Ветер с Юга. Книга 1 - Ример Людмила. Страница 20

Здоровяк в красной рубахе стянул руки преступника верёвкой и уже собрался привязать его покрепче к перекладине, но тут на площади начался страшный переполох. Мужик с верёвкой застыл с широко открытым ртом, а Никита, чуть повернув голову, увидел, что народ бросился в разные стороны, образовав перед помостом круг.

Посредине освободившегося пространства осталась стоять, опираясь на палку, высокая седая женщина лет семидесяти. На её всё ещё красивом властном лице необыкновенно пронзительным взглядом горели живые тёмные глаза. От её величественной фигуры, одетой во всё чёрное, исходила такая сила, что повернувшиеся к ней мужчины из первого ряда словно сжались от страха.

Через вату в ушах до Никиты, наконец-то, дошел смысл произносимых громким голосом слов:

– Остановитесь! Прекратите немедленно! Это говорю вам я, Аюна из рода Тантеров! Остановитесь и отпустите мальчишку, иначе все вы, стоящие здесь, будете прокляты! Все вы погибнете страшной смертью, если причините хоть малый вред этому посланнику! Он избран Богом Безликим и Вездесущим, да не помянут его Имя недостойные уста, чтобы спасти ваш жалкий мир от гибели! Несчастье придёт в ваши дома, если вы меня не послушаетесь! Хортон, помни о проклятии! Бойся Юга! Горе уже близко!

Её слова колоколом гудели в повисшей над площадью мёртвой тишине. Первым опомнился стоявший на помосте Кадур. Переступая с ноги на ногу, он вдруг закричал срывающимся на фальцет голосом:

– Люди! Не слушайте эту старую ведьму! Она не признаёт наших Богов, Вечных и Истинных и проклята ими! Да призовут Боги все кары на её голову! Ведьма! Вон отсюда, ведьма!

– Твои Боги не доросли ещё, чтобы угрожать мне, Кадур! Ты бы лучше свою голову поберёг, а то как бы не пришлось тебе с ней скоро расстаться! Главное проклятье этого города – ты! Закрой свой грязный рот, из него слышно только шипение змеи! Солан, немедленно развяжи мальчишку!

Солан трясущимися руками снял с Никиты верёвку, попытался засунуть её за пояс, но поняв, что это ему сделать не удастся, обречённо повесил её себе на шею. Кадур бросил на него злобный взгляд, но возразить не посмел.

– Смотрите все! И не говорите потом, что не видели! Видите, на груди этого мальчика родимое пятно в виде семиконечной звезды. Это знак избранных, знак посвящённых! Он идёт своей дорогой, и никто не должен ему в этом мешать – ни воин, ни палач, ни слуга, ни господин.

Только он может спасти ваш мир от разрушения, и разрушить его во имя спасения. Он был одним из многих, а станет единственным из всех. Его появление было предсказано в Вечной Книге, почитаемой Мудрыми и забытой глупцами. Иди сюда, Ник!

Никита, ещё не совсем понимая, что никакого наказания не будет, осторожно спустился с помоста и оказался перед женщиной. Она положила свою худую руку на его плечо и произнесла ласково:

– Никто не посмеет тронуть тебя, Ник! Иначе он будет проклят мной до седьмого колена! Иди, мы с тобой ещё встретимся, – она сунула ему в руки непонятно как оказавшуюся у неё футболку и мягко подтолкнула к дому вейстора. В густой тишине, повисшей над торговой площадью, Никита медленно пошёл через расступающуюся перед ним толпу.

Мутная пелена в его голове почти рассеялась, он внезапно ощутил, как что-то странное и страшное вдруг возникло в самом сердце Гудвуда и начало медленно шириться и расти, чтобы однажды раз и навсегда изменить привычное мироздание всего этого маленького городка и всей этой большой страны.

Мелеста

Наконец-то можно было с наслаждением откинуться на мягкие подушки и спокойно обдумать всё, что случилось в последние дни. Четвёрка великолепных лошадей рыжей масти резво тащила закрытую повозку, мягко покачивавшуюся на хорошо укатанной дороге. Не по-летнему свежий ветерок настойчиво забирался за занавески, стараясь разогнать дрёму, ещё царившую в повозке в этот ранний утренний час.

