Ветер с Юга. Книга 1 - Ример Людмила. Страница 31

Дела города так же требовали внимания, и место вейстора в Совете занял Улаф, которого с большим трудом уговорили Арела с Кадуром. Мрачный и неразговорчивый, он после возвращения почти перестал появляться в доме, проводя время в компании приятелей – собутыльников в харчевнях Гудвуда или со сворой собак гонял зайцев по окрестностям.

Только настойчивые напоминания матери о том, что он уже фактически стал хозяином всего Прилесья – на жалкую помеху в виде Хортона можно было уже не обращать внимания – заставили его возглавить Совет. К огромному неудовольствию некоторых его членов. Точнее, одного…

Бракар

Сон не шёл. Уже часа два Бракар ворочался с боку на бок, прислушиваясь к ночным звукам. Наконец, он сел, отбросив одеяло. Сквозь стёкла окна пробивался лунный свет, окрашивая всё вокруг в мертвенно-голубой цвет. Лекарь встал, прошлёпал босыми ногами по деревянному полу в угол и с наслаждением попил из кувшина свежей воды.

В соседней комнате скрипнула лежанка, видимо, кто-то из мальчишек повернулся во сне. Постояв в проёме и послушав их сопение, Бракар вернулся к столу, сел в удобное кресло и задумался. А подумать было о чем.

Слухи о скандале во дворце Повелителя на празднике Обретения Наследника достигли их городка уже на следующий день. Стояла ясная погода, и служители Солнечного Ветра потрудились на славу. А через день служители пирамид всех городов и городков Нумерии, а с ними и члены Советов, их родня и знакомые, уже со знанием дела судачили, что смельчаком, снабдившим Повелителя ветвистыми рогами и незаконным приплодом, был не кто иной, как командир сотни Золотых Мечей, красавец Дартон Орстер.

Через три дня только глухие старики или несмышлёные младенцы не были в курсе, что осквернитель ложа Повелителя заточён в страшное подземелье Саркел – жуткое место даже для самых отчаянных преступников Нумерии. Именно там Главный Судья со своими помощниками день и ночь выбивают из него признания в ужасном грехе.

Кронария с сыном ждала решения Высочайшего Суда в камере верхней части Саркела. К ней была приставлена служительница Дома Правосудия, молчаливая женщина, одетая во всё чёрное, повидавшая в своей жизни немало преступниц, заверяющих всех Богов в своей абсолютной невиновности.

Неделю спустя в город пришла страшная весть – Высочайший Суд признал Дартона виновным в прелюбодеянии с женой Повелителя. Единственным наказанием за тягчайшее преступление могла быть только смерть.

Хортон, поседевший и осунувшийся за эту неделю, попытался увидеться с Палием, в надежде смягчить сердце Повелителя, который мог заменить смертную казнь пожизненной каторгой в серебряных рудниках Кватраны. Но, простояв весь день в холле дворца, под вечер был весьма нелюбезно выдворен помощником Дартона Итрумом Луцаком, главным свидетелем позорного преступления, с радостью занявшим теперь место своего бывшего начальника.

Аруций был признан плодом греха и должен быть уморен голодом. Кронария, услышав о таком решении, упала в обморок, но Палий был непреклонен – выродок чужого семени не может быть связан с именем Повелителя. Молчаливая служительница вырвала из рук матери отчаянно голосящего младенца и унесла его.

Сама же Кронария была приговорена к служению до конца своих дней в подземной пирамиде возле каменоломен Сентории, где её обязанностью было бы обмывать и хоронить рабочих, погибших от тяжкого труда, а в перерывах – исполнять желания надсмотрщиков.

Отец Кронарии, теперь уже бывший Главный распорядитель охоты, вместе с женой был выслан домой в Барлонию. Но перед отъездом ему, видимо, удалось умолить Повелителя, и его дочь получила последний подарок от семьи – тёплое шерстяное одеяло.

Бракар тяжело вздохнул. События последних недель в полной мере оправдали все его недобрые предчувствия, но он даже в самом страшном сне не мог предположить, что одно слово Палия разрушит и эту семью, и весь мир вокруг них.

В приоткрытое окно вползла ночная свежесть. Бракар поёжился от холода. Луна скрылась за облаком, и в комнате стало совсем темно. Город спал, готовясь к новому дню. Только часовые на стенах, отмеряя время, перекликались между собой.

