"Фантастика 2024-42". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Перемолотов Владимир Васильевич. Страница 59
– Ух ты!
Агент Коминтерна не глядя завернул пробку и сунул коньяк обратно за пазуху. Такого они еще не видели. Такого еще никто не видел!
Раскрасневшийся профессор торжественно объявил:
– Мы с вами на круговой околоземной орбите! Поздравляю вас, товарищи! Будем считать, что первый этап нашего эксперимента прошел нормально!
Видно было, что Ульриха Федоровича разбирало поговорить. С несколько глуповатой улыбкой он шевелил губами, глядя на Землю.
А колыбель человечества медленно кружилась у них под ногами. Там остались товарищи, еще не знавшие, что аппарат сделал то, для чего его создавали!
Федосей расправил плечи и запел «Вставай, проклятьем заклейменный!..» Деготь подхватил со второй строки. Вытянув руки по швам, они висели в невесомости и пели главную песню революции. Профессор не пел, но Федосей видел на глазах у него слезы. В этот миг все тут было впервые. И корабль в космосе, и «Интернационал», и слезы профессора…
Коснувшись ладонью глаз, профессор сиплым голосом сказал:
– Надо сообщить на Землю… Федосей, вызовите лабораторию….
Федосей подтянулся к радиостанции и застучал ключом. Несколько раз он вызывал стартовую площадку, прижимая эбонитовые кружки наушников к ушам, но тщетно.
– Связи нет, профессор.
Легко коснувшись рукой стены, профессор подлетел к Малюкову, подхватил наушник, хотя и без наушника слышно было, как воет там мировой эфир.
Несколько секунд профессор вертел рукоятки настройки, но вой не унимался. Угрюмый звук висел в кабине напоминанием об окружавшей корабль неизвестности.
– Голос мирового пространства! – торжественно сказал немец, подняв палец. – Мировая Пустота приветствует нас!
– Или антенну оторвало, – прозаически возразил Деготь. Коньяк уже разошелся по крови и мир вокруг стал понятным. – Предлагаю выйти и посмотреть…
Федосей с удивлением посмотрел на товарища, мол, что тот такое предлагает, но профессор удивил его еще больше. Он с воодушевлением отозвался:
– Отличная идея! Только надо прикрепить себя к кораблю…
Профессор отодвинул щиток в стене и оттуда выплыло несколько мотков… Да пожалуй что веревок. Они медленно, словно подталкиваемые слабым ветром пуховые комки, полетели по кабине. Федосей взлетел над креслом и поймал один. Скорее всего, все же не веревка, а трос. Гибкий, свитый из нескольких жил, правда, все-таки тонковатый… Из такого впору сеть на крупную рыбу плести, а не к кораблю привязываться.
– Это вот этим, что ли, к кораблю-то?
Деготь энергично кивнул, что, мол, не ошибся товарищ, именно этим.
– Именно, – подтвердил профессор.
Федосей смотрел то на одного, то на другого с удивлением.
– Так на этом хорошую рыбу на берег не вытянешь…
– Не забывайте, что веса в вас тут нет…
– А от холода не порвется? У нас в Сибири от холода, бывает, рельсы на железной дороге лопаются… а тут…
Он поднял брови, показывая, что не может подобрать определения к тому, что держал в руках.
– Вы же говорили, что за бортом просто неестественный мороз, чуть не 150 градусов…
– Нет, вы меня, товарищ Малюков, невнимательно слушали.
Профессор даже слегка огорчился, нахмурил брови.
– Есть места, где и за двести в минус по Цельсию. Но, разумеется, ничего не случится… В смысле не порвется… А что мороз… пусть. Там внутри проходит электрический ток и нагревает канат.
Продолжая с тем же сомнением глядеть на тонкую привязку, Федосей сказал:
– Ну, раз так, то давайте… Я вам, профессор, почему-то верю…
Он несколько раз согнул-разогнул трос, словно ждал, что тот разломится, но ничего с тем не произошло. Ну, хорошо, трос… Он посмотрел за стекло. За иллюминатором ничего не изменилось.
– Постойте, постойте… А в чем мы… В чем мы туда? Там же дышать нечем!
– О-о-о-о, не волнуйтесь. Об этом мы позаботились!
