Хранитель секретов Борджиа - Молист Хорхе. Страница 18

– Он вернется за ней, – не раздумывая ни секунды, ответил тот. – И вы должны будете сдержаться.

Жоан с неудовольствием вгляделся в тонкие черты лица Никколо, его живые узкие глаза. Обуреваемый гневом, он крепко сжал челюсти, ожидая, что губы флорентийца сложатся в одну из его циничных улыбок. Но этого не произошло.

В ту ночь Жоан записал в своем дневнике: «Насилие – не выход из положения. Сколько же надо будет терпеть? Смогу ли я это выдержать?»

Слишком частые визиты Хуана Борджиа в лавку омрачали счастливую до этого жизнь семейства Серра. Когда в лавке было много народа, герцог вел себя надменно с мужчинами и заигрывал с дамами, хотя и сдерживался, особенно в присутствии Санчи, своей любовницы. Жоан старался его избегать, а папский сын нарочно не обращал на него внимания и вел себя так, как будто именно он был хозяином дома. Но когда клиентов почти не было, его поведение менялось к худшему, и Жоан избегал его, уходя в мастерскую. Если он задерживался в зале, Анна сама предлагала ему уйти. Она знала, что любая искорка могла превратиться в пожар, последствия которого были бы непоправимыми.

Несмотря на свое умение обращаться с людьми, в такие моменты Анна чувствовала себя мучительно. Она старалась сдерживать герцога тактично и с изяществом, не раздражая его, но он переходил все границы, и женщина вынуждена была его останавливать. Она сама себя упрекала в излишней улыбчивости в ответ на любезности герцога, когда он начал регулярно приходить в лавку. К тому же Анна понимала, что в происходящем отчасти была и ее вина, и боялась, что ее муж, догадывающийся о том, насколько далеко заходит молодой человек в своих дерзких притязаниях, однажды не сдержится и убьет или ранит герцога. Это привело бы к гибели семьи.

– По моему мнению, слишком уж вы недоступны, синьора, – говорил ей на ушко герцог, расточая любезности. – Любая другая давно бы уже осчастливила меня, а я ее.

– Я не только недоступна, синьор, – отвечала она строго. – Я просто не желаю даже разговаривать на эту тему. Не тратьте зря время и найдите другую женщину. С ней вы с легкостью удовлетворите ваши желания.

Но отпор, казалось, еще больше распалял папского хоругвеносца.

– Вы играете со мной, синьора, – говорил молодой человек, не переставая поражать Анну своим невероятным тщеславием. – Хотя вы и сами прекрасно знаете, что будете моей.

– Мне делают честь ваше внимание и добрые слова, господин герцог. Но меня коробят ваши притязания, и мне неприятно, что вы надеетесь когда-нибудь добиться чего-либо от меня. Вам ведь известно, что я мать и замужняя женщина.

– Замужем за этим типом? Вы достойны попробовать нечто лучшее.

– Я не хочу ничего пробовать, синьор. Я люблю своего мужа, и мне противна даже сама мысль о том, чтобы иметь любовника.

Несмотря на то что Анна была уверена в себе и в том, что сможет управиться с этим субъектом, эти сцены чрезвычайно досаждали ей. Испытывая невероятное напряжение, она понимала, что время от времени должна выдавливать из себя улыбку, чтобы смягчить свои слова, и под конец чувствовала себя выжатой как лимон. Хуже всего было то, что она не могла поделиться с мужем своими мучениями и тоской и, более того, должна была притворяться и не говорить ему всей правды. Когда Жоан задавал ей вопросы, она отвечала, что герцог вел себя достаточно прилично, и старалась максимально сгладить происходившее.

Она решила не спускаться в лавку по утрам в отсутствие мужа, но когда герцог впервые не застал Анну внизу, то стал требовать ее присутствия громкими возгласами. Никколо вынужден был пойти за ней, потому что Борджиа грозился сделать это сам. Анна быстро спустилась. Она ни в коем случае не могла допустить, чтобы этот тип оказался в ее доме. При таком его поведении она даже не осмеливалась притвориться больной; этот тип был способен преследовать ее даже в ее собственной спальне.

