Хранитель секретов Борджиа - Молист Хорхе. Страница 7

– И не смогли добиться ни того, ни другого, – добавил Гарсия де Паредес. – После отражения их первой атаки мы выехали из Ватикана и начали громить их в стычке за стычкой.

– Они залегли за своими редутами, – продолжил Микель. – И хотя мы восстанавливаем контроль над остальными районами города, было бы неосторожным шагом вторгнуться в их владения. Мы прибыли сюда, чтобы удостовериться, что вы, наши подопечные в этом районе, в порядке.

– Папа жив? – поинтересовался Жоан. – Как он себя чувствует?

– Александр VI в добром здравии, – ответил Микель Корелья. – Слава тебе, Господи!

– В таком случае скажи, как же Орсини посмели поднять мятеж?

Микель пожал плечами.

– Это же очень могущественный клан, ты сам знаешь. Они контролируют целые районы в Риме, а за городом владеют обширными территориями с бесчисленными крепостями. Они – союзники Франции и уже поэтому являются врагами нашего Папы. Хотя французское нашествие и захлебнулось, Орсини продолжают получать денежные средства и подкрепление из Франции, чувствуют себя могущественными, и это придает им смелости. Но на этот раз они просчитались.

– Дома́ кого-то из наших друзей подверглись нападению? Кто-то еще пострадал?

– Дом одного из наших кардиналов был разграблен и подожжен, – ответил Микель. – К счастью, он смог спастись. Не повезло одному из валенсийских купцов и еще сицилийцу. Они погибли вместе со своими семьями, только паре слуг удалось избежать этой участи. И я боюсь, что во время дальнейшего патрулирования города мы обнаружим еще не один разграбленный дом.

– Один из моих подмастерьев погиб, но нас не удастся запугать, – сказал Жоан с твердостью. – Мы станем снова жить нормальной жизнью, хотя всегда будем держать оружие наготове, чтобы все это видели.

– Я рад, что вы сохраняете присутствие духа, – ответил капитан ватиканской гвардии. – Я уверен, что они не рассчитывали на столь яростное сопротивление с вашей стороны. – И, указав на телеги, до сих пор пылавшие огнем, добавил: – Они хотели взяться за вас всерьез.

– Мы не можем более задерживаться, – напомнил Гарсия де Паредес. – Наверняка еще есть земляки, нуждающиеся в нашей помощи.

– К вам больше не сунутся в ближайшее время, – заверил Микель. – Мятеж подавлен, и они расходятся по домам.

И, пожелав им удачи, ватиканские копьеносцы удалились. Жоан перевел взгляд на остатки телег, догоравших напротив его книжной лавки; они напомнили ему о только что пережитой трагедии, которая могла повториться в любой момент. Потери были значительными.

Не ослабляя бдительности, Жоан собрал всех домашних, которые не были заняты уходом за ранеными, и они помолились перед телом погибшего юноши. После этого Жоан приказал достать из погреба бочонок вина, поскольку был повод и для радости. Ни больше ни меньше – жизнь людей, уцелевших после нападения.

«Прав Никколо, когда говорит, что судьба моего дома зависит исключительно от оружия каталонцев, – написал Жоан в своем дневнике. – И также прав Микель Корелья. Я – один из них, нравится мне это или нет».

На следующий день книжная лавка открыла свои двери как обычно, хотя и с черным крепом на окнах в знак траура. Работа по уборке и ремонту дома была неподъемной, но абсолютно все домочадцы с удвоенной энергией взялись за дело и приложили все силы, чтобы восстановить прежний вид помещения. В тот первый после нападения день несколько верных Папе семей, живших по соседству, выразили им свое сочувствие и оказали поддержку. Вооруженные до зубов, они приходили группами или в сопровождении слуг и жаждали новостей. Их абсолютно не волновало то, в каком состоянии была лавка, – наоборот, они гордились тем, что поле битвы осталось за «своими». И как только стало ясно, что каталонцы контролируют бо́льшую часть города, количество посещений лавки стало расти, сначала незначительно, но к концу недели достигло своего обычного уровня.

