«Битлз» in the USSR, или Иное небо - Буркин Юлий Сергеевич. Страница 8

– А я бы хотел чего-нибудь покрепче, – заявил Джон.

– На приемах не принято, – вполголоса заметил Истман. – Тем паче в такую рань.

– Что? – непонимающе наклонила голову официантка.

– Водка у вас есть? – не обратив внимания на замечание менеджера, спросил Джон. – Вод-ка.

– О йес, йес, – почему-то обрадовалась девушка и протянула Джону граненую стопку с прозрачной жидкостью.

– Так-то, – победно глянул Джон на дисциплинированного тезку, сделал глоток, тряхнул головой и взял с тарелки Ринго самый маленький бутербродик.

– Ветчина с оливкой, – сипло сообщил он и сунул бутерброд в рот.

– Не задерживаемся, джентльмены, не задерживаемся, нас ожидают, – бросил Истман и сделал руками такое движение, словно подталкивал их всех вперед.

Они вошли в небольшой зал в розовых тонах, с роялем и камином. Гостей было человек двадцать: кто-то закусывал стоя, кто-то прогуливался, разглядывая картины на стенах, кто-то сидел, ведя неспешную беседу. Йоко, Линда и Барбара оживленно беседовали о чем-то с ухоженной женщиной с шестимесячной завивкой.

Пропуская слова мимо ушей, Йоко изучающе разглядывала ее лицо, словно пытаясь что-то в нем отыскать. Врожденный охотничий инстинкт заставлял ее по манере разговора, по мимике и жестам нащупывать собирательный образ русского человека, запоминать его повадки и пристрастия. Это могло помочь ей в дальнейшем.

Линда, принужденно улыбаясь, наблюдала за детьми, примостившимися на банкетке возле горящего камина и экспериментирующими с чугунными щипцами и кочергой. Только Барбара внимательно слушала женщину, улыбалась и кивала.

Четверка двинулась было к ним, но тут слева открылась неприметная дверь, и в зал вошел седой человек лет шестидесяти в очках с толстой роговой оправой. Атмосфера в зале неуловимо изменилась. Официантка попыталась медленно задвинуться за огромный фикус в кадке, спортивные молодые люди, распределившиеся по углам, приосанились. Те, кто жевал, поспешили проглотить. В воздухе повисла тишина. Стало ясно, что прибыл хозяин.

Истман повлек к нему Пола, остальные двинулись за ними. Человек в очках без улыбки ожидал их приближения.

– Виктор Попов, чрезвычайный посол, – представился мужчина на хорошем английском, когда они подошли.

Все посмотрели на Джона. Он пожал плечами и коротко произнес:

– «Битлз».

– Великие музыканты, – пояснил Истман.

Посол холодно улыбнулся и обменялся с каждым рукопожатием. Подтянутый референт услужливо подал ему раскрытую адресную папку из пурпурной кожи.

– Господа «Битлз», – произнес посол. – Руководство Коммунистической партии и правительство Союза Советских

Социалистических Республик оказывает вам большое доверие. Антивоенное творчество товарища… – он бросил взгляд в папку, – Джона Леннона, его сотрудничество с такими видными борцами за мир, как товарищи Рубин и Сил, а также общая гуманистическая направленность творчества вашего коллектива вызвали глубокий отклик в сердцах советских людей. Посол сделал паузу. Ему поднесли чай в подстаканнике, украшенном литыми гербами. Сделав глоток, он продолжил:

– В связи с вышесказанным я уполномочен вручить вам официальное приглашение посетить нашу необъятную Родину и познакомить с вашим творчеством наш великий народ. Добро пожаловать, товарищи «Битлз»!

Зал дежурно зааплодировал. Джон, Пол, Джордж и Ринго дурашливо поклонились. Джон принял из рук посла тяжелую папку, и тот, видимо считая свой долг выполненным, опять исчез за неприметной дверью.

Сунув папку Истману, Джон нахмурился:

– Слушайте, нам кто-нибудь когда-нибудь что-нибудь скажет по существу? Сколько дней мы будем в Советах, сколько у нас будет концертов, сколько нам заплатят?

– Не спешите, Джон, рано или поздно нам все объяснят. Насколько я понимаю, эти люди и сами ничего толком не знают, но обязаны выполнять свои функции и действуют строго по протоколу.

– Танец масок, – усмехнулся Джордж.

