Бог Ярости (ЛП) - Кент Рина. Страница 25

— Заткнись, мать твою. Не пытайся испортить все своим поганым ртом. Позволь мне занять его для тебя, — он просовывает пальцы глубже. — Подавись моими пальцами. Я хочу, чтобы ты проглотил каждую каплю спермы в своем горле.

А потом он трет пальцами мой язык, и небрежный звук слюны эхом отдается в воздухе вокруг нас.

Он делает это до тех пор, пока я не начинаю облизывать его.

Пока я не уговорю себя поверить в то, что это сон.

Это был не сон.

Сколько бы я ни пытался убедить себя, что мне все привиделось и что я не мог сделать это на людях — там, где меня мог кто-то увидеть. Правда в том, что мне не снились сны.

Даже немного. Даже близко.

Я мечусь по спальне и ванной, терзаемый головной болью и мыслями, настолько хаотичными, что они усиливают мигрень.

Мои вдохи и выдохи быстрые, прерывистые и полностью отталкивающие от реальности, в которой я проснулся сегодня утром.

В пять утра, как по будильнику.

Только ничего не имеет смысла.

Я перестаю расхаживать и смотрю на свое отражение в зеркале в ванной, и чем дольше я смотрю на это гребаное лицо, тем сильнее сжимаю волосы. Слабоумный, чертов придурок, который не может держать себя в руках только потому, что немного выпил.

Черные чернила покрывают мои черты, делая их безликими. То, что смотрит на меня в ответ, неузнаваемо.

Монстр.

Сердце колотится, и я бросаюсь к зеркалу, а затем бью по нему кулаком. Поверхность трескается, но не разлетается на осколки, и мне приходится смотреть на шесть искаженных версий своего лица.

— Пошли вы, — шепчу я им всем, пока кровь капает с моих костяшек, пальцев, а затем забрызгивает белую раковину красным.

Мне хочется снова ударить по зеркалу — на этот раз стереть себя полностью, но я не делаю этого, потому что это также нарушает мой гребаный контроль.

Тиканье проникает в мой мозг, пока не становится единственным, что я могу слышать.

Тик.

Ты бесполезен.

Тик.

Ты — ничто.

Тик.

Слабый.

Слабый.

Я бью окровавленным кулаком по голове, пока мне не начинает казаться, что я упаду в обморок.

Черные чернила стекают с зеркала и заглатывают мои ноги, колени и бедра. Я хватаю кусок зеркала и нажимаю на него.

Кровь вытекает из моих пальцев, и вместе с ней чернила сочатся из моей вены и рассеиваются вокруг меня.

Я опускаю стакан в раковину и резко выдыхаю. По белому фарфору расходятся красные полосы, а за ними быстрой чередой следуют капли крови. Я позволяю своей жизненной сущности вытечь из меня, глядя на свое отражение — волосы приклеились к вискам, глаза остекленели. Мертв.

Конец. Я спокоен.

Я снова контролирую себя.

Но я не могу смотреть на себя слишком долго. Иначе все это вернется.

Мой взгляд падает на кровь, вытекающую из порезов на пальцах, пропитывающую ладонь, тыльную сторону руки и образующую небольшую лужу в раковине.

Все кончено.

Осталось только сделать вид, что прошлой ночи не было.

Я мастер притворяться. Делал это всю свою жизнь и всегда добивался успеха.

Этот случай ничем не отличается.

Мои движения механические, когда я мою руку, прикусив губу от боли. Темные, запретные образы проникают в мой мозг. Зубы, вгрызающиеся в мою распухшую губу, рассасывающие синяки, пожирающие…

Стоп.

Рука дрожит, когда я закрываю кран и перевязываю порезы.

Я уже собираюсь шагнуть в спальню, когда ловлю отражение своего искаженного образа и успеваю отвести взгляд, прежде чем лицо снова станет черным.

Стоп…

Пожалуйста, не говорите мне, что это то, о чем я думаю.

Я подхожу ближе, откидываю голову назад, и, конечно же, вижу темно-фиолетовый засос возле челюсти и еще один у адамова яблока.

Этот гребаный…

Я испускаю долгий вздох и выхожу из ванной, дергая себя за волосы и едва не опрокидывая все на своем пути.

