга Парадного я была представлена Петербургу Достоевского. Коммуналки, грязь, нищета, жестокое обращение с детьми, безразличие, боль, боль, боль – океаны боли безутешного детства.

Второе направление было более структурированным, более организованным, хотя не менее печальным: я работала с детьми, изъятыми из семей, живущими на временном попечительстве государства, ищущими хоть какого-то тепла и безопасного контакта. Самым угнетающим было чувство практически полнейшей беспомощности: все, что можно было дать им, – это короткое время более здорового взаимодействия, чаще всего сводившееся даже не к каким-то особенным психологическим практикам, а просто весело сделанным вместе урокам.

Но этот опыт меня многому научил. Работая в этом центре, я прошла множество обучений: меня направляли на разные курсы, постепенно я стала оплачивать интересующую меня учебу сама, параллельно поступила в аспирантуру (и хотя это в основном было принятием влияния мамы, тем не менее это все равно погружало меня в контекст академической психологии).

Решив (после случая с «Ламбером», о котором я уже вам рассказала), что пора зарабатывать больше, я нашла еще одну работу – в частном детском саду. Это был странный контраст: утром я работала в одном из самых шикарных районов города с максимально обеспеченными^[32] детьми, днем же уезжала в Адмиралтейский район к вопиюще неблагополучному детству.

Мне стали поступать запросы на частные консультации: от знакомых коллег, от знакомых друзей, от знакомых знакомых. Сначала для детей и их родителей, затем просто для взрослых. И с этого момента начало происходить что-то действительно волшебное: я стала получать удовольствие от своей работы. Возможно, именно в этом формате я наконец увидела, насколько полезной и эффективной могу быть. Я точно знаю, что мне снова помогли случайные факторы: то, с какой проблематикой ко мне пришли первые взрослые клиенты – панические атаки, тревожность, депрессивные состояния, а также пережитое насилие в детстве.

Оказалось, что работа с этими сферами давалась мне удивительно хорошо. Думаю, мне помогла моя страсть к когнитивно-поведенческой терапии на том этапе моего пути, а также личная погруженность в контекст подобных сложностей. Тогда я впервые отчетливо поняла, что значит «любить свою работу».

Я стала вести блог, который стал тем, чем он является сейчас, благодаря опыту, пробам, экспериментам. Не было никакого идеального формата – во мне кипела энергия, и я двигалась на ощупь. Я исцелялась об исцеление. Каждый новый шаг вперед предлагал мне новые повороты, новые маршруты, новые идеи. Постепенно эта дорога очень увлекла меня, но, положив руку на сердце, я честно скажу: я не до конца понимаю, как оказалась на этой точке своего пути.

Это был безумный график – две работы, частные клиенты, ежедневное написание постов для блога… В какой-то момент я отменила для себя понятие «выходные». Практически все, что зарабатывала, я вкладывала в рекламу. Тогда я впервые познакомилась со своей трудоголической частью – это было начало ее господства в моей жизни. Все стало крутиться вокруг психотерапии – работа, блог, обучения, клиенты… В то время я поняла, что переросла работу на кого-то. Что я хочу быть своим собственным боссом. Я была готова неистово трудиться. Вкалывать. Пахать. Я открыла для себя прелесть трудоголического экстаза.