"Фантастика 2024-42". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Перемолотов Владимир Васильевич. Страница 19
Несколько секунд их визг заглушал звук тамтама, а потом все перекрыл грохот далекого выстрела.
Во влажном воздухе он прозвучал глухо, но узнаваемо.
– Мганга! – прошептал Гриша, оставаясь в книжном бреду. – Идет великий Мганга!
Злость на писателя, придумавшего для своих книжных героев такой далекий от реальной жизни счастливый конец, подняла его голову. Он дернулся, попытался повернуться, но сил не хватило.
Откуда-то издалека донесся стук копыт.
Кто-то завопил, но крик оборвался выстрелом. Бабах!
Негры тут ходили пешком. Лошадь – это человек. Белый человек!
Лошадиный скок стал слышнее. Во влажном воздухе прогремело сразу несколько выстрелов.
Бах, бах, бах!
И тут же, не успело эхо смолкнуть, на площадь выскочил всадник. Только не белый, а свой, красный!
Гриша подумал, что бредит.
На его глазах, бросив поводья, товарищ Малюков болтался в седле, грохоча обоими маузерами. Непрерывной чередой стволы плевались горячими пулями, а всадник уворачивался от копий и стрел. Конь под ним был чужой, непривычный к бою, шарахался из стороны в сторону, однако командир не промахивался. Пистолеты били без промаха, выкашивая ряды каннибалов, выбравшихся из хижин. Черные тела, белые оскаленные зубы, пестрые накидки…
Вперед, назад, вперед, назад… Чернокожие пришли в себя, сообразив, что командир один. Прятались за маленькими загородками и, пуская оттуда стрелы, перебегали с места на место. Только что с того?
Товарищ Малюков вскочил ногами в седло, став сразу выше на метр, и в шесть выстрелов положил незадачливых лучников.
С другой стороны бежал еще десяток.
Гриша видел их, но пересохшее горло не слушалось, и он только прохрипел что-то отчаянно-угрожающе. Товарищ чекист его понял. Одним движением он соскользнул в седло и, ни секунды не задержавшись, свалился с него, повиснув вниз головой.
Бах, бах, бах, бах….
Конь прянул в сторону, стрелы пролетели мимо, а пули вылетели из-под лошадиного брюха и нашли цель. Крики стали стонами и затихли. Чекист не стал нарушать сгустившейся тишины – он точно знал, когда следует остановиться. Враги кончились. Пока кончились…
Григорий смотрел на него, понимая, что все, что он видит – чудо. Чудо мужской и большевистской дружбы. Командир вылечился и не бросил товарищей, а догнал, пришел на помощь!
Товарищ Малюков снова сидел в седле, расслабленно опустив руки с маузерами. Дымок из вороненых стволов уже вытек, и они казались безобидными железками. В его расслабленности угадывалась нарочитость, но проклятые каннибалы не могли знать, что комиссар – чемпион Управления по стрельбе «по-македонски», с двух рук одновременно, и эта поза не усталость от сделанного, а только готовность сделать еще больше.
Острый взгляд спасителя пробежался по окрестностям. Полтора десятка неподвижных тел, несколько еще дергающихся свиных туш, зеркала луж на земле, охапки поленьев. В свежем влажном воздухе тишина, нарушаемая только дальними криками мартышек да близкими хрипами умирающих. Не спуская глаз с хижин, командир спросил:
– Ну, что, товарищ Бунзен, не доросли здешние жители до классового сознания? Свой кусок мяса все еще дороже общественного блага ценят?
Гриша с перехваченным спазмом горлом, не ответил, только просипел со свистом, словно пробитая пулей гармонь.
– Молчи, товарищ, молчи… Сам вижу, что рано им про классовую солидарность рассказывать…
Двумя выстрелами он перебил веревку и молниеносно сменил обоймы. Глаза его метнулись туда-сюда. Полтора десятка трупов для этого стойбища не так уж и много. Очухаются туземцы, ей-ей очухаются…
– Про таких товарищ Фридрих Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» знаешь, что сказал? Не знаешь!
Гриша дернулся, отлипая от столба. Руки не шевелились, но ноги двигались. Шаг, другой… Он уперся лбом в теплую ляжку коня, понимая, что все неприятности кончились.
