Без маршала Тито (1944+) (СИ) - "Д. Н. Замполит". Страница 50

Какие у вас были отношения с капитаном Слобо Бобичем? А с Верицей Проданович?

С капитаном враждебные, с Проданович самые близкие. Интимные.

В полдень следователи и стенографисты поменялись, а я нет. Даже поесть не предложили, да что там поесть, попить давали очень изредка, хотя сами чай гоняли только в путь.

Действительно, что с врагом церемонится?

Вторая пара трясла на события после Фочи — что делали в Белграде и далее. «Старики» тут не обладали полной информацией и я немного расслабился, но не тут-то было!

Опишите, как происходила облава в Сеньяке. Как передавали данные в гестапо?

Не сдержался, посоветовал не заниматься фантазиями, а опираться на факты.

— На факты так на факты, — легко согласился следователь и развязал тесемки на толстенькой папке. — Ну, рассказывай, за что тебя выпустили из гестапо?

Вот тут я чуть со стула не свалился:

— Чего???

— Вот запись из архива лагеря в Банице, — он показал мне издалека страницу журнала учета арестованных, — «поступил арестованный Владимир Сабуров» и далее отметка об освобождении.

Некоторое время я ловил ртом воздух, а потом выдохнул:

— Так это ж Марко!

— Какой Марко?

— Участник нашей диверсионной группы, мы внешне похожи, действовали под легендой братьев. Меня разыскивало гестапо, его арестовали по ошибке, но выпустили после опознания, на которое привозили мою мать и моего брата. В архиве Баницы должны быть протоколы.

— Проверим, — бесстрастно закрыл журнал нквдшник.

Ф-фух. Что в моем положении хорошо — ничего придумывать не надо, а правду говорить, как известно, легко и приятно.

Еще гоняли по диверсии в Гойло, по контактам с тамошними немцами, вытрясали, где я провел столько времени в одиночестве (это когда тифом заболел), как организовал прорыв Михайловича на Зеленгоре, как сидел у итальянцев в Мостаре и почему сдался немцам под Ясеновацем…

Вот истинно, любое событие можно вывернуть так, что сам не узнаешь. Так что вопрос «С какой целью приписал себе участие в ликвидации Гиммлера?» воспринял уже как должное. Ну в самом деле, шлялся где-то со своими дружками, а там неизвестные стране герои грохнули рейхсфюрера. Я уже подумывал рассказать про заговор рептилоидов и мировое правительство, но вернулась первая пара следователь/стенографист, и…

Где был в апреле 1941 года? Что делал в Белграде, при занятии его немцами? Кто может подтвердить? Адреса, фамилии? Кто может подтвердить ликвидацию немецкой группы? Как осуществлял поджог посольства?

В камеру вернули около полуночи, так и не покормив. Дико болела голова от обезвоживания, в подвале, наплевав на все тычки конвойных, я присосался к бачку с водой, втянув если не все содержимое, то половину точно.

Малость пришел в себя и понял, что эти расклады, тем более с отчетливой перспективой «шпионаж-суд-Сибирь», мне ни хрена не нравятся. Надо удирать, но куда? Даже если найти Сайкиного дядьку Уроша, то где гарантия, что он не сдаст? Теперь ведь и в Румынии, и в Венгрии, и даже в Австрии советские, а контрабандисты предпочитают с властями не ссориться, а договариваться. Бежать к морю? Объявят розыск, а меня в Отделении защиты народа и в Корпусе народной обороны многие в лицо знают, опять же, афишки с моей физией напечатать не проблема. Кроме того, надо кровь из носу предупредить «младоюгославов» — передать весточку если не Миловану, то хотя бы Арсо, Ранковичу или Рибару. То есть бежать надо как раз к ним, а там пусть судят, но свои.

Выдал расклады брату, он только хмыкнул:

— Мне безразлично, я и так смертник, терять нечего. Мать только жалко. И сестру.

— Ладно, слезу не пускай, выберемся. Ты здесь какой день?

— Четвертый.

— Схема охраны?

— Днем полно народу, — по-военному четко ответил Сергей, — к ночи почти все уезжают в город. Остаются старший, телефонист и шесть человек на три смены. После отъезда проверяют наличие в камере.

— Ага, похоже на то, что я успел увидеть. Ночуют все в этом доме?

— Нет, половина. Телефонист, старший, один караульный внизу, второй наверху. Остальные четверо отдыхают в гостевом, маленьком. Там вроде казармы.