Для Жоана Анна была абсолютно всем, и ему всегда ее не хватало. Находиться с ней рядом, говорить с ней, целовать, любить ее – все это было для него величайшим наслаждением. Однако он все больше ощущал ту невидимую грань, которая стала разделять их. Анна заставляла себя улыбаться, когда говорила, что все идет хорошо, что все под контролем, но он чувствовал ее напряженность, некую скованность. Он задавал вопросы, зная, что не должен был этого делать, а она еще шире раскрывала глаза, помогая себе словами и жестами, дабы уверить его в том, что не было правдой, и Жоан это прекрасно понимал. Тогда он согласно кивал жене и заключал ее в объятия. Она вздыхала, и Жоан ощущал, как постепенно спадала ее напряженность, Анна расслаблялась и прижималась к нему всем телом.

Жоан внимательно следил за жестами своей супруги, не верил ее словам и чувствовал, что все идет не так. Он не знал, чем помочь ей, и проклинал свое бессилие. Позже, ночью, он слышал, как она ворочается с боку на бок, не в состоянии заснуть. И когда ей удавалось забыться, она иногда громко говорила во сне – ей тоже снились кошмары.

«Что я могу сделать? – писал вконец отчаявшийся Жоан в своем дневнике. – Как я могу помочь тебе, любовь моя?»

Однажды герцог неожиданно появился в маленьком зале, более уединенном, чем остальные помещения.

– Мне не нужно, чтобы вы меня любили, – заявил он после того, как выдал очередную порцию комплиментов и закрыл собой дверной проем, чтобы не дать Анне выйти. – Мне достаточно ваших ласк, мягкости вашего тела. Вам же хорошо здесь, в Риме, – вам и вашей семье, не так ли? Если вы угодите мне, дела ваши пойдут еще лучше. Если же нет… мне будет очень жаль…

– На что вы намекаете?

Он не ответил и подтолкнул ее к книжным полкам, а затем, придерживая Анну за талию левой рукой, попытался забраться ей под юбку правой. Это было не так просто, потому что Анна надела две нижние юбки, а верхняя, из ярко-красного бархата, была достаточно тяжелой. Когда он уже добрался до ее ноги, Анне удалось схватить его за руку. И она сделала это, с яростью вонзив в нее ногти.

– Вы мне делаете больно, синьора, – недовольно сказал герцог, отпустив ее. Он был удивлен, ибо не привык к такой реакции.

– Если вы еще раз попробуете сделать нечто подобное, мои ногти вонзятся в ваше лицо, клянусь Богом. – Ее глаза метали молнии.

Он рассмеялся и ответил:

– Чем сильнее вы сердитесь, тем больше распаляете мою страсть, синьора.

Тем не менее он отказался от дальнейших попыток и вскоре покинул лавку.

Этот инцидент привел Анну в сильное смятение, ибо на сей раз герцог Гандийский осмелился перейти от слов к делу. Она в волнении задавалась вопросом, чего ей ждать от великосветского нахала в его следующее посещение? Стоило ей только подумать об этом, как все внутри похолодело и к горлу подкатил комок.

Анна в очередной раз не рассказала мужу правды, когда он спросил ее, как прошел день. Она даже представить не могла, какой будет его реакция, если он узнает, что герцог пытался залезть ей под юбку. Эта недоговоренность, это молчание превратились в липкую стену, возникшую между супругами, а волчий облик папского сына неотступно преследовал ее в ночных кошмарах.

Никколо с беспокойством наблюдал за этими домогательствами. Он высоко ценил Жоана и решил защитить Анну, противостоя Борджиа физически, хотя прекрасно понимал, какой опасности подвергается. Ему было очень жаль видеть, как внутренняя тревога все больше овладевает хозяйкой. Он заметил темные круги, которые появились у нее под глазами от перенапряжения и недосыпания. Он не только восхищался ею, но и чувствовал, как сильнее начинало биться его сердце, когда Анна улыбалась ему или они нечаянно касались друг друга.

Она делилась с ним своими опасениями, искала утешения в его шутках и веселой болтовне. Он со своей стороны не без угрызений совести старался поддерживать в Жоане уверенность в том, что Анна контролирует ситуацию во время визитов папского сына.

– Что мне делать, Никколо? – время от времени спрашивала Анна с тревогой в голосе.