Бог Ярости (ЛП) - Кент Рина. Страница 18
Но сейчас я не могу удержаться от мазков желтого с красным, рождая оранжевый. Горячий, огненный.
Дикий.
Такой чертовски дикий и все то, чем я не являюсь.
Искусство всегда было моим проклятием и спасением. Я понятия не имею, кем бы, черт возьми, я был без набросков и мазков на чистом холсте, но в то же время то, до какой степени это может дойти, пугает меня до чертиков.
Когда мне было два года, я рисовал маленькие звездочки везде, куда мог дотянуться. На полу, на стенах маминой косметикой. На лбу, груди и спине Лэндона, пока мы хихикали и прятались от родителей.
Потом эти звезды превратились в эскизы нашей семьи, маленьких собак и милейших кошек. Теперь мой художественный стиль остановился на пейзажах. Цветы. Деревья. Моря. Сады.
Фауна.
Это далеко не пейзаж, — шепчет мой мозг, выходя из себя, но я не могу остановиться.
Если я остановлюсь, у меня не останется другого способа справиться с ситуацией. Придется прибегнуть к очистке вен от этих чернил.
Опять.
Ты уверен, что видеть конечный результат этого безопаснее, чем очищение?
Моя рука зависает в воздухе.
Дверь открывается, и я вздрагиваю, сердце колотится в груди.
Черт. Я забыл запереть дверь.
Входит Лэн, совершенно невозмутимый, комфортно чувствующий себя в своей шкуре. Несмотря на то, что он ублюдок, в котором нет ни одной человечной косточки, меня охватывает отстраненное чувство комфорта, когда мы оказываемся в одной комнате.
Печальная правда заключается в том, что, видя лицо Лэна, я вижу только свое спокойное лицо.
Мы однояйцевые близнецы, но Лэн немного мускулистее меня. Его глаза также более злые, а на лице эта постоянная вызывающая ухмылка.
Несмотря на одинаковую внешность, мы совершенно разные. У него клинический диагноз — нарциссическое и антисоциальное расстройство личности.
А у меня диагноз «в полной заднице».
Он — очаровательный близнец, тот, к кому приковано всеобщее внимание, суперзвезда семьи Кинг и гений современного искусства.
Он — это все, что объединяется в одно высшее существование.
Всю свою жизнь я наблюдал, как он взмывает в небо, а я остаюсь под землей.
Я мысленно качаю головой. Сегодня я этого делать не буду.
— Что ты здесь делаешь? — осторожно спрашиваю я. Не секрет, что у нас с Лэном не самые лучшие отношения. Это случилось, когда человек, о котором я всегда заботился, пометил меня в своих контактах как «Запчасть».
Он пошутил, и я ответил ему взаимностью, но это что-то резануло внутри меня. Возможно, иллюзию того, что нас что-то связывает.
— Я не могу приехать повидать своего брата? — он сунул руку в карман, и я обратил внимание на его черные брюки, подвернутые у щиколоток. Хотя мы оба одеваемся элегантно, у нас разные стили. Сомневаюсь, что в его гардеробе есть брюки цвета хаки или рубашки-поло.
— Чего ты на самом деле хочешь, Лэн?
— Ты не веришь, что я здесь, чтобы проверить тебя? — он ухмыляется. — Я ранен, младший братец.
— Я тебе не младший брат.
— Так получилось, что я старше тебя на целых пятнадцать минут. Смирись с этим, — он ерошит мои волосы, как будто мы снова стали детьми, и я отбиваю его руку.
Не хочу вспоминать о наших некогда близких отношениях, которые я разрушил собственными руками.
Когда-то мы спали в одной постели, и он рассказывал мне все, включая подробности, которые я не хотел слышать.
А потом все рухнуло. Включая мой разум.
— Серьезно, что ты здесь делаешь? — спрашиваю я с большим раздражением, чем обычно.
Возможно, это связано с тем, что в последнее время у меня очень сильно сдают нервы.
— Я действительно просто хочу проверить, как ты. Мама звучала взволнованно.
Я ненадолго закрываю глаза.
— Я в порядке.
— Конечно, Брэн. Если ты будешь повторять себе это достаточно часто, то, возможно, в конце концов поверишь в это.
— Что ты имеешь в виду? — я сужаю глаза, но он не смотрит на меня.