— Еще кто-то есть?

— Приходящая прислуга, утром привозят, в обед увозят.

Ну что же, не все так страшно…

— Ладно, за дверью лестница наверх, во двор. Справа за углом дверь из дома в сад, за ней ванна и комната прислуги. Слева гостевой домик, за ним должен быть сарайчик с инструментом…

— Откуда ты… — обомлел брат.

Не успел ответить, что я тут фундамент под гостевой домик рыл, как за дверью раздались шаги.

Скрипнул глазок и тут же закрылся — сидельцы на месте, один стенку подпирает, руки в карманы, второй сидит.

— Неважно. Значит, ночью смена один внизу, один наверху…

Что караульные из НКВД, понятно, но там очень по-разному служат. Эти, например, точно не тюремщики, максимум войска по охране тыла фронта, стерегли разве что гауптвахту. Гражданская одежда на них сидит колом, видно, что ребятам в ней неудобно, не привыкли еще. Значит, шансы есть.

Приложили уши к стенам — я к одной, Сергей к другой. Наверху сворачивали деятельность, каблуки простучали по крыльцу, хлопнули дверцы машин… Все, уехали.

— Начали.

Сергей подставил руки, я поднялся над дверью и уперся руками в одну стенку, а ногами в другую. Теперь главное, чтобы проверка быстро пришла, долго я так не продержусь, даже несмотря на выступающие кирпичи. Полегче, конечно, чем полчаса в планке стоять, но все равно, к такому меня судьба не готовила.

Скрежетнул глазок и тут же загремели ключи — в камере один арестант!

Караульный ввалился, сжимая в руке пистолет и осматривая камеру безумными глазами, пытаясь понять, куда делся второй. Тут я и свалился ему на голову в самом буквальном смысле.

Бац! Бац!

Мы с Сергеем почти одновременно вломили нквдшнику, он даже не пискнул. Повязали, сдернули ремень, ботинки и пиджак, забрали оружие.

— Погоди, не обувайся, — остановил я Сергея. — В доме еще трое.

На цыпочках выбрались, свернули направо. Я тихонько подергал дверь — заперто. Да, сейчас бы отмычки… Ладно, есть еще вариант.

Прошли чуть дальше, садовая лестница лежала на своем законном месте под окном каморки. Пошуровали вокруг, нашли проволочку, тихо приставили лесенку, я влез, поддел запор… Верно Глиша говорил — на парадной двери замки танком не свернуть, а вот про другие входы-выходы забывают.

Старший нагло дрых на милиной кровати. Ну что же, нам легче — дали по башке и отыграли свое, гори оно огнем. Внизу телефонист тоже давил массу, уронив голову на столик с тремя аппаратами, второй караульный спиной к нам читал газету, но когда я подобрался совсем близко, вдруг резко свернул ее и встал мне навстречу.

Точнехонько под прямой удар в челюсть.

Черт, я так когда-нибудь руку себе сломаю…

Проснувшийся телефонист подскочил, но промолчал — черное дуло кого хочешь заставит закрыть рот, а что Сергей выстрелит, сомнений не возникало, уж больно у брата на лице все проявлялось.

Минут пятнадцать ушло, чтобы оглушить, раздеть и связать охрану, вставить кляпы из подручных материалов, переодеться самим, выдернуть провода и привести телефоны в негодность. Вспомнил про тайник Милицы в спальне, где она пистолет держала, поднялся — пусто. Ну и правильно, не должно все время везти. Еще пять минут — проверить караульного в подвале.

В гостевом домике тихо, только ночной воздух слегка дрожал над трубой — подтапливали, стенки там тонкие. Все, теперь садовую лестницу к забору, в тени большого дома, шляпы на головы и ходу!

— Куда бежим?

— На юг, Серега, на юг. Там глиняные карьеры…

А за ними — кладбище. Все привычным путем: кутузки и кладбища, кладбища и кутузки.

Но они позади, а на воле хорошо! Свежий воздух пах зеленью и весной, на темном небе гуляли редкие тучи, на минуту-другую накрапывал и тут же прекращался дождик…

Два или три километра мы одолели быстрым шагом за полчаса, проскочили Хаджипоповац, где Сергей все время смотрел направо, на улочки, шедшие прямо в Професорску колонию. Но нет, туда нам точно нельзя.