Эулалия выздоравливала, другие раненые также поправлялись, и уже через несколько дней казалось, что жизнь вернулась в свое обычное русло, хотя для Жоана мятеж, поднятый Орсини, и нападение на его лавку олицетворяли полную беззащитность и явное свидетельство того, что этот ужас в любой момент может повториться. Он сильно тревожился, и не только потому, что враги Папы представляли собой явную опасность, но и в силу чего-то неопределенного – мрачного и скрытого от глаз. Орсини представляли явную угрозу, но они были как на ладони, и Жоан прекрасно осознавал, каким образом ему надлежало защищаться от них. Имело место нечто стороннее, исходившее из другого источника, но постоянно тревожившее Жоана, и это было связано с его супругой. Он пока не мог определить точно, что было причиной этого чувства.

– Как прошла ночь? – спросила Анна утром несколько недель спустя, толком не проснувшись.

– Все в порядке, – ответил Жоан не совсем искренне, окуная кусок хлеба в чашку с молоком.

Кошмар, похожий на тот, который был связан с инквизицией, разбудил его ночью. Жоан не находил себе места. Хотелось выть от тоски.

Они завтракали на втором этаже в семейной столовой. Все служащие, включая продавцов книжной лавки, мастеров, управляющих и подмастерьев, завтракали внизу, на первом этаже. Через открытое во внутренний двор окно до семейства Серра долетали смешки и шутливые замечания, обрывки разговоров подмастерьев, которых мастера обычно прерывали, когда их голоса становились слишком громкими. Эти звуки, возвещавшие о начале нового рабочего дня, одного из многих, возвращали книжника к действительности, заставляя забыть об одолевавших его ночных кошмарах.

– А вы как? – спросил он жену.

Анна утвердительно кивнула и, улыбаясь, прикрыла глаза. «Значит, она действительно хорошо спала», – подумал Жоан. Так и должно быть, ведь именно поэтому он не рассказывал ей о своих ночных кошмарах, которые в последнее время посещали его с удивительной периодичностью. Тем не менее он подумал, что Анна, возможно, тоже ощущала неминуемое приближение опасности, но скрывала это, чтобы лишний раз не волновать его.

Когда они вернулись в спальню, Анна принялась кормить малыша, а Жоан надел белую рубаху и камзол зеленого сукна, чтобы спуститься на нижний этаж. Он никак не мог привыкнуть к такой роскоши; всего лишь три года назад он одевался в лохмотья раба на галерах, и прошло только два года с того момента, как он снова обрел свободу. Возможно, именно эта кардинальная перемена, ранее немыслимое для него благополучие и были причиной головокружения и беспокойства. Все складывалось слишком хорошо, чтобы быть таковым на самом деле. Наверное, потому, что вся его жизнь была непрекращающейся борьбой против невзгод, Жоан не был готов к этому счастливому периоду своей жизни и боялся, что что-нибудь пойдет не так.

Он не только смог жениться на женщине, которую сильно любил, но и на пороге двадцатипятилетия, благодаря помощи Микеля Корельи и друзей из Неаполя, стал владельцем книжной лавки. Это было его мечтой с того самого момента, когда в возрасте всего лишь двенадцати лет он начал работать подмастерьем в лавке книготорговцев Корро в Барселоне.

Жоан спустился в подсобное помещение и, пройдя через комнату, стены которой занимали полки с бумагой, перьевыми ручками, типографской краской и различными письменными принадлежностями, зашел в мастерскую, чтобы поздороваться с работниками, переплетавшими книги. Многие были беженцами из Флоренции. Работая, они напевали песни своей родины. Жоан вдохнул знакомые запахи бумаги, клея и кожи и взял в руки законченный экземпляр, чтобы оценить качество работы. Он прощупал все внутренние швы и ласково погладил кожу обложки. Удовлетворенно пробормотав что-то, он осмотрел еще пару экземпляров и сердечно похлопал мастера по плечу.

– Молодец, Джорджио. Просто великолепно. Кто работал над этими книгами?

Жоан внимательно выслушал Джорджио, наблюдая одновременно за работой мастеров и подмастерьев, которые сшивали листы бумаги, проклеивали их и обрабатывали кожу для обложек книг. Жоан вспомнил то время, когда он сам проделывал эту работу в Барселоне.