– Это упущение, – гудел над головой командирский голос. – Читать надо классиков, Гриша, читать и конспектировать! Они плохого…
Бах! Бах!! Бах!!!
Два копья разлетелись в щепки, а копьеметателей отбросило сквозь травяную стену убогой хижины.
– Они плохого не посоветуют! Угольник где? Живой?
На непослушных ногах Гриша дошел до головы Федора, согнал мух и, не чувствуя ни страха, ни отвращения, вообще ничего, кроме ненависти, подхватил ее под мышку.
– Правильно мыслишь, товарищ Бунзен, – одобрительно сказал командир. – Чекисты своих не бросают.
Подхваченный комиссарской рукой Гриша взлетел вверх и устроился у командира за спиной, упершись лбом промеж лопаток.
– Никчемное это место.
Гриша не ответил. Место позади командирской спины в эту секунду было для него убежищем, в котором ничего плохого с ним случиться просто не могло. Ни-че-го!
– Никакого путного города тут не поставишь. Дорог нет, классового сознания нет, воды нет…
Тишина джунглей раскололась тонким воем. Чекист скрипнул зубами. Тут не поймешь, о чем воют – то ли своих жалеют, то ли о том, что столько вкусной еды уходит. Ему отчего-то хотелось думать, что вой по второму поводу. Конь тронулся к воротам, осторожно обходя трупы и лужи.
– Джина и того нет. Хотя не все тут так плохо – лекари, например, так и вовсе неплохие…
САСШ. Нью-Йорк
Март 1928 года
Какая малость иногда меняет жизнь человека!
Иногда это бывает взгляд, иногда – поступок, который потом и не вспомнишь, иногда слово…
Для американского мультимиллионера мистера Реджинальда Вандербильта этой малостью стала посылка, полученная неизвестно от кого, судя по штемпелю – из немецкого Геттингена, и хилая брошюрка на дрянной желтой бумаге. Письмо из посылки и брошюра лежали перед ним, помогая принять сложное решение.
Клочок бумаги был письмом. Брошюра – Манифестом Коммунистической партии, сочинением господ Маркса и Энгельса. Он, может быть, и не обратил бы внимания на письмо – мало ли приходит к нему и с застенчивыми просьбами, и с беззастенчивыми предложениями, но в посылке, подтверждая слова, лежала та самая большевистская штуковина.
Миллионер бросил взгляд на строки.
«Уважаемый господин Вандербильт! Зная о Вашем интересе к положению дел в Европе, хочу проинформировать Вас о предложении, направленном одним представителем Германских научных кругов вождю большевиков господину Сталину. Оставляя в стороне вопрос о принципиальной возможности или невозможности предложенного проекта, обращаю Ваше внимание на сам факт постановки вопроса ученым. Очевидно, что реализация этих планов предоставит в распоряжение большевиков огромные пропагандистские и военно-технические возможности. Будучи уверенным в Вашей бескомпромиссной позиции в вопросах взаимоотношения с Советами, надеюсь, что эту информацию Вы сможете использовать во благо всей Западной Цивилизации.
Подтверждение моим словам следует искать не только в реальной политике коммунистов последних лет, но и в основополагающем документе, идеологически оправдывающем их претензии на мировое господство, – «Манифесте Коммунистической партии»…»
На следующий день после получения письма он в клубе принял участие в разговоре по поводу признания СССР. Далеким от политики он слушал спорщиков, когда ж его самого попросили высказаться, он поинтересовался, понимают ли тут собравшиеся, чего, в конце концов, хотят большевики?
В этом клубе он знал почти всех. В основном тут бывали крупные бизнесмены. Эти были ему понятны – он и сам был таким. Они хотели одного – прибыли, но что хотят большевики?
Клубные друзья посмеялись и ответили в том смысле, что совершенно неважно, что хотят Советы. Главное понимать, что хотят от Советов они и могут ли Советы предоставить то самое, что они хотят. И только мистер Пирелли, ярый противник признания, посоветовал прочитать тот самый Манифест, сказав, что без этой книги большевиков не понять. Надо прочитать и отнестись к этому серьезно.
…Эта грозная книга оказалась такой тоненькой, что мистер Вандербильт поначалу ее и в руки-то брать не хотел – десяток страниц, не более, на желтой, некачественной бумаге. Тьфу!