Нас не сломить - Тин Сан. Страница 31

Вскоре пришло еще одно печальное известие. Лишенный медицинской помощи, от пыток и истощения в тюрьме Инсейна скончался У Лоун Тхейн. Его смерть вызвала новый взрыв негодования.

— Потеря У Лоун Тхейна — большой удар для нас. Он не просто умер — его замучили до смерти, — гневно сообщал У Аун Бан.

Спустя шесть дней после смерти У Лоун Тхейна в его доме собрались руководители крестьян. Мать и дочь умершего были вне себя от горя. Ун Ту Хан успокаивал несчастных женщин, но в его груди клокотала ярость против палачей. Праведный гнев зажег сердца чинов. Они неукротимо рвались в бой. Гибель У Лоун Тхейна всколыхнула всю волость, привела в волнение даже поостывших и струсивших крестьян. Событие это облегчило подготовительную работу У Шве Тейна и его помощников, однако, когда дело доходило непосредственно до формирования боевых отрядов, большинство жителей волости, прослышав о тяжелом положении галонов, старались держаться в стороне.

Староста Пхаунджи У Не Тхун был отлично информирован о каждом шаге крестьянских руководителей, но не отваживался на решительные меры, притворяясь, будто ничего не замечает. В действительности он постоянно держал в курсе всех местных событий свое начальство в Хлеку. Между тем солдаты в волости пока не появлялись. Время шло, и боевой пыл повстанцев постепенно остывал. Но тут произошло событие, которое в той или иной мере затронуло интересы всех крестьян; оно-то и послужило поводом ко всеобщему возмущению.

Однажды в Оунхнепине появился старший лесничий Сан Тин со своими помощниками. Остановившись в доме Ко Чо Та, они занялись маркировкой деревьев, подлежащих валке. С собой у них было ружье. В тот же день в деревню заглянул Ко Со Твей и, узрев ружье, решил со что бы то ни стало им завладеть.

— Ко Чо Та, — обратился он к своему другу, — у нас скоро будет ружье.

— Откуда ты его возьмешь?

— А нам его даст Сан Тин.

— Да ты что, Ко Со Твей? — всполошился Ко Чо Та. — Из-за этого ружья потом беды не оберешься.

— Будь что будет. Мы ведь давно ждем повода. С тех пор как они загубили У Лоун Тхейна, я жду не дождусь встречи с солдатами. Вот мы им покажем, — возбужденно проговорил Ко Со Твей, потирая ладони.

— Ты только подумай, что ты говоришь! Если в волости начнутся волнения, крестьяне не смогут сеять рис. Как же они будут существовать весь год, — горячился Ко Чо Та.

— Я-то ведь тебя отлично понимаю. Ты печешься только о своих интересах. Боишься, когда начнутся большие дела, ты лишишься доходов.

Возмущенный Ко Со Твей не стал с ним больше разговаривать. Про себя же решил, что выкрадет ружье тайком, когда лесник займется маркировкой деревьев, либо подкараулит его на пути в деревню и отнимет силой.

Дома удрученного Ко Чо Та встретила пьяная компания.

— Ты где пропадаешь? — заплетающимся языком спросил Сан Тин. — Почему не уделяешь внимания своему начальнику?

— Я отлучался по делам, — мрачно пробурчал в ответ Ко Чо Та.

— Мы, между прочим, не возражали бы выпить еще, но у тебя ничего не нашли. Ну-ка поищи как следует.

— Сейчас, сейчас, — успокоил его Ко Чо Та и послал своего работника за рисовой водкой.

— Послушай, Ко Чо Та, я разрешу тебе валить любые деревья и продавать кому угодно, но с одним условием: за это ты выложишь мне тысячу джа наличными, — продолжал Сан Тин.

— Тысяча — многовато, — усмехнулся Ко Чо Та. — У меня сроду таких денег не было.

— Рассказывай сказки. Я же знаю, что ты вернешь себе эту сумму с лихвой. И перестань торговаться, а то у меня с тобой будет разговор короткий — вообще не разрешу рубить лес.

— Нет, нет! — поспешно возразил Ко Чо Та. — Я готов вас отблагодарить, но в разумных пределах.

— Что значит — «в разумных»? Сколько это будет в деньгах? — сурово вопрошал Сан Тин, вперив в него хищный взгляд. — Ты что же молчишь? Мне нужна тысяча. Понимаешь: ты-ся-ча, — повторил он с расстановкой. — Ведь я о тебе пекусь… Неужели для такого благородного человека, как я, тебе жаль тысячи?

