Чудо на Гудзоне - Заслоу Джефри. Страница 19

Спустя два года еще одна будущая мать просмотрела тридцать шесть досье в папке потенциальных приемных родителей и, встретившись со мной и Лорри, согласилась сделать нас родителями во второй раз. Шестого января 1995 года, когда нам сообщили, что она рожает Келли, я был в Питтсбурге, проходя тренажерную подготовку к полетам на MD-80. Я прервал курс и собирался вернуться домой как можно скорее, что и сделал на следующее утро.

Лорри тем временем поехала в больницу. У родной матери девочки были очень долгие роды, и Лорри оставалась там целые сутки, в предвкушении и ожидании. На сей раз Лорри присутствовала в родильной палате, и у всего происходящего, по ее словам, был некий киношный привкус. На улице бушевала буря, дождь хлестал как из ведра, завывал ветер. И когда, наконец, показалась головка Келли, медсестра ахнула и воскликнула:

– Бог ты мой!

Лорри встрепенулась.

– Что, что, что такое? – пролепетала она с сильно бьющимся сердцем.

Медсестра ответила:

– У нас рыженькая!

Как только Келли появилась на свет – около 10 часов утра – врач передал ее Лорри, и какое же это было необыкновенное мгновение! Ливень. Гром. Чудесный новорожденный ребенок. А я все это пропустил! Когда Лорри качала Келли на руках в первые несколько мгновений ее жизни, я был над облаками где-то над Денвером.

Я приехал в больницу после полудня, и тот миг, когда впервые увидел Келли, стал еще одним моментом мгновенно возникшей любви и благодарности. Но самое удивительное заключалось в том, насколько Келли напоминала меня в младенчестве – формой головы, разрезом глаз, нашей ирландской мастью. В детстве я был рыжеватым блондином. Позднее мы выкладывали младенческие фотографии – мои и Келли – рядом, и трудно было разобраться, кто есть кто. Интересно, как такие вещи порой случаются при усыновлении. Лорри часто говорит, что нас благословили детьми, которые похожи на нас. Не то чтобы нам было так уж необходимо, чтобы дочери были на нас похожи, но хорошо, что это так. И еще это означало, что в последующие годы, если мы не хотели при первом же знакомстве рассказывать людям о том, что наши дочери – приемные, нам не обязательно было это делать.

Удочерение Келли шло сложнее, чем в случае Кейт. Существует много факторов, которые могут замедлять бюрократические механизмы – или даже привести к неудаче. Родным матерям трудно сделать свое решение окончательным. Им часто приходится испытывать давление со стороны родственников.

Нам с Лорри пришлось иметь дело с некоторыми из этих проблем, и мы мучились неопределенностью. Мы час за часом томились в ресторане под названием «Такси» неподалеку от больницы. Мы сначала пообедали, потом поужинали там, встревоженно ожидая, пока выправят необходимые документы. Время шло, и мы до смерти боялись, что какая-нибудь бюрократическая путаница приведет к очередным проблемам и не даст удочерению стать окончательным. В какой-то момент у меня состоялся очень напряженный разговор с администратором больницы, и я сказал ему, что следует лучше следить за своим документооборотом. Я был на взводе и, пожалуй, вел себя излишне настойчиво, но необходимо было сдвинуть дело с мертвой точки.

В тот день, когда мы привезли Келли домой, она ехала в детском креслице на заднем сиденье нашей машины. Двухлетняя Кейт выбежала из дома и озадаченно уставилась на малышку. Она думала, что Келли – это новая кукла, которую привезли ей в подарок. Вскоре ей предстояло понять, что это не так.

Там, в машине, мы с Лорри переглянулись, и я высказал мысль, которая вертелась у меня в голове:

– Вот теперь мы настоящая семья.

По мере развития нашего брака мы с Лорри прочно уверовали, что нам следует сосредоточиться на том, что у нас есть, а не на том, чего мы не имеем. В наших отношениях случались и серьезные штормы, но по многим позициям мы сейчас стали ближе, чем когда-либо прежде. И очень стараемся жить с таким подходом, который можно описать словом благодарность. С некоторых пор Лорри даже стала специалистом по фитнесу под открытым небом, помогая другим женщинам поддерживать физическую и эмоциональную форму. В рамках своей работы она, в частности, учит женщин умению принимать жизнь такой, какой та себя предлагает, и наслаждаться этой жизнью.

