Из Тьмы, Арка 5 (СИ) - "Добродел". Страница 4

Несколько тихих теней начали пробираться из своей части камеры к спальному месту имперской подстилки. Человек, как и его соратники, не являлся таким уж специалистом в скрытном передвижении. Однако этого и не требовалось: даже если бы количество заключённых в камере соответствовало положенным по нормативам шести десяткам, такое число спящих всё равно создавало бы определённый шум. Кто-то громко храпит, кто-то бормочет во сне, кто-то имеет проблемы с лёгкими и дышит с явным сипом, другие стонут и вскрикивают от пригрезившихся кошмаров — всё это отлично скрывает звуки передвижения.

И даже то, что в сильно переполненной камере иной раз случалось наступать на конечности не имеющих своего спального места неудачников, не меняло дела. Придушенный вскрики терялись на общем фоне, а возмущаться в голос никто не рисковал: все знали, чем сие чревато и потому предпочитали притворяться, что вскрикивали во сне.

Разве что пришлось соблюдать максимальную осторожность, обходя угол камеры, облюбованный прихлебателями Сира. Этот криминальный оппортунист пусть и не стал препятствовать свершению возмездия, но ожидать от него можно решительно всего.

Вот тёмные силуэты подобрались к намеченной цели и застыли, готовые добить раненую и пытающуюся найти спасение жертву. Человек вместе с напарником выдвинулся вперёд, в руках тускло блеснуло узкое лезвие, которым так удобно колоть сквозь щели меж неровными досками тюремной койки.

Чувствовал ли он сожаление от того, что придётся убивать юную девушку, которая не выглядит и на достаточные для помещение во взрослую тюрьму шестнадцать? Нет. Он знал, что их враг многолик, что имперцы и их прихвостни подлежат уничтожению, как бы безобидно они ни выглядели и как бы мило себя ни вели. Это всё ложь! Маска, прячущая истинное нутро гнилых клевретов прогнившей системы! И пускай он, как и его соратники, примет смерть в борьбе или от рук имперских палачей, а потомки осудят таких, как он, и их деяния, из непременно благолепного будущего видящиеся слишком жестокими — он не отступит.

Во имя перемен! Ради всеобщего блага!

Человек ощутил прикосновение напарника, предупреждающее о готовности. Два лезвия, нащупавшие промежуток меж досками, одновременно дёрнулись вверх, навстречу беззащитной плоти.

* * *

Относительные тишина и спокойствие спящей камеры резко сменились воплями боли и ненависти, мешающимися с грохотом и треском от столкновения людских тел с посторонними предметами. Это сопровождалось вскриками и возмущёнными ругательствами со стороны спящих зеков, поймавших неожиданный «сюрприз», а также возгласами непонимания от разбуженных шумом.

В мужской гомон вплетались и более звонкие взвизги: это отреагировала женская часть камеры.

Собственно, звуки схватки быстро сошли на «нет», однако разноголосица сидельцев, которые почти не видели в темноте, ничего не понимали и оттого паниковали, с успехом перекрыла шум, созданный непосредственно попыткой коллективного самоубийства революционеров-неудачников. Вон, кто-то даже метнулся к дверям и с дикими воплями вроде: «Убивают!!! Спасите!!» — начал стучать по двери.

Хотя к чести местного контингента стоит заметить, что паниковала, бегала и толкалась друг с другом в ограниченном пространстве камеры по большей части всякая шантрапа. Люди более серьёзные, наоборот, старались не лезть в эту бестолковую шумную массу, а те, что входили в одну из группировок, и вовсе собрались возле лидеров, готовые к обороне.

Как, например, ребятки Сира.

Мне, к слову, окружающий мрак практически не мешал: духовная энергия, направленная в глаза, неплохо обостряла зрение. В достаточной степени, чтобы видеть начавшуюся сутолоку — и куда они все щемятся в закрытом помещении? — ставшую причиной для далеко не одной случайной травмы или источником для потасовок, заметить внимание со стороны ранее упомянутого главбандита... ну, и в целом контролировать обстановку вокруг.

