Нас не сломить - Тин Сан. Страница 40

РАССКАЗЫ

Нас не сломить - img_5.jpeg

ВСЕ БЛАГА ЖИЗНИ

Нас не сломить - img_6.jpeg

Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я твердо решил покинуть родную деревню и попытать счастья в городе. Родители, как и следовало ожидать, встретили мое решение в штыки и всячески уговаривали остаться дома: ведь как-никак я единственный ребенок в семье. Однако я был непреклонен.

— Здесь, в деревне, я обречен на вечное прозябание, — говорил я, пытаясь разжалобить мать. — Мне никогда не удастся выбраться из нищеты. Я должен буду за чашку риса работать от зари до зари в поле, невзирая на дождь и жару. Город же — совсем другое дело: там множество народу и при желании можно научиться какому-нибудь редкому ремеслу. И если к тому же повезет, глядишь, смогу купить и дом и машину.

Отец слушал мои разглагольствования и только вздыхал.

— Вот что, — сказал он наконец, когда я умолк. — Знаешь ли ты, что в городе преуспевает только тот, кто не боится другого за горло взять? Разве ты, простой деревенский парень, способен на это? Ты родился и вырос среди крестьян, которые привыкли довольствоваться тем, что дает земля, и которым неведомы зависть, жадность и ненависть. Я считал своим долгом сказать тебе об этом. Теперь можешь поступить, как тебе заблагорассудится.

Я самозабвенно верил в удачу еще и потому, что изрядно начитался всяких приключенческих романов, герои которых легко обретали богатство и счастье.

— Когда человек достигает совершеннолетия, он обязан попробовать найти свое счастье, — упрямо повторял я. — Мне тоже нелегко расстаться с вами и покинуть деревню, где я вырос. Но если я останусь здесь, то моим единственным уделом будут вол, плуг и нищета. Такая жизнь не по мне, и не удерживайте меня.

У матери же была иная точка зрения на жизнь, и мои рассуждения не казались ей убедительными.

— Мне так тоскливо становится, как подумаю, что ты собираешься нас покинуть, — говорила она. — В городе хорошо с деньгами, с образованием. У тебя же нет ни того, ни другого. Трудно, ох как трудно придется тебе одному в большом городе.

Но я не сдавался.

— У меня есть голова, руки, ноги. С их помощью я смогу заработать себе на жизнь. Деньги буду расходовать экономно и постепенно скоплю большую сумму. Вы с отцом уже не молоды. Кому, как не мне, придется в будущем заботиться о вас. Чтобы вы могли спокойно дожить свой век, мне необходимо иметь приличные доходы. И они у меня будут.

Мать смотрела вдаль и, казалось, не слышала моих слов.

— Ты согласна со мной?

— Хорошо, если все устроится так, как ты говоришь, но, как правило, в жизни желания исполняются редко. Если бы каждый мог без труда получить все, что ему хочется, то на земле не было бы бедных.

— Нельзя всех стричь под одну гребенку. Одни бедствуют, потому что ленивы, другие — потому что не способны, третьи — просто дураки. У меня есть голова на плечах. В ней немало ценных идей. С такой головой я не пропаду. А в деревню я вернусь только на своей машине. Вот уж покатаю тогда тебя! — говорил я, едва поспевая за своими мечтами.

Мои слова оставили мать равнодушной. Она смотрела на меня по-прежнему печально.

— Я уезжаю завтра же, — решительно заявил я.

— Что ж, если тебе так не терпится, поезжай. Уговаривать больше нет сил. Прошу тебя лишь об одном: будет трудно — возвращайся не медля, — сказала она тихо и отвернулась, чтобы скрыть слезы.

— Нет, мама, скоро меня не жди. Пока не добьюсь своего, не приеду, — хотел я сказать, но вовремя спохватился и только произнес:

— Хорошо, мама.

* * *

Мне, деревенскому парню, город всегда представлялся совершенно иным миром, отличным от того, в котором я жил от рождения. Теперь я впервые увидел его воочию. Наш грузовик долго ехал вдоль залитых ярким электрическим светом улиц между двумя рядами громадных каменных зданий, пока наконец не остановился возле каких-то служебных построек.

