Чудо на Гудзоне - Заслоу Джефри. Страница 61
Рейс 1549 повлиял на наш брак. Эмоции, которые он вызывал у нас обоих, были ошеломительными и порой вызывали растерянность, и мы не могли достаточно заботиться друг о друге на каждом этапе.
Однажды утром, через пять месяцев после аварии, Лорри сказала мне:
– У меня все утро глаза были на мокром месте.
И она отправилась одна на наш любимый холм по соседству – холм, где «все возможно». Она постояла на вершине, вобрала в себя это мгновение, которое принадлежало только ей, и заплакала. Почему она плакала?
– Эта авария, ее последствия – все это до сих пор кажется мне невероятным, – призналась она. – У меня такое чувство, что я не сумела полностью это переварить.
Дело не только в том, что рейс 1549 рывком подтолкнул ее к осознанию, что она могла меня потерять.
– Я всегда знала, что могу тебя потерять, – говорит она. – Как и все мы, ты зависишь от милости тех, кто едет рядом с тобой в машинах по шоссе, или от еды, которую ты ешь в ресторане, или от болезни, о которой мы пока ничего не знаем. Так что дело не в том, что мне кажется, будто ты играешь в жмурки со смертью всякий раз, когда летаешь.
Лорри просто чувствует, что инцидент на Гудзоне и его непрекращающиеся последствия встряхнули ее сознание. Они повлияли на жизнь в нашей семье.
На протяжении всего нашего брака Лорри подолгу жила просто как мать семейства. Я уезжал в рейсы, а она занималась домашними делами. Казалось, вещи только и ждали моего отъезда, чтобы сломаться, – автомобиль, стиральная машина, плита… Однажды я был в самолете, проводил подготовку к буксировке от гейта, и тут у меня зазвонил сотовый. Это оказалась Лорри, она была в панике. Вода хлестала в боковое окно нашего дома. Поначалу она решила, что разразился сильный дождь, но потом поняла, что слетела пломба на насосе нашего бассейна и струя воды била в воздух, как из открытого пожарного гидранта.
– О Боже! – восклицала Лорри. – Бассейну конец! Четверти воды, которая в нем была, уже как не бывало, и сотни галлонов дождем льются в наши окна!
– У меня вот-вот начнется буксировка, – сказал я ей, что означало: мне нужно выключить свой сотовый. – Выключи насос фильтра и позвони парню, который обслуживает бассейны. Мне пора. Извини меня, – и я выключил свой телефон, вырулил к ВПП и оставил Лори самостоятельно разбираться с этим ливнем.
Ни одна женщина, имеющая дело с таким ЧП, не захочет, чтобы муж свалил все связанные с ним хлопоты на нее. Снова и снова моя летная карьера требовала с нас дань.
После рейса 1549 я стал еще больше занят и выбит из колеи. Я должен был являться в разные места, давать показания, отвечать на вопросы репортеров и ездить по стране в качестве публичного лица. В первые семь месяцев после инцидента на Гудзоне я даже не пилотировал самолеты US Airways, и все же в иные недели отсутствовал дома чаще, чем прежде – тогда, когда занимал место в кабине пилотов.
– Ты не сможешь наверстать то, что упустил в жизни дочерей, – то и дело повторяла мне Лорри. – Если будешь дожидаться следующего года, чтобы начать жить семейной жизнью, ты слишком многое упустишь. Время вспять не повернешь.
Я знаю это и стараюсь скорректировать свою жизнь.
Такой стрессовый инцидент, как рейс 1549, либо сближает супругов, либо еще больше отдаляет их. Мы с Лорри пережили обе крайности. Поначалу мы цеплялись друг за друга, как за тихую гавань во время шторма. На нас обрушился шквал внимания, и мы держались друг за друга изо всех сил.
Теперь Лорри иногда дуется на меня, когда я играю роль «Салли, общественного деятеля». Почти везде, где появляюсь, люди узнают меня и хотят пообщаться, получить автограф или вспомнить какой-то случай из своей жизни. Я стараюсь сердечно и дружески общаться с каждым, и меня искренне интересуют человеческие истории. Иногда, возвращаясь домой, я бываю измотан, опустошен и вспыльчив. Случается, что проявляю нетерпение в отношении дочерей.
– Ты неверно расставляешь приоритеты, Салли, – твердо говорит мне тогда Лорри. – Как ты любезен с незнакомыми людьми, таким же любезным ты должен быть со мной и с девочками.
