Бог Войны (ЛП) - Кент Рина. Страница 95

— Ава… — она берет мою руку в свою. — Во-первых, ты не балласт. Ты просто человек, который борется не по своей воле, и ты приняла трудное решение попасть в место, которое ненавидишь, чтобы попытаться стать лучше. Ты такая сильная и удивительная, что я даже не знаю, как тебе это удается. Так что больше не хочу слышать ни одной самоуничижительной ерунды, иначе я тебя отругаю.

— Во-вторых, не знаю, осознаешь ли ты это, но Илай не требовал быть твоим опекуном в целях контроля. Он действительно думал, что твои родители, Ари и даже я были слишком мягкотелыми и неспособными принимать трудные решения, которые могли принести пользу тебе. Мы все знали, что у тебя проблемы с алкоголем, но мы боялись, что, если мы заставим тебя бросить, ты сломаешься. Но Илай — нет. На самом деле, он отругал нас за то, что мы с тобой нянчились и позволили твоему состоянию так ухудшиться. Кстати, дядя Коул даже ударил его за это, но он все равно сказал, что сделает все по-своему и никому из нас не позволено вмешиваться. А тот терапевт, которого он выгнал с континента? Его поймали на том, что он продавал конфиденциальную информацию о тебе и других своих пациентах какому-то фармацевтическому конгломерату, поэтому Илай сделал так, чтобы он больше не мог даже дышать рядом с тобой.

— Та первая госпитализация в отделение психиатрии была вызвана всеобщим давлением после твоих постоянных панических атак и состояний фуги. Дядя Коул собирался подать на него в суд за халатность, если он не согласится отступить. Он сопротивлялся до самого конца, но даже после этого ежедневно навещал тебя и проводил с тобой несколько часов, как бы ни был занят. Иногда ты узнавала его, иногда — нет, но он был рядом с тобой каждый день, пока ты не попыталась задушить себя простынями. Он забрал тебя на следующий день, несмотря на советы врачей поместить тебя под интенсивное наблюдение и оставить для дальнейшего продолжения лечения.

— Он угрожал закрыть все медицинские учреждение, если кто-то встанет у него на пути, когда он будет выносить тебя. После этого он категорически отказался снова отправлять тебя на лечение и решил ухаживать за тобой сам. Сэм сказала мне, что он почти не спал, потому что хотел лично следить за тобой и держать тебя подальше от опасности. Именно он относил тебя обратно в постель после прогулок во сне. Если ты наступала в лужу грязи, именно он мыл тебя и переодевал. Он запретил держать в доме алкоголь и даже сам перестал его употреблять.

— После того как ты упала с лестницы и очнулась в больнице с амнезией, он попытался начать все заново. Он знал, что тебе может стать еще хуже, но не терял надежды. Он запретил кому-либо рассказывать тебе о болезненных воспоминаниях и хотел, чтобы ты жила нормально, пусть даже временно. Когда он увидел, что ты вновь обрела связь с виолончелью после долгого перерыва, он стал главным спонсором благотворительных организаций и заставил их пригласить тебя на выступление. Он знал, что, если они дадут тебе шанс один раз, ты очаруешь их своим мастерством, и приглашения станут приходить сами собой. Он держался на расстоянии не потому, что ты его ранила или он ненавидел тебя, а потому, что доктор решила, что его лицо провоцирует твои приступы.

У меня дрожит подбородок, когда в голове крутятся обрывочные воспоминания о том, как Илай поднимает меня на руки, несет и бережно укладывает в постель. Я также кое-что внезапно поняла.

Вначале он не занимался со мной сексом лицом к лицу, потому что считал, что его вид может спровоцировать мои приступы. Он изменил свое мнение только после того, как я потребовала этого и он увидел, что я в порядке.

Он никогда не раздевался, потому что не хотел, чтобы я увидела этот шрам и каким-то образом вернула свои воспоминания о том времени.

Илаю было все равно, что я ударила его ножом. Его волновало только то, что мне будет больно, если я об этом вспомню.