Вернулся помощник Ко Чо Та с водкой. Сан Тин залпом выпил полный стакан.

— Ну что, согласен? — спросил он, стукнув с остервенением пустым стаканом по столу.

— Тысячу никак не могу.

— Ну ладно — восемьсот.

— Нет у меня и восьмисот.

— Ладно уж, так и быть — семьсот! Но имей в виду, это мое последнее слово. Хочешь плати, не хочешь — до свидания.

Ко Чо Та до смерти жаль было семисот джа. Но без разрешения на рубку леса он вынужден был бы отказаться от этого выгодного промысла, а больше ждать доходов неоткуда. И, прикинув в уме, что эти необходимые затраты он покроет в сравнительно короткий срок, решил согласиться.

— Если согласен — выкладывай денежки!

Ко Чо Та нехотя пошел в другую комнату и вернулся с пачкой банкнот.

— Вот так-то лучше будет, дорогой мой лесник. Теперь можешь рубить, сколько тебе вздумается, — сказал Сан Тин, с видимым удовольствием пряча деньги в карман. И, опрокинув еще полстакана, добавил: — Что ж, деньги у нас теперь есть, да одними деньгами на этом свете счастлив не будешь. Поищи-ка нам на ночь какую-нибудь бабенку.

Ко Чо Та остолбенел.

— Но у нас нет продажных женщин.

— А нам не обязательно продажную. Выбери любую, можно из бедных.

— В деревне и бедные женщины этим не занимаются.

Сан Тин начал терять терпение.

— Вот что, друг мой, больно много ты рассуждаешь. Делай, что велено.

— Но если я не могу?

— Коль скоро я приказал — сможешь.

— Глянь-ка, Сан Тин, кто-то казенный лес везет, — сказал один из подручных старшего лесничего, указывая на повозку, доверху груженную дровами.

— Остановить его! — приказал Сан Тин.

Двое, прихватив ружье, бросились наперерез повозке.

— Да он не лес везет, а дрова, — попытался вступиться за соседа Ко Чо Та, но Сан Тин ничего не желал слушать. Едва держась на ногах, уставившись невидящими глазами на дрожащего от страха крестьянина, Сан Тин грозно вопрошал:

— Ты почему воруешь государственный лес?

— Я лес не ворую. Это дрова, — оправдывался несчастный.

— Лес, дрова — какая разница. Это государственная собственность, а ты ее присвоил. Я арестовываю тебя.

— Сан Тин, наши крестьяне рубят лес только в тех местах, где это разрешено, — сказал Ко Чо Та.

— Тебя не спрашивают! Ну-ка прочь отсюда! — прикрикнул на него Сан Тин.

— Я не воровал. Я брал там, где дозволено, — без конца повторял крестьянин.

— У тебя сестра есть? — спросил вдруг Сан Тин.

Крестьянин отрицательно покачал головой.

— А жена?

— Жена есть.

— Тогда вот что. Если не хочешь, чтобы тебя осудили за воровство, пришли мне на ночь свою жену, — приказал Сан Тин.

— Вы не имеете права! — снова вступился за крестьянина Ко Чо Та. — Его жена приходится мне сестрой.

— Слушай, ты мне надоел. Пошел прочь отсюда! — процедил сквозь зубы Сан Тин и так толкнул Ко Чо Та в грудь, что тот упал. Вскочив на ноги, Ко Чо Та подбежал к повозке, схватил топор и изо всех сил ударил им по голове Сан Тина. Тот, как подкошенный, рухнул на землю. Один из помощников Сан Тина вознамерился было выстрелить в Ко Чо Та, но удар Ко Со Твея свалил и его. Приспешники Сан Тина бросились врассыпную, а Ко Со Твей схватил валявшееся на земле ружье и принялся стрелять им вдогонку. Однако они улепетывали так стремительно, что даже пули их не могли настигнуть. Оба главные чиновника пали жертвой собственного произвола — они скончались на месте, не приходя в сознание.

Через три дня после этого происшествия солдаты и полиция буквально наводнили почти все деревни волости. Их было так много, что У Шве Тейн и его товарищи не решились оказать им сопротивление. Разыскивая поспешно скрывшегося с семьей Ко Чо Та, солдаты рыскали по домам, арестовывая ни в чем не повинных жителей. Среди задержанных оказался и Ко Лун Пьей из Поуты. Его отправили в Хлеку и там учинили ему жестокий допрос, пытаясь выяснить, кто убил Сан Тина, а также имена крестьянских руководителей волости. Но Ко Лун Пьей мужественно молчал.