Обложенная со всех сторон подушками и одеялами, Арела поёжилась на широкой скамье, стараясь плотнее закутаться в белый меховой плащ, и перья белой цапли на её шляпке возмущенно закачались. Её прислужница Балиста, худая дама лет сорока с унылым длинным носом и поджатыми губами, вечно всем недовольная, одетая в коричневый дорожный плащ из грубой шерсти и маленькую круглую шапочку, сидела рядом, держа на коленях увесистую дорожную сумку со всевозможными мелочами, необходимыми в столь дальней дороге.

На скамье напротив расположились Мелеста с Таной, выглядевшей пришибленной и боявшейся открыть рот, что, впрочем, было её обычным состоянием в присутствии Арелы, которую она боялась больше всех Богов вместе взятых. Завернувшись в серый плащ, Тана забилась в самый угол повозки и безмолвно сверкала оттуда своими круглыми глазами.

Мелеста в синей накидке из барлонийской шерсти с золотыми застёжками и в такой же синей шапочке, очень шедшей к её рыжеватым пышным волосам, была далеко не в восторге от необходимости столь длительного тесного соседства со свекровью.

Но возможность отправиться в увлекательное путешествие и предстоящая встреча со своей старшей сестрой Лусиндой и её чудесной доченькой Дариной, значительно скрашивали эти неудобства. Сделав вид, что ей ужасно хочется спать, Мелеста прикрыла глаза и погрузилась в раздумья.

Неделька выдалась, мягко говоря, беспокойной. Беготня прислужников, крики Арелы, отдающей одновременно сто указаний, визиты торговца тканями и кружевами, ювелира и шляпника, башмачника и торговца мехами прерывались громкими спорами свекрови с Люраной и Балистой, хотя последняя старалась госпоже совершенно не перечить. Пару раз досталось и Тане, попавшей под горячую руку, и та влетала в комнату Мелесты с полными слёз глазами.

Сама Мелеста почти не принимала участия в этих сборах. Она заказала Люране по настоятельному указанию свекрови всего одно новое платье из тёмно-синего струящегося шёлка с отделкой из голубых митракийских кружев и выбрала у шляпника маленькую шапочку для верховой езды из чёрного бархата с крупной алмазной брошью, удерживающей чёрное пышное перо какой-то диковинной птицы. Тана быстренько привела в порядок несколько её старых платьев, шляпок и костюм для езды верхом и мигом упаковала гардероб Мелесты, от души радуясь, что её госпожой является не эта сумасшедшая Арела.

Мелесте было совсем не до нарядов. Все её мысли занимал сейчас мальчишка Ник, неизвестно как попавший в их город. Стоя на балконе господского дома в день казни, она с замиранием сердца наблюдала, как его вели на площадь. Она ни одной минуты не верила в его виновность и совершенно искренне считала, что суд решил так же, и гроза миновала. Теперь она последними словами ругала себя, что не нашла времени, чтобы прийти в домик Бракара и поговорить с Ником о его удивительной стране.

Внезапное появление ведуньи Аюны, сказанные ею ужасные слова, заставившие замереть толпу из сотен человек, и повисшая затем звенящая тишина почему-то так напугали Мелесту, что она не помнила, как добежала до своей комнаты и ещё долго сидела там, чувствуя, как потихоньку рассасывается в животе мерзкий холодный комок ужаса.

Весь следующий день она провела у себя, выйдя только к обеду. А после него заставила не менее напуганную Тану, с утра оттащившую в дар Богам пирамиды честно накопленный лит, рассказать ей всё, что та знала о проклятии Орстеров.

Усевшись поудобней на диванчик и округлив обычно смеющиеся глаза, Тана начала страшным шёпотом:

– Мне рассказала моя бабка, а ей – её бабка, а той – её тетка, лично спавшая с сыном егеря, чьи собаки все до одной сдохли после проклятой ночи. Прапрадед нашего господина Хортона, Хайрус Орстер, безумно влюбился в старшую дочь недавно умершего тогдашнего вейстора Прилесья Сидрака Тантера, Салену. Та была умницей и редкостной красавицей – высокой, стройной, с бездонными голубыми глазами и чёрными пышными волосами.

В свои шестнадцать лет она управляла всеми делами Гудвуда, состоявшего тогда из сотни домов, вместо своей матери, переставшей выходить из дома после смерти любимого мужа. Хайрус пару раз заезжал в их дом и даже заводил с её бабкой Тисаной разговор о свадьбе, но получил вежливый отказ – всё Прилесье знало жестокий и бешенный характер этого юноши.