— Приехали, — сказал шофер. — Теперь, парень, тебе надо пройти еще немного вон туда. Там — конечная остановка автобуса, который довезет тебя до района Чимьинтайн.

Я подхватил свой сундучок, обитый железом, и поспешил к остановке. Вскоре подошел автобус, и мне посчастливилось занять место у окна. Я с любопытством разглядывал толпы людей, одетых, как мне казалось, во все новое, и мысленно возвращался в родную деревню. «У нас в эту пору все сидят по домам и коротают время за чашкой чая при свете керосиновых коптилок. На улице никого, кроме собак, не увидишь». Город пленил меня своими яркими витринами и потоком красивых, сверкающих при свете уличных фонарей автомобилей. В тайниках моей души зародилась надежда — когда-нибудь и я, возможно, стану обладателем одного из них.

Я сошел у небольшого базарчика. Здесь, неподалеку, жил мой друг Ко Ба Тин. Надо сказать, что этот район мало чем отличался от нашей деревни. Домишки были такие же жалкие, а улица такая же грязная. Немногие могли позволить себе провести электричество.

Я отыскал знакомое мне жилище Ко Ба Тина, — месяц назад, в прошлый мой приезд, мне довелось остановиться здесь на два дня, — и заглянул через открытые двери внутрь.

— Ко Ба Тин! — крикнул я.

Из тусклого полумрака донесся шорох шагов, и на пороге появилась его жена Ма Мья Ньюн.

— Ко Ба Тин дома? — спросил я, поднимаясь на крыльцо.

— Нет. Он уехал на машине, — ответила она, разглядывая меня с любопытством.

— Куда же он уехал?

— Куда-то в сторону Пегу за рисом. — Ма Мья Ньюн явно не узнавала меня.

— Меня зовут Ко Хла Тхун. Я из деревни Инчингвин. Месяц назад я приезжал в Рангун. Помните, я у вас останавливался?

— Подумать только! Я вижу знакомое лицо, а вспомнить никак не могу. Заходите, заходите в комнату, — пригласила она и расстелила на полу для меня циновку. В соседней комнате заплакал ребенок, и Ма Мья Ньюн поспешила к нему, а я сложил свои пожитки у стены и сел на циновку. Ребенок продолжал плакать, а мать никак не могла его успокоить.

Когда наконец мои глаза привыкли к полумраку, я огляделся по сторонам. И сама комнатушка, и обстановка в ней показались мне до того убогими, что я тотчас же отказался от мысли остановиться здесь даже на короткое время. Я стал бы для хозяев слишком большой обузой.

Наконец из соседней комнаты вернулась Ма Мья Ньюн с ребенком на руках.

— Бросила я вас тут одного. Вам скучно?

— Ничего. Вы не беспокойтесь. А что случилось с ребенком? Мне кажется, он сильно похудел за этот месяц.

— Температурит без конца, — ответила она и снова пошла в соседнюю комнату.

— Вы, наверно, устали с дороги, — сказала она, протягивая мне грязную подушку. — Прилягте и отдохните.

— Вы напрасно беспокоитесь.

— Ко Ба Тин часто вспоминает, как хорошо его принимали у вас в доме.

С Ко Ба Тином мы, собственно, и познакомились у нас в деревне, когда он приезжал с перекупщиком за рисом. Я пригласил тогда его к нам в дом, и родители оказали ему радушный прием: напоили, накормили и оставили ночевать.

Снова заплакал ребенок, и Ма Мья Ньюн опять занялась малышом. Тем временем вернулся Ко Ба Тин.

— Ко Хла Тхун! Ты когда же приехал? — обрадовался он, увидев меня. — Наверное, проголодался, а жена и не подумала накормить гостя.

— Ты же знаешь, что ребенок без конца плачет и не отпускает от себя ни на минуту, — возразила Ма Мья Ньюн.

— Ладно, ты всегда найдешь оправдание, — махнул рукой Ко Ба Тин и, уже обращаясь к гостю, продолжал: — Ко Хла Тхун, ты приехал опять погулять или по делу?

— Не хочу я больше в деревне жить. Решил перебраться в город.

— Что ж, это хорошо. В городе, если повезет, быстро разбогатеть можно. Пока подыщешь работу, можешь жить у нас, — предложил он. — Располагайся, как дома.