«Хортон не хочет жить… Ему не нужен этот мир без его мальчика, но миру-то он нужен! И ещё как нужен! И я, лекарь Бракар, должен разбудить его разум и сердце, заставить снова начать жить… ради Гудвуда… Прилесья… Но как? Как сделать это, если он не слышит меня и не видит, и не сказал мне за неделю даже двух слов? Что я могу придумать? Боги! Все, какие есть на этом и том свете, помогите мне! Иначе нам всем конец…»

Мальчишка из чужого мира забормотал что-то во сне. Бра-кар прислушался, но не уловил ни одного понятного слова. Ник, наработавшись за день, обычно засыпал, как убитый, только положив голову на подушку. Но сегодня его что-то беспокоило, и он крутился и бессвязно лепетал, то прося о чём-то, то кого-то за что-то отчитывая.

«Да, попал мальчонка в переделку… Знать бы, что будет дальше… Аюна знает, только не пойду же я, всегда насмехавшийся над её предсказаниями, просить у неё помощи… Но просто сидеть и ждать – я тоже не могу. Слухов много, я же должен знать точно, чтобы… Нужно ехать. Немедленно! Урсий с глазу на глаз может многое рассказать».

Ещё до рассвета растолкав Мерка и отправив его за лошадью, лекарь сложил в походную сумку всё, что могло понадобиться в поездке, оделся в неприметное дорожное платье и разбудил Ника.

– Я буду отсутствовать четыре дня. Постарайся за это время не попадаться на глаза Улафу и, особенно, Кадуру. Иначе ты можешь просто не дожить до следующего дня, мальчик. Ни шагу в город! Я не собираюсь тебя там искать, не до того сейчас. Не до того…

Никита, продрав глаза, удивленно смотрел на хмурого Бра-кара. Он ни разу не видел лекаря таким встревоженным, разве что в день возвращения Хортона из столицы. Сегодня на лице лекаря после бессонной ночи залегли глубокие тени, а голос звучал глухо и как-то зловеще.

– Мне говорили, что наступят несчастья, но я не думал, что так скоро…

Бракар резко обернулся и уставился на мальчика тревожным взглядом, от которого тому стало совсем плохо.

– Откуда ты знаешь про несчастья?

– Мне Аюна сама сказала.

– Когда? Где ты её видел?

– Мы в городе гуляли… Это было… – Никита под суровым взглядом лекаря зачастил, – …через несколько дней после отъезда господина с семьёй в столицу… В Западном конце мне в одной лавке мех показывали… А она там была… и наговорила мне кучу вещей, только сказала молчать, пока время не наступит… Может, оно наступило уже…

Кивнув вошедшему Мерку, Бракар подошёл к Нику и, наклонившись, тихо сказал:

– Сиди тихо. Приеду – расскажешь всё. Потом решим, что дальше делать. Ты всё понял?

– Да, Бракар, понял.

Лекарь обернулся к прислужнику:

– Чтоб Ник из дома не ногой! Если что, оторву голову. Тебе. Я не шучу.

– Я фсе понял, Бхаках. Не бехпокойся.

Тот кивнул и вышел. Никита забрался с головой под одеяло, решив ещё немного подремать, но тревожный утренний разговор и странный вид Бракара разогнали весь сон.

Лекарь, как и обещал, вернулся к вечеру четвёртого дня. Ещё более осунувшийся после безостановочной скачки, он зашёл в комнату, бросил усталый взгляд на Никиту и, скинув пропылившуюся одежду, начал мыться в лохани за занавеской. Мерк, со всех ног помчавшийся на кухню, притащил горшочек, распространяющий умопомрачительный запах жаркого и круглый пирог с капустой и яйцами.

Бракар, переодевшись и причесав мокрые волосы, сел за стол. Не притронувшись к еде, он сидел, устало опустив голову. Казалось, что с момента его отъезда прошло четыре года, а не каких-то четыре дня – так он постарел.

– Что нового в городе? – голос прозвучал глухо. – В доме все здоровы?

Никита вздрогнул и кивнул.

– Всё как всегда. Подрались два горшечника, перебили друг у друга всю посуду. Мальчишка возчика Шмыри сломал ногу, прыгая со стены на спор. Жевена, прачка препона Эндельторна, родила удивительно похожую на него девочку. Нашего Жалана поймали за кражей серебра из столовой, и он теперь сидит в подвале и ждёт суда. Кузнец Рест Пузо сильно обжёг левую руку и не сможет теперь закончить вовремя заказ для торговца вином…