На край света (трилогия) - Голдинг Уильям. Страница 17

– Ну что, подстрелили своего альбатроса?

Мистер Преттимен подпрыгнул от негодования.

– Нет, сэр! Что за нахальство – выбить ружье прямо у меня из рук! Грустно и смешно! Кругом невежество, дикость и махровое суеверие!

– Конечно, конечно. Во Франции такое было бы невозможно, – умиротворяюще поддакнул я и двинулся на шканцы.

Вскарабкался по трапу, и каково же было мое удивление, когда я обнаружил там мистера Колли собственной персоной. В круглом парике, треуголке и черной мантии, он стоял перед капитаном Андерсоном прямо на священной земле – то есть палубе! Когда я шагнул на последнюю ступеньку, капитан резко повернулся, отошел к поручню и сплюнул за борт. Он был красен лицом и зол, как горгулья. Мистер Колли сдержанно приподнял шляпу и направился к трапу. Навстречу ему попался лейтенант Саммерс, и они очень серьезно поприветствовали друг друга:

– Если я не ошибаюсь, мистер Саммерс, именно вы разоружили мистера Преттимена?

– Да, сэр.

– Никто не пострадал?

– Я выстрелил в воздух.

– Мой долг – поблагодарить вас за это.

– Не стоит благодарности. Лучше… мистер Колли!

– Да, сэр?

– Прошу вас, примите мой совет.

– По какому поводу, сэр?

– Не торопитесь. Экипаж совсем новый, людей мы почти не знаем. После вчерашнего… Понимаю, вы не одобряете спиртное в любом его виде, но… Я прошу вас подождать, пока матросам не раздадут ром. После этого они если и не внимают голосу разума, так хотя бы становятся спокойней и дружелюбней.

– У меня есть защита, сэр.

– Поверьте мне, я знаю, о чем говорю! Когда-то я был в их шкуре…

– Меня охраняет Господь.

– Сэр! Мистер Колли! Раз уж хотите меня отблагодарить, сделайте одолжение – погодите всего лишь час!

Воцарилась тишина. Мистер Колли заметил меня и церемонно поклонился, прежде чем ответить мистеру Саммерсу:

– Будь по-вашему, сэр.

Джентльмены снова раскланялись. Мистер Колли направился в мою сторону, так что пришлось и мне кланяться еще раз. Версаль – не иначе! Священник начал спускаться по трапу. Откуда же в нем столько чопорности? Шекспировский план потеснило жгучее любопытство. Боже мой, думал я, неужто Южное полушарие заполучило себе архиепископа! Я поспешил за пастором и перехватил его, когда он уже готов был скрыться в коридоре.

– Мистер Колли!

– Да, сэр.

– Я давно хотел познакомиться с вами поближе, но обстоятельства, к сожалению, складывались таким образом…

Грубую физиономию Колли расколола улыбка. Он сорвал шляпу, прижал ее к животу и начал кланяться, извиваясь в реверансах. Архиепископ тут же съежился до размеров викария – нет, бродячего проповедника. Презрение вернулось, почти заглушив любопытство. Но я напомнил себе, как нуждается в его услугах Зенобия и что я должен держать его в запасе или, как говорят военные моряки, в резерве!

– Мистер Колли, мы никак не можем как следует познакомиться. Хотите, прогуляемся как-нибудь по палубе?

Что тут началось! Лицо священника, и без того обожженное тропическим солнцем, покраснело еще сильнее, а потом так же стремительно побледнело. Клянусь, в глазах его показались слезы! Кадык на шее заплясал вверх-вниз над полотняными ленточками.

– Мистер Тальбот, сэр!.. У меня нет слов… Как я мечтал… Столь благородно с вашей стороны – вашей и вашего покровителя… Какое великодушие… Истинно христианское милосердие… Бог да благословит вас, мистер Тальбот!

Он нырнул в поклоне еще раз, отошел на ярд или два, нырнул снова и исчез в своей каюте.