Профессор распахнул дверцу шкафа, и на свет явилась специальная космическая одежда – пустолазные костюмы. Разговоры о них Федосей слышал, хотя видеть своими глазами не довелось – их привезли, когда он ездил в Москву. После разговоров они представлялись отчего-то похожими на водолазные скафандры.
Правда оказалась еще интереснее.
Костюм был похож на коробку, спеленатую толстыми гофрированными трубами. Деготь тряхнул ее, и те развернулись, сразу став похожими на упитанных гусениц. В одном месте между шлангами поднимался стеклянный горб, похожий на шлем водолаза.
– Это…
– Показываю, – сказал Деготь, опережая вопросы. Он что-то нажал, и одна из стенок ящика откинулась вперед. Коминтерновец опустил ноги в открывшееся отверстие и, нелепо зависнув в воздухе, завозился, устраиваясь. Что-то у него не шло. Глухо ругнувшись, он, наконец, словно провалился, и голова его показалась в стеклянном колпаке. Федосей посмотрел вниз. Ног у одежды не было. Обитателю скафандра приходилось сидеть по-турецки, скрестив ноги. Предупреждая его вопрос, профессор объяснил:
– Нет необходимости. Там не ходят. Там – летают…
Тем временем Деготь, сунув руки в перчатки на конце рукавов, потянул рукоять, что торчала сбоку. Передняя стенка бесшумно встала на место, изолировав человека от окружающего мира.
– Вот вам костюм для космических прогулок! Попробуйте?
Подплыв к шкафу, Деготь, как ни в чем не бывало, выхватил пустолазный костюм из зажимов и бросил его Федосею. Губы товарища шевелились, но ни звука оттуда не доносилось. Он снова дернул за рычаг, дверца на брюхе открылась, и оттуда донеслось:
– Шевелись, Федосей Петрович. Ждать не буду. Один в Историю войду…
Если с высоты четырех-пяти верст Земля больше казалась шарообразной – напичканный нужными знаниями мозг сам подсказывал, как нужно воспринимать планету, – то тут ее шарообразность просто била в глаза.
Из иллюминатора профессорского аппарата земная поверхность ощущалась огромным шаром, а уж когда они вылетели из него…
Самый большой в мире глобус занимал почти весь мир – он был и внизу, и слева и справа. На его фоне даже многометровый корабль казался маленьким.
Земля полыхала мягкими оттенками белого, зеленого и голубого, и Федосей подумал, что они первыми видят эту красоту. Он, Деготь и Ульрих Федорович. От этой мысли, словно кто-то по спине маленьким коготками провел.
В эти минуты они летели над освещенной стороной Земли, и Солнце находилось у них за спиной. Придерживаясь руками за длинную скобу, Федосей повернулся так, чтоб видеть. Жаркий поток яркого света ударил в глаза, и он, зажмурившись, отвернул голову, но не тут-то было. По инерции его еще развернуло так, что ослепительный свет полной силой ударил в лицо.
Сработал инстинкт. Защищая глаза, Федосей инстинктивно выпустил поручень и загородился рукой. Мир вокруг, только что неподвижный, вдруг закрутился. Сердце сбилось с ритма, когда он понял, что оторвался от корабля и теперь словно радиограмма плывет по волнам эфира.
Чекист был человеком не робкого десятка.
Он воевал, горел и падал на землю в горящих аэропланах, в него стреляли… Только новый страх был куда больше прошлых страхов.
Страх пустоты оказался непохож на страх воды и огня. Это был страх абсолютного одиночества, страх пылинки перед огромным и безразличным к ее судьбе миром, в котором хороводы далеких звезд нескончаемым потоком бежали перед ее глазами.
Он не помнил, сколько пробыл в этом состоянии.
Разум ему вернул толчок. Что-то дернуло его, и мир вокруг остановил вращение.
«Веревка!» – сообразил он. Покрутившись в своем ящике, Федосей нащупал свою связь с кораблем и, сдерживая желание дернуть ее изо всех сил, осторожно потянул себя к кораблю.
Движение развернуло его от темноты к свету. Теперь он видел и корабль, и Землю под ним. На фоне полузанавешенной облаками Африки Деготь, нелепый в своем скафандре, похожем на ящик с руками, осторожно перебирая привязь, двигался к «Иосифу Сталину».
Под ногами был дом, а все остальное мироздание оставалось за спиной. Там пылали миллионы звезд, крутились миллионы планет, на которых кипели свои классовые битвы.