Мои движения становятся бешеными, когда я надеваю шорты и футболку. Мое тело умоляет меня переждать этот день и дать себе время оправиться от похмелья, но если я сделаю это, то просто погружусь в раздумья.

А я не могу думать.

Не после утреннего кровавого парада.

Я спешу обратно в ванную и наклеиваю два пластыря на засосы. Если кто-нибудь спросит, я скажу, что порезался во время бритья.

Отрицать.

Забыть.

Притворяться.

Моя святая мантра сработает и на этот раз. Она всегда срабатывает.

Я выхожу из комнаты, борясь с головной болью и туманом, плывущим в голове. Мне просто нужно пробежаться, и все вернется на круги своя.

И все же, спускаясь по лестнице особняка, который я делю с братом, кузенами и другом Реми, я вспоминаю, что чувствовал, когда поднимался по этой лестнице вчера вечером.

Или сегодня рано утром.

Черт, прошло всего пару часов с тех пор, как Николай высадил меня возле дома. На своем мотоцикле.

Хотел бы я не помнить многого после колоссальной неосмотрительности с моей стороны, но помню. Болезненно.

Он снял свою рубашку, которую, я уверен, он не хотел надевать с самого начала, и использовал ее, чтобы привести нас в порядок, прежде чем потащить меня к месту, где он припарковал свой мотоцикл.

Я на мотоцикле? Не в этой жизни.

Но эта логика, видимо, не распространяется на разбитую версию меня, потому что я точно ехал на этом мотоцикле, и мне пришлось остановить себя, чтобы не вцепиться в его плечи.

Николай ухмылялся как идиот, когда я спрыгнул с него на нетвердых ногах и, покачиваясь, направился к особняку, бормоча слова благодарности, которые он вряд ли услышал.

Зато я точно услышал его «Сладких снов, цветок лотоса».

Сладких. Как же, черт возьми.

Я поглаживаю волосы на затылке, выходя через ворота. Я не разогрелся как следует, но меня это не волнует. Мне просто нужно, чтобы эта энергия ушла.

Немедленно.

Я бегу по заученной дорожке, наслаждаясь хрустом гравия под ногами и музыкой, звучащей в ушах. Мои легкие расширяются с каждым вдохом, втягивая чистый воздух.

Это моя среда.

Я в порядке.

В полном порядке.

Я контролирую себя.

Передо мной проносится крупная фигура, я пытаюсь остановиться, но уже слишком поздно, и я неловко врезаюсь в него.

Моя грудь принимает удар, AirPods выпадают из ушей, а мой нос наполняется очень знакомым запахом мяты, клевера и адского проклятия.

Сильные руки обхватывают меня за талию, и я чувствую, как его грудь прижимается к моей, когда он усмехается.

— И тебе доброе утро, цветок лотоса. Не думал, что ты так сильно по мне соскучился за столь короткое время.

— Я… не соскучился, — я отстраняюсь от него.

— Эй, это же ты меня только что обнимал.

— Я упал.

— Без разницы, — он ухмыляется так же, как и вчера, когда смотрел, как я поджимаю хвост и иду к себе домой.

В трансе.

Потерянно.

Но сегодня я другой.

Я скрещиваю руки и смотрю на него.

— Что ты здесь делаешь?

— А на что это похоже? — он показывает на свое обычное полуобнаженное состояние — черные шорты и кроссовки Nike. — Я буду твоим приятелем по бегу.

— Я не хочу.

— Может, ты и не хочешь, но он тебе нужен… — он осекается и берет мою забинтованную руку в свои обе, перекидывая ее то влево, то вправо. — Что случилось?

Раны покалывают, становясь все горячее с каждой секундой его прикосновений, и я отдергиваю руку с большей силой, чем следовало.

— Не твое дело.

Он прищуривается.

— С возвращением, засранец Брэндон. Не могу сказать, что я скучал по твоему ворчливому присутствию.

— Просто уходи, — я оглядываюсь по сторонам в поисках проклятых AirPods. — Разве ты не был в полном порядке, игнорируя мое присутствие в течение нескольких недель?

— Это было до того, как я познакомился с твоим прекрасным, огромным членом.