Мы с Лорри поклялись ценить друг друга, ценить двух наших дочерей, ценить каждый день. Нам не всегда удается выдержать этот позитивный подход. У нас по-прежнему случаются ссоры. Но нашей цели это не меняет.

И поэтому – да, у меня стоял комок в горле, когда я смотрел, как наши дочери-подростки, держась за руки, идут вприпрыжку по той деревенской улочке возле озера Тахо. Да, это напомнило мне, сколько всего я упускаю, и на душе стало тяжело. Но это также напомнило мне о том, как нам повезло, что мы есть друг у друга, и еще о нашем долге – стараться счастливо жить вместе, жить с позиции благодарности.

VI. «Быстро, аккуратно, средне…»

Когда пассажиры, сидя в коммерческом авиалайнере, ожидают взлета, полагаю, большинство из них не слишком задумываются о том, каким образом пилоты, сидящие в кабине, получили свою работу. Пассажиров больше волнует вопрос, когда им придется выключить сотовые телефоны или можно ли воспользоваться туалетом до того, как будет закрыта дверь салона. Они размышляют о предстоящих пересадках на другие рейсы или о том, что им не повезло сидеть в среднем кресле. Они не думают о подготовке или опыте пилота. Я это понимаю.

Некоторые пассажиры, бывшие на борту рейса 1549 в Ла-Гуардии, говорили, что обратили внимание на мою седину, которую они приравняли к опытности. Но никто из них не интересовался моим резюме, послужным списком моих полетов или моим образованием. Да и с чего бы им это делать? Как и должно быть, они доверяли моей авиакомпании, US Airways, полагая, что она тщательно отобрала своих пилотов, опираясь на обязательные федеральные критерии.

И все же у каждого пилота есть очень личная история о том, как он (или она) пришел к пилотированию именно этого типа воздушного судна и занял место в кабине самолета конкретной авиакомпании. У всех нас были свои уникальные пути и истории карьеры, а потом мы проторили себе дорогу в гражданскую авиацию. Мы нечасто говорим обо всех предпринятых нами шагах, даже между собой, но всякий раз, пилотируя очередной рейс, мы берем с собой все то, чему научились за тысячи часов и миллионы налетанных миль.

Согласно отчетам Федерального управления гражданской авиации США, до середины 1990-х годов восемьдесят процентов пилотов, работавших в крупных авиакомпаниях США, проходили подготовку в военной авиации. Ныне только сорок процентов вновь принимаемых на работу пилотов имеют профессиональную военную подготовку. Остальные обучаются по гражданским учебным программам; есть около двухсот университетов, которые предлагают курс авиационной подготовки. Ветераны Второй мировой войны и войны в Корее – мои наставники в те времена, когда я начинал, – ушли на пенсию из гражданской авиации более двух десятилетий назад, по достижении 60-летнего возраста, который в ту пору был обязательным возрастным пределом. Да и пилотов – ветеранов вьетнамской войны – осталось не так уж много, несмотря на то что в 2007 году верхняя возрастная планка была поднята до шестидесяти пяти лет.

Что касается меня, то я благодарен, что пришел в гражданскую авиацию через военную. Я ценю дисциплину, привитую мне во время моей службы в ВВС, и многие часы углубленной подготовки, которые получил. В некоторых гражданских программах не всегда обучают пилотов с такой же строгой тщательностью.

За время военной службы меня столько раз испытывали во многих важных аспектах, что порой, оглядываясь назад, я не понимаю, как сумел через все это пройти! Как мне удалось добиться успеха там, где не выдержали другие? Как получалось завершать каждый полет благополучной посадкой самолета, когда другим, которых я знал и уважал, не удалось безопасно добраться до посадочной полосы и они погибли? Глядя на свое прошлое, я размышляю о точках пересечения подготовки и обстоятельств, и это помогает мне понять суть.