Он физически отталкивает меня с дороги, шагая к моему холсту.
Дерьмо.
Блять.
Черт возьми.
Пот струйками стекает по моей спине, пока брат смотрит на бессистемные мазки на холсте. Если бы это был кто-то другой, я бы не стал так волноваться, но речь идет о моем гениальном брате-близнеце.
Лучший ученик художественной школы КЭУ и подающий надежды скульптор, получивший множество наград за свои дьявольски детализированные статуи.
Его голова наклоняется в сторону, когда он изучает холст, и мне хочется подскочить к нему и спрятать. Я хочу пропитать его черными чернилами. Но не сделаю этого, иначе Лэн почувствует, что что-то серьезно не так.
Есть две вещи, которые пугают меня до смерти.
Мое отражение в зеркале и Лэндон.
— Это… чертовски блестяще, — он присвистывает.
Моя грудь сжимается так, что я едва не падаю. Лэн не хвалил ни одну мою картину нарисованную за последние… восемь лет.
Его предыдущие описания моих работ были язвительно-критическими.
Крайне посредственно.
Изнурительно утомительно.
Ужасающе неоригинально.
Исключительно скучно.
Ужасающе скучно.
Скучно.
Скучно.
Скучно.
Это мой брат-близнец, дамы и господа. Он не стесняется говорить мне, насколько я плох по сравнению с его потусторонним талантом.
И неважно, что мои работы нравятся моей маме-художнице с мировым именем и профессорам. Неважно, сколько наград я получил за свои технически совершенные картины природы.
Лэну никогда не нравилась ни одна из них. Ни одна.
— Это просто случайная работа, — бормочу я, борясь со своими эмоциями, когда делаю шаг к холсту, желая опустить его и спрятать все, что на нем изображено.
По какой-то причине я чувствую себя перед ним полностью обнаженным. Как в ту ночь, когда он обнял меня в последний раз.
Брат берет меня за плечо и поворачивает так, что мы оба смотрим на хаос красного и желтого. Огненный взрыв, который произвели мои пальцы в ответ на хаос, царящий в моем сознании.
— Если это случайность, то делай это постоянно, Брэн. Серьезно, это твоя лучшая работа за долгое время, — он сжимает мое плечо. — Я же говорил тебе, что все наладится, если ты перестанешь сковывать себя.
Я напрягаюсь.
Нет. Я все еще сковываю себя. Я не могу перестать это делать.
Я контролирую себя.
Контроль.
Контроль.
Контроль.
Он разворачивает меня лицом к себе, когда я уже готов сорваться и покатиться по этой мерзкой дороге.
Его глаза сужаются.
— Пожалуйста, скажи мне, что это не потому, что ты вернулся к Кларе.
— При чем тут она…? — иногда я забываю, что мы вместе. Я постоянно придумываю всякие отговорки, чтобы не встречаться ночью или даже днем, и в качестве компенсации посылаю ей дизайнерские сумки и туфли.
— Она выставляет тебя напоказ в своем IG, как шлюха, привлекающая внимание.
— Лэн! Это слишком грубо.
— Ну, она такая. И золотоискательница тоже, — он хмурится. — Хоть убей, но никогда не пойму, какого черта ты продолжаешь возвращаться к этой сучке. Она изменяла тебе, много раз, и она настолько токсична, что наркотики кажутся радугой с единорогами по сравнению с ней.
— Слишком красноречиво из уст короля токсичности.
Он фыркает.
— Классический ход Брэна.
— Что?
— Всегда уходишь от темы, братишка. Бежишь, прячешься и уклоняешься от разговора, когда что-то приближается слишком близко к тебе. Это творит с тобой чертовы чудеса.
Я заставляю себя улыбнуться.
— Если ты закончил, будь добр, убирайся.
— Расстанься с ней, Брэн. Я серьезно. Если эта сучка причинит тебе боль еще раз, я возьму все в свои руки, и мы оба знаем, чем это закончится.
И он выходит из студии.
Я продолжаю смотреть на дверь еще долго после его ухода.
Его слова звучали так, будто ему не все равно, или будто он делает это ради меня, но нет. Лэн всегда воспринимал меня как продолжение себя, поэтому он мстит Кларе не ради меня. Это ради него, чтобы не выглядеть слабым.