Будь моим мужем - Бут Пат. Страница 72

– Хочешь посидеть немного вон в том кафе? – предложил вдруг Чарльз. – Мы выпили бы абсента, слегка захмелели и сделали бы вид, что мы – закоренелые пессимисты, которым все на свете уже надоело. А вовсе не оптимисты-американцы, которые готовы специально создавать проблемы на пустом месте, чтобы потом преодолевать их.

Им вновь стало легко и весело, меланхолии как не бывало. Ведь это было еще одно испытание, ниспосланное им. И вместе они выдержали его, споткнулись, но тут же восстановили равновесие.

Чарльз заказал пастис и миндальные орехи, и они удобно устроились в открытом кафе, глядя на фланирующих туристов и сами становясь предметом обозрения.

– Мистер Форд, сэр.

Это был Том, матрос с яхты.

– Джон послал меня на ваши поиски, сэр. Вам звонит по телефону некая миссис Андерсен. Сказала, что это очень срочно и что ей нужно поговорить с вами прямо сейчас.

Чарльз посмотрел на часы. В Нью-Йорке сейчас еще только обеденное время. Проклятие! Что такое стряслось у Тэссы?

– Интересно, что ей нужно? – удивилась Рейчел.

– Есть лишь один способ узнать это. – Чарльз поднялся. – Подожди меня, пожалуйста, здесь.

– Да, конечно. Возвращайся быстрей.

Он ушел, и Рейчел осталась одна, но от ее бездумной расслабленности не осталось и следа. Она напряженно соображала. Тэсса разыскала его в Европе. Чего же ей нужно? Не сейчас, но вообще. Денег? Обеспеченности в будущем? Успеха? Да, чутье подсказывало Рейчел, что Тэсса сейчас всерьез преследует эту цель, столь несвойственную ей ранее. Она, конечно, поздновато вступила в игру, но само по себе это никак не снижает силы стремления. Нуждается ли Тэсса в Чарльзе? В этом сомнений нет, несмотря на широкий жест, которым она «отдала» его Рейчел во имя дружбы и женской солидарности… явления столь же необычного и редко встречающегося, как снежный человек.

Но вот сейчас она звонит Чарльзу, а не ей, хотя знает, что может рассчитывать на помощь Рейчел. Дьявольщина, проклятие! Ведь они с ним могли бы в этот момент заниматься любовью, и тогда Тэсса помешала бы им. А может быть, подсознательно она на это и рассчитывала? «Я по-прежнему существую. Не забывайте обо мне».

Рейчел залпом осушила рюмку.

Чарльз все не возвращался. Она продолжала сидеть в уличном кафе, нетерпеливо поглядывая на часы. Десять минут, почти пятнадцать. Ну, сколько же может продолжаться срочный телефонный разговор? Она не привыкла ждать. Никогда и никого! «Прекрати, Рейчел, – одернула она себя. – Это же отдых». Она здесь со своим возлюбленным, у них впереди столько хорошего, более волнующего, чем являлось ей в самых фантастических грезах.

Его уже нет четверть часа. Да что же такое происходит?! Может быть, вот оно – предательство. Она сейчас возьмет да и вернется на яхту. Будет торчать рядом с ним, пока он обсуждает свои важные дела с ее подругой… черт, со своей подругой! Заплатит за выпивку и уйдет. Проклятие! Она же не взяла с собой деньги, а этот официант, типичный французишка со своими зыркающими глазками, не даст ей и двух шагов ступить, если она попытается уйти, не заплатив по счету. Рейчел просто прикована к этому месту. Он теперь может часами болтать с Тэссой через Атлантический океан о милых пустячках, а любовница, которую он взял сюда, чтобы развлечься, пускай себе ждет в кафе, ничего с ней не сделается.

И вновь Рейчел попыталась сдержать нахлынувшие эмоции и трезво разобраться в ситуации. «Любовь – это ведь та же наркомания, – подумала она, – … стимулятор, депрессант, заветная таблетка-колесико, инъекция, глоток виски, что угодно, лишь бы заснуть, потом еще немного чего-нибудь, лишь бы проснуться, выйти из забытья. Кокаин, героин – доза, и вот ты уже сама не соображаешь, ни где ты, ни что с тобой, и все твои чувства уже мечутся туда-сюда, словно стеклянные шарики по полированной поверхности. Неужели же путешествие в страну любви: экстаз и ревность, страсть и паранойя – это лишь своего рода коктейль, чересчур пряный и приятный вкус, который наутро превращает тебя в трясущееся ничтожество? В голове – неумолчный гул и перезвон, как об этом поет Боб Дилан в своих балладах?»