Она совершенно права в этом вопросе, и мне повезло иметь супругу, которая достаточно любит меня, чтобы сказать об этом прямо.
Однажды утром, часов около восьми, через несколько месяцев после рейса 1549, мы с Лорри находились в нашем гараже, глядя из него на улицу. Кейт только что вырулила с подъездной дорожки, направляясь в школу. Было ясное, красивое утро, но мы стояли в тени внутри гаража. Мы держались за руки и смотрели, как уезжает наша дочь.
Кейт начала разворот в три приема, чтобы выехать со двора, и на мгновение остановилась, чтобы переключиться с заднего хода на газ. Она повернула голову, ее «конский хвост» покачивался, и она выглядела такой взрослой! Почти как молодая женщина лет двадцати. Это нас поразило.
В это мгновение я почувствовал, что целый водопад образов мелькает в моем сознании – как она растет и становится той сильной, уверенной в себе женщиной, которой она стала сейчас. В то утро нам словно привиделось, что она выезжала на дорогу своей собственной взрослой жизни. Стоя там, в гараже, я вспоминал, как мы с Лорри впервые повели ее в детский сад при епископальной церкви Св. Тимофея в Дэнвилле и как многие другие дети цеплялись за родителей и плакали, а Кейт просто ушла, довольная и независимая. Она попрощалась и ни разу не оглянулась.
В тот момент я также подумал о сочинении, которое Кейт писала в третьем классе. Весной 2002 года US Airways ставила на стоянку свои MD-80 и проводила переподготовку пилотов на аэробусы. Пока не закончилась моя подготовка, я не летал и получил возможность оставаться дома пару месяцев, постоянно присутствуя в жизни детей. Задание, данное Кейт осенью 2002 года, состояло в том, чтобы написать о самом счастливом времени ее жизни.
«Самым счастливым временем в моей жизни, – писала она, – было то время, когда папочка был дома». Когда я прочел эти слова, это был один из самых горьких и одновременно сладчайших моментов, он и наполнял мое сердце нежностью, и ранил его.
И вот мы тут, а наши девочки выезжают со двора, совершенно самостоятельные. Я едва успел моргнуть глазом, как все уже изменилось. Моих родителей давно нет на свете, события в жизни детей, которые я пропустил, не вернуть, и моя жизнь теперь стала иной. Лорри права. Мне необходимо каждый день помнить, насколько действительно драгоценно наше время, проведенное с дочерями.
Благополучная посадка рейса 1549 вернула пассажиров и членов экипажа в любящие объятия их семей. Всем нам был дан второй шанс. Нам были подарены новые напоминания о том, что мы любимы, и новые возможности продемонстрировать свою привязанность тем, кто нам небезразличен. На этом самолете было сто пятьдесят пять человек, которые получили возможность вернуться домой. Я никогда не должен забывать о том, что был одним из них.
XIX. Вопрос
Однажды в начале мая, спустя четыре месяца после того, как рейс 1549 совершил посадку на Гудзон, к входной двери моего дома в Дэнвилле доставили три большие картонные коробки. Внутри, хорошо сохранившиеся и аккуратно упакованные, лежали те вещи, которые я оставил в кабине самолета. Там было все, за исключением восьмидолларового сэндвича с тунцом, который я купил да так и не съел перед взлетом.
Я перебирал свои вещи с некоторой торжественностью. Я знал, что после большинства катастроф такие коробки отсылают родственникам жертв. Кроме случаев, когда самолет разбивается, или пожар уничтожает почти все, или вещи жертв разрывает на столь мелкие кусочки, что возвращать практически нечего. Может быть, родственники получат чье-то обручальное кольцо. Обычно любимые люди получают очень немногое или вообще ничего.
В случае рейса 1549 все мы, «выжившие», получили коробки, адресованные непосредственно нам. Мы смогли подписать квитанции FedEx лично. Что-то из возвращенного было изрядно попорчено и непригодно к использованию. Но многие вещи были в хорошем состоянии и могли еще послужить. Пассажиры получили назад свои любимые джинсы, пальто, ключи от машин, кошельки. Я представлял себе этих людей, разбросанных по всей стране, воображал, как они вскрывают свои коробки и мгновенно переносятся мыслями в прошлое, 15 января 2009 года. Можно было сожалеть об испорченных водой вещах, а можно было перебирать личные принадлежности, ощущая благодарность.