– Когда я вчера в последний раз беседовал с Питером Брауном, – сказал Пол, – он сообщил мне такой расклад. Мы прилетаем в Москву и выступаем перед главными кремлевскими боссами. И те уже решают, сколько и где у нас будет концертов. Потому что это приглашение – результат какой-то подковерной политической борьбы. Вы же помните, десять лет назад это не прокатило.

– А если они снова решат, что мы им не подходим? – резонно спросил Ринго, дожевывая свой последний бутерброд.

– Полно, полно, Ричард, – отечески похлопал его по плечу Истман, – давайте надеяться на лучшее.

За разговором «битлы» приблизились к своим половинам и были тут же вовлечены в беседу с русской женщиной, которая оказалась супругой посла. Звали ее Наталья, она была значительно моложе мужа, гостеприимна, лишена какого-либо лоска и хоть и не говорила так свободно по-английски, как посол, ее дружелюбие не нуждалось в переводе.

– Моя любимая ваша песня – «Желтая субмарина», – сразу заявила она. – Мой дядя – капитан подводной лодки, и он привез мне эту пластинку из загранплавания. Он тогда сказал, что только очень добрые люди могли сочинить такую песню про подводную лодку. Обычный человек написал бы про храбрость, про долг, про войну и подвиг, а у вас получилось весело и легко. Кто из вас ее, кстати, спел?

– Я, – потупился Ринго.

– Вы великолепны.

– А написал ее я, – не удержался Пол.

– И вы великолепны. Вы все – чудесные ребята. Прекрасно, что вы снова вместе. Прекрасно, что вы едете в Россию. Вы не представляете, как вас у нас любят.

– Насколько я знаю, «Битлз» в России запрещали, – заметил Истман с усмешкой, выражающей недоверие и понимание, что Наталья говорит неправду из самых лучших побуждений, а также что уж он-то владеет всей полнотой информации.

Заметив, что поддерживать светскую беседу уже нет необходимости, Линда извинилась и покинула компанию, чтобы успеть отобрать у Джеймса кочергу, которую он уже основательно раскалил в огне камина, до того, как случится какая-нибудь беда.

– Это да, запрещали, – подтвердила Наталья, – но вы знаете, у нас такая страна – что больше всего любят, то и запрещают, а чем сильнее запрещают, тем больше любят.

– Моя русская тетя, – встряла Йоко, – говорила русскую пословицу: «Насильно мил не будешь».

– Есть такая пословица, – кивнула Наталья, – но это немного не о том.

– А о чем?

– О нас с тобой, – с кривой усмешкой глянул на жену Джон.

Наталья посмотрела на него, на Йоко, засмеялась мягким смехом и спросила:

– Вы – Джон Леннон?

– По жене определили? – отозвался он вопросом на вопрос.

– Да нет, просто меня предупредили, что самый остроумный и язвительный в вашей компании – Джон Леннон.

– В таком случае я – это он, – кивнул Джон.

– А своих артистов у вас тоже сначала запрещают, а потом любят? – наивно хлопая глазами, спросила Барбара.

– Всякое бывает, – отозвалась Наталья. – Вы никогда не слышали такую фамилию – Высоцкий?

– «Ви-соц-кий», – наморщив лоб, по слогам повторила Барбара. – Нет, не слышала. Нежинский, Чайковский, Ви-соцкий…

– Я обязательно познакомила бы вас, – сказала Наталья, уже снова обращаясь к Джону, – мне кажется, вы чем-то похожи. Он также чужд условностям и не признает границ. Тоже женился на… на иностранке.

– И что вам мешает нас познакомить? – спросил Джон.

– Он умер, – грустно сказала Наталья. – Совсем недавно, полгода назад. И я до сих пор не могу научиться говорить о Володе в прошедшем времени.

– В этом, слава богу, мы с ним не похожи, – цинично заметил Джон.

– Сплюньте через левое плечо.

– Что? – не понял Джон.

Тут их разговор прервал человек, который незаметно подошел к компании и значительно посмотрел на Наталью. Она с видимым сожалением стала прощаться. Вынула из сумочки косметичку. Блеснули лезвия маникюрных ножниц. Ринго поспешно сделал шаг назад и спрятался за Джорджа. Но в отличие от британского посольства в США тут ему никто ничего отстригать не собирался. Из косметички Наталья извлекла тонкую визит-ницу и раздала несколько карточек.