Человек, который хладнокровно убил у меня на глазах, затем использовал это убийство, чтобы привязать меня к себе, и заставил исчезнуть всех токсичных людей, потому что они неправильно дышали рядом со мной, не должен быть таким ненормально заботливым.

Просто не должен.

— Ава… почему ты плачешь? — Сеси вытирает мне щеки рукавом.

— Потому что я хочу забыть, что он заставил меня выйти за него замуж. Черт, какая-то часть меня уже забыла об этом. А другой части нравится, что он заставил меня, потому что у меня есть упрямая гордость, которая не позволяет мне признать, что я хотела этого. Сеси… кажется, я влюблена в него. Нет. Почти уверена, что люблю его, и именно поэтому я сломалась, когда все вспомнила, и поняла, что он врал мне. Я не могла справиться с предательством или с тем, что все могло быть ложью.

— Наконец-то. Пора бы тебе осознать то, что мы все знали уже много лет, — она улыбается. — Ты собираешься с ним поговорить?

Я отчаянно качаю головой.

— Ава… Возможно, ты не увидишь его в течение нескольких месяцев или лет после того, как тебя положат в больницу.

— Ничего страшного. Не думаю, что не развалюсь на кусочки и не превращусь в эмоциональный беспорядок, если увижу его лицо. Я позволила себе поверить в невозможную сказку, где мы вместе создадим счастливую семью, но все это оказалось иллюзией.

— Если кто-то и может воплотить это в реальность, так это ты.

— Не в моем нынешнем состоянии. Я ударила его ножом, Сеси. Даже если он сможет это забыть, я не смогу. Меня пугает мысль о том, что я могу снова причинить ему боль — даже непреднамеренно. Именно поэтому мой мозг выбрал амнезию. Мысль о том, что я причинила ему боль, сломала меня настолько, что я не смогла бы жить дальше, сохранив эти воспоминания.

— Так ты сдашься? Вот так просто?

— Вот так просто. Если только не буду уверена, что больше не представляю угрозы для него и, самое главное, для себя, чтобы ему не пришлось иметь дело с инвалидом.

— Ты не инвалид. И ты можешь сказать ему все, что думаешь. Если то нечестивое количество звонков, которое он делает Ари и мне, о чем-то говорит, я уверена, что он будет ждать столько, сколько потребуется.

— Я не хочу, чтобы он ждал. Будет лучше, если он уйдет.

— Это практически невозможно.

— На его плечах лежит большая ответственность. Он переживет эту мрачную главу в своей жизни.

— И ты позволишь ему?

— А почему бы и нет?

— Ава… в университете ты превращалась в разъяренную ведьму всякий раз, когда видела рядом с ним женщину. Ты делала своей миссией отгонять их, словно ядовитых мух, и мы обе знаем, что ты делала это, потому что не могла смириться с тем, что он мог быть с кем-то еще. Ты и сейчас не можешь, учитывая все те убийственные планы, которые ты вынашивала о других женщинах, флиртующих с ним в последние несколько месяцев. И теперь ты говоришь мне, что с готовностью будешь наблюдать за тем, как он живет дальше?

— Я должна. Я должна быть достаточно зрелой, чтобы отпустить то, что никогда не было моим, — мои следующие слова вырываются сдавленным тоном. — Даже если это причинит боль.

— О-о-ох, иди сюда.

Сесили обнимает меня, и я тихонько плачу, прижимаясь к ней.

Хотелось бы, чтобы я в последний раз плакала из-за Илая Кинга.

Но мои слезы, кажется, считают, что они принадлежат ему.

Как и все остальное во мне.

Глава 42

Коул

Я понял, что моя жизнь не будет спокойной, как только этот гребаный ублюдок подошел к моей старшей дочери в день ее рождения и поцеловал ее в губы.

Это случилось, когда ему было шесть лет.

В тот момент моя жизнь пробежала у меня перед глазами, и, клянусь, я увидел, как перерезаю ему горло тупым ножом — чтобы было больнее, и он умирал медленнее, — затем ломаю ему ноги и закапываю в канаве.

Без органов.

Их можно было бы продать на черном рынке по средней цене, потому что они наверняка не прижились в его организме, учитывая, что он — ядовитый паразит.