Рейчел вдруг испытала странное ощущение. Словно кто-то сверлил взглядом ее затылок. Не то чтобы это был жар или холод, а просто чье-то присутствие, чей-то пристальный взор.

Она обернулась и увидела Чарльза. Он спокойно сидел за ее спиной, столика через три, и пристально смотрел на нее. Вот он улыбнулся, и она увидела, что он рисует ее. На коленях – большой блокнот для эскизов. Он продолжал рисовать, даже когда заметил на ее лице удивление, раздражение, облегчение – гамму чувств, быстро сменяющих друг друга.

– Что ты делаешь?

– Рисую.

– Черт возьми, Чарльз, я и не знала, где ты был!

– Я был здесь.

Он продолжал рисовать.

– Ну знаешь, я на тебя сержусь.

Рейчел сказала это, скорее просто констатируя факт, нежели по какой-либо иной причине. На самом деле она перестала сердиться, едва увидела его. Ей просто не хотелось, чтобы столько эмоций оказалось потраченными впустую. Он рисует ее, и поэтому, вполне естественно, ей немного не по себе.

Рейчел поправила прическу и попыталась принять нужное положение.

– Я смущаюсь, – призналась она.

Французы, находившиеся вокруг, не проявляли к ним решительно никакого интереса и, как всегда, были поглощены исключительно собой. Однако Рейчел не могла отделаться от ощущения, что все взгляды направлены только на нее, и ей, привычной ко всеобщему вниманию, сейчас было не по себе.

Чарльз захлопнул блокнот. Момент был упущен. Позировать Рейчел не умела.

Чарльз встал и подошел к ее столику.

– Сколько времени ты просидел здесь? – спросила она, держа в уме: «Как долго ты говорил с Тэссой?»

– Десять минут. – Он бросил рисунок на стол.

«В качестве своего алиби?» – подумала Рейчел.

Она взяла лист. Рисунок был очень хорош. Значение имел каждый штрих, каждая линия, ему удалось схватить и передать ее встревоженное состояние, ее мятущиеся мысли. По выражению ее лица отчетливо видно, что творится у нее на душе: обеспокоенная, явно не в своей тарелке. Видны порывистость, раздвоенность чувств, с трудом сдерживаемая кипучая энергия, так живо характеризующая ее сущность. И еще – очень красивая, но на фоне ярко переданных психологических черт красота как бы отходит на задний план.

– Тебе бы быть психиатром, – сказала она.

– Не хватило бы терпения на пациентов.

Чарльз выбил дробь пальцами по столешнице, словно делая акцент на сказанном.

– Рисунок замечательный, – сказала Рейчел. – Получилось красиво, но что гораздо важнее, безошибочно угадывается характер человека. Несколькими линиями сказано все.

– Может быть, мне следовало бы стать писателем? – усмехнулся он.

– Может быть, тебе следовало бы стать писателем. Я хочу еще выпить.

Они дружно рассмеялись, словно ничего и не было.

– Что хотела Тэсса?

– Она получила предложение на покупку моей квартиры. Очень выгодное. Хотела узнать, соглашаться ей или нет.

Рейчел молчала.

Он ничего не добавил и погрузился в размышления.

Она ясно видела, что происходит; точно так же, как и он проник в ее состояние, рисуя портрет. Если они намерены соединить свои судьбы, то любые важные решения вроде продажи квартиры должны бы быть в известной мере совместными. «Достигли ли наши отношения этой отметки?» – спрашивал он себя в этот момент.

– Собираешься продавать ее?

– Собирался.

– Почему?

Чарльз хранил молчание. Ведь ответ: «Слишком много воспоминаний» – мог бы быть истолкован двояко. Теперь, после той размолвки, он решил вести себя осмотрительнее по отношению к ней. Не то чтобы все время он опасался что-то разрушить, просто осознавал, что Рейчел способна вспылить – для нее слова чреваты последствиями, которые нужно как-то пытаться предвидеть. Но мысль эта, похоже, не понравилась ему, потому что он ответил:

– Слишком много воспоминаний. Я думал, что, может быть, подальше от центра…