Откуда-то сверху раздалось презрительное фырканье; я поднял голову и увидел мистера Преттимена, глядящего на нас из-за леера, со шканцев. Он тут же повернулся и исчез из виду. Да я и не обратил на него особого внимания, все еще переваривая эффект, который мои слова произвели на Колли. Разумеется, у меня подобающая моему сословию внешность и надлежащий костюм. Я осознаю как свое положение, так и то, что будущая должность возможно – заметьте, я сказал: возможно! – добавит мне чуть больше веса в обществе, чем обыкновенно бывает в мои годы. В чем, ваша светлость, так или иначе, будете повинны вы – впрочем, разве не обещал я, что не стану более надоедать вам выражениями благодарности? Итак, во мне нет ничего такого, что заставляло бы этого странного человека относиться ко мне, как к особе королевской крови. Я полчаса погулял между срезом шканцев и грот-мачтой, чтобы освежить голову и всесторонне обдумать ситуацию. Видимо, случилось что-то мне неизвестное – скорее всего во время представления, когда я был всецело занят борьбой с прелестным врагом. Не могу сказать, что именно, равно как и почему оно заставило мистера Колли прийти в такой восторг от моего безобидного приглашения. А тут еще лейтенант Саммерс, который разрядил мушкет Преттимена, не задев при этом никого из окружающих! Невероятная оплошность со стороны опытного офицера! В общем, сплошные загадки и тайны, особенно непонятна явная благодарность Колли за мое к нему внимание. Обидно, что нельзя расспросить обо всем пассажиров или моряков, так как тогда придется обнаружить счастливое неведение, вызванное тем, что весь вчерашний вечер я провел с Женщиной. Что же делать? Я вернулся в коридор и решил пойти в салон, чтобы по обрывкам разговоров попытаться восстановить причину странной признательности мистера Колли. Тут из своей каюты выскочила мисс Брокльбанк и схватила меня за руку.

– Мистер Тальбот… Эдмунд!

– Чем могу быть полезен, мадам?

В ответ – глубокое контральто, пианиссимо:

– Письмо!.. О Господи! Что же мне делать?!

– Зенобия! Расскажите мне все!

Если мой ответ показался вам несколько театральным, то вы правы – так оно и было. Мы словно бы перенеслись на сцену.

– О небо! Такой маленький листочек бумаги! Потерялся, пропал!

– Дорогая, я вам ничего не писал! – мигом соскочив с подмостков, открестился я.

Ее божественная грудь вздымалась все выше и выше.

– Оно от другого!

– Что ж, за других я не в ответе. Обращайтесь к ним, а мне пора. Всего…

Я хотел было ретироваться, но Зенобия вцепилась в меня еще крепче.

– Записка совершенно невинная, но… может быть неверно истолкована. Я, верно, обронила ее… о, Эдмунд, вы знаете где!

– Уверяю вас, когда я убирал каюту после известного вам события, я обязательно заметил бы…

– Прошу! Умоляю!

В ее взгляде читалась безусловная вера в меня, смешанная со страданием, которое, как известно, очень украшает и без того блестящие глазки. Впрочем, кому я это говорю – ведь вы, ваша светлость, по сей день окружены обожательницами, которые пожирают глазами того, кем они хотели бы, да не могут, обладать – кстати, не слишком ли грубо я льщу? Помнится, вы учили меня, что лесть чаще всего достигает цели, когда она приправлена истиной!

Зенобия прижалась ко мне и промурлыкала:

– Она должна быть в вашей каюте. Если ее обнаружит Виллер, я пропала!

И я тоже, черт побери! Неужели именно на это она и намекает?

– Ни слова больше, мисс Брокльбанк! Все понятно!

Я ушел в правую кулису. Или в левую? В театре все так запутано. Скажем так: я направился в свою просторную обитель по левому борту судна, открыл дверь, вошел, закрыл дверь и приступил к поискам. Не знаю ничего более отвратительного, чем искать небольшую вещицу в тесном помещении. Первое, что я обнаружил – в каюте толчется еще пара ног помимо моих. Я поднял глаза.

– Ступайте, Виллер! Ступайте!

Он повиновался. На бумажку я наткнулся почти сразу же после его ухода – как только отчаялся ее найти. Хотел налить воды в парусиновый таз и увидел там сложенный листок. Я схватил его и собирался было нести в каюту к Зенобии, но застыл, пораженный догадкой. Утром я совершил свое обычное омовение. После этого парусиновый таз был вылит, а койка заправлена.

Виллер!

Я мигом развернул бумажку и сделал глубокий вдох.

Записка была совершенно безграмотной.