Вскоре в углу, оккупированном сторонниками моего бандитского знакомца, вспыхнул огонёк зажжённой спички, который перекинулся на фитиль керосиновой лампы. Керосинка, кстати — вещь, тюремными порядками не одобряемая; но, учитывая вполне себе настоящие ножи, а не поделия из заточенных ложек в руках горе-убийц, наличие в собственности читающего бандита такого полезного девайса меня совсем не удивляло.

Взгляд на нападавших — немного поломанных, но вполне живых и даже сознательных — неловко ворочающихся в местах своего приземления. Убивать я их не стала, после недавнего выступления им всё равно одна дорога: в смертники. К тому же в моих интересах, чтобы горе-покушенцы (или покусители? как там литературно правильно убийц-неудачников называют?) как минимум дожили до допроса.

Но об этом потом.

— Эй, Куроме, ты как?! Не покоцали? — участливо спросил щурящийся от непривычного света мужчина.

Откуда участие? Эмпатия и острый слух, гораздо более тонкий, чем могли подумать здешние обитатели, подсказывали, что местный авторитет надеялся вынести из нашего знакомства некие выгоды, а потому через своих людей заранее предупредил потенциально полезного человека о готовящейся акции. Не то чтобы это хоть как-то помогло — у революционных придурков изначально не существовало и тени шанса — да и не от чистого это сердца, но жест я запомнила. Потом прикажу Счетоводу через третьи руки подкинуть этому бандиту золота, или даже помочь… один раз и не слишком серьёзно.

— Нормально, — тоже повысив голос, дабы перекричать шум толпы, отвечаю я. — Не знаешь, охрана скоро прибежит?

— А хуй её знает. Если дежурный не совсем поклал на службу, то сейчас поднимут остальных вертухаев и они всей толпой прилетят прояснять вопросы. Лишь бы шашку внутрь не закинули, суки полосатые.

— А могут? — уточняю, совсем не желая наслаждаться творением военно-химической промышленности Империи.

Шум вокруг стал стихать. Заключённые начали прислушиваться к нашему разговору.

Даже голосящего и бьющегося в дверь дурака угомонили. Посредством, хм, массажа почек не желающего мирно затыкаться крикуна.

— Если дежурит Пидор, то вот как два пальца обоссать, — скривился мужчина, отчего покрытое шрамами лицо стало напоминать гротескную маску. — Если камера взбунтовалась и не успокаивается, то эти трусливые шакалы всегда так делают. Сначала шашку в кормухан* швырнут, а потом, когда духан чуток повыветрится, заходят и вяжут харкающих и сопливых. Или если благородной суке-начальнику захочется, — хмуро добавил он.

/* — кормухан: окошко в двери камеры, через которое поступает еда./

— Нет уж, такой хоккей нам не нужен.

— Чего?

— Говорю: пойду к двери, успокою тюремщиков... когда появятся.

Тюремная охрана, как и предсказывал мой собеседник, отреагировала на беспорядки разом нервно и осторожно. Сходу забрасывать в дверное окошко «подарочек» не стали, зато в камере резко вспыхнул свет, а из открывшегося окошка показалось дуло автомата.

— Отошли от прохода, уроды, бля! Кто к двери дёрнется — разом нашпигую свинцом, как ёбаную свинью сраными яблоками!

— Боюсь-боюсь, — хмыкнула я, и не подумав в страхе бежать с траектории огня. — Но бузотёры уже обезврежены и даже сохранены в живом виде. По большей части, — поправляю себя, вспомнив о паре неудачников, первый из которых умудрился сломать шею, а второй ударился об угол койки и сломал ребро, пробившее ему сердце.

Лязгнул затвор.

— От двери отошла, нах! — дав петуха, воскликнул тюремщик, который, очевидно, имел некоторые представления о моей опасности, однако сильно недооценивал её уровень. — Быстро!! Застрелю нахрен!!!

«Идиоты…», — мысленно вздыхаю я, понимая, что сейчас начнётся сеанс группового церебрального секса с кучкой недалёких охранников, а потом второй акт того же самого с их дежурным офицером, который, как оказалось, даже не соизволил притащить свою сиятельную задницу на место ЧП.

* * *

По итогам разбирательств меня, как и ожидалось, переселили. Благодаря особенной благосклонности офицера с милейшим прозвищем Пидор — сразу видно, как его любят! — обладающего хорошими связями среди местного руководства, даже в отдельную камеру.