Тайны прииска Суцзуктэ (СИ) - Тангаев Игорь Александрович. Страница 22

ГЛАВА XV. Возвращение в Союз

За постоянными заботами незаметно пролетела зима. Сошел снег на вершинах сопок и однажды утром они вновь оделись в нежный розовый наряд цветущего багульника. Исполнилось два года моего пребывания в Монголии. Я сильно стосковался по Родине, своему руднику и, несмотря ни на какие уговоры и ссылки на недостаток специалистов, заявил о желании уволиться в связи с окончанием контракта.

В апреле мы с женой после двух лет вернулись в СССР. Когда мы вышли на перрон пограничной станции Наушки, то с особой остротой почувствовали, что мы снова в своей родной стране, а значит — дома.

После возвращения на Родину я около года проработал на руднике, а потом поступил в аспирантуру. Воспоминания о Монголии были еще очень свежи в памяти и я часто переписывался с Валерием Логиновым, посвящавшим меня во все тамошние дела, которые, к великому сожалению, шли на полное сворачивание разведочных работ. Несмотря на дополнительные находки по старой карте, запасы месторождений оказались недостаточными для их эффективного освоения, и было принято решение о консервации горных работ и ликвидации партии. Валерий горячо доказывал возможность добычи золота на разведанных запасах, но железная логика цифр оказалась сильнее. Эксплуатация месторождений на данном этапе оказалась бы экономически нерентабельной.

В одном из писем Валерий написал, что в Историческом музее была открыта экспозиция наших находок, вызвавшая большой интерес у посетителей. Он даже прислал вырезку из газеты «Унэн», в которой давалось описание экспонатов, и была помещена фотография нефритовой вазы. Естественно, заметка была на монгольском языке. В заключение письма Валерий передавал мне привет от капитана Батмунга. Вскоре после этого Валерий вернулся в Союз, и наша переписка естественным образом прекратилась.

Шло время. Постепенно размывались в памяти лица людей, участвовавших в этих событиях, да и сами они стали забываться. И лишь по-прежнему четко стояли перед моим мысленным взором картины величественной природы, до сих пор остающейся безмолвным свидетелем людских страстей и преступлений, совершавшихся во имя наживы. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, когда я пишу эти строки под влиянием неукротимого желания рассказать о всем случившемся в Суцзуктэ, перед моим мысленным взором встает скалистая вершина легендарной Ноин-Улы, разрытые курганы у ее подножия, сгнившие и перекошенные срубы жилых построек, остатки золотоизвлекательной фабрики в урочище Дзун-Модо и дышащие сырым холодом устья старых штолен.

Эти воспоминания и подвигли меня сесть за компьютер и попробовать изложить на экране и перевести на бумагу старые впечатления. Но, пожалуй, самым побудительным толчком к описанию всего случившегося стал объемистый пакет, пришедший на мое имя в прошлом году. Пакет пришел спустя много лет из Екатеринбурга от Валерия. Внутри него был второй пакет, на котором я прочел обратный адрес и фамилию адресата — МНР, Улан-Батор, Управление госбезопасности, полковнику Батмунгу.

Валерий писал, что в конце семидесятых годов ему пришлось снова вернуться в Монголию с экспедицией с целью поисков оптического флюорита. В район поиска были включены отроги Хэнтэйского хребта и один из маршрутов проходил недалеко от долины Суцзуктэ. Естественно, он не смог удержаться и посетил столь памятные и дорогие места. Там все было вновь в полном запустении. Обвалились устья наших штолен, здание компрессорной, построенное из старых бревен, совсем сгнило, и лишь наш домик, почерневший и осевший, остается довольно крепким и ждет третьего поколения из беспокойного племени потрошителей земных недр.

Перед возвращением домой Валерий зашел к Батмунгу, который вышел в отставку в чине полковника и посвятил свои пенсионные годы изучению истории страны. Он был рад визиту Валерия и сказал, что, наконец, располагает материалами, раскрывающими последние тайны прииска Суцзуктэ. Он очень хотел поделиться этими сведениями с нами, но не знал наших адресов и смирился с мыслью о том, что вся эта история не получит окончательно завершения. И вдруг эта неожиданная встреча!

В заключение письма Валерий писал: «Я не буду пересказывать тебе все, что рассказал мне Батмунг. Ты прочтешь об этом из его подробного письма, с которым он попросил познакомить тебя. В пакете для тебя есть приписка».

С вполне понятным волнением я открыл пакет, в котором лежала обычная школьная тетрадка с плотно исписанными страницами. Сверху лежала записка.

Не буду передавать полное содержание записей полковника Батмунга. Во многом они повторяют то, что я уже изложил в своем рассказе. Ограничусь лишь тем, что произошло после моего отъезда из Монголии. А события там развивались следующим образом.

ГЛАВА XVI. Турист из Японии

После экспозиции наших находок в Историческом музее Улан-Батора и публикации статьи в газете они привлекли к себе внимание очень многих. В республику в шестидесятых годах приезжали туристические группы и специалисты разных стран, с восторгом рассматривавшие замечательные находки. Однажды с ними знакомилась туристическая группа из Японии, в составе которой был старый, но очень энергичный мужчина, выделявшийся своим европейским обликом. Он подолгу рассматривал суцзуктинские находки, фотографировал их и что-то записывал в блокнот. Сотрудников музея он расспрашивал не через переводчика, а на хорошем монгольском языке. Прекрасное знание языка, редкое для иностранных туристов, привлекло к нему внимание сотрудников. После того, как он стал расспрашивать о подробностях находки сокровищ, ему посоветовали обратиться к Батмунгу.

Турист позвонил Батмунгу и попросил у него разрешения на встречу, заинтриговав тем, что имеет некоторое отношение к гуннским сокровищам, выставленным в Историческом музее. Встреча состоялась в номере гостиницы «Алтай».

Вот как описывает Батмунг состоявшийся между ними разговор.

— Господин майор (Батмунг был в то время в этом звании), мне сказали, что Вы имели к этим находкам непосредственное отношение и вели дело о незаконной попытке их извлечения. Я понимаю Ваше возможное недоумение по поводу моего вмешательства в эту историю, но надеюсь, что одно обстоятельство поможет снять Ваше предубеждение. Позвольте представиться — Вениамин Никанорович Малин. Вам что-нибудь говорят это имя и фамилия?

Батмунг пишет, что, несмотря на всю свою монгольскую невозмутимость, он был буквально ошеломлен. Перед ним сидел живой участник и, более того, — непосредственный инициатор событий, начало которых относилось, казалось, к совсем иной, дореволюционной эпохе. Прошло чуть ли не полвека! И вот перед ним сидит тот, кто когда-то тайком разрывал гуннские могилы и спрятал найденные сокровища в гезенк. Невероятно!

Выждав паузу и дав майору собраться с мыслями, Малин продолжил:

— Время все списывает. Жизнь моя на исходе. Я теперь не у дел и достаточно богат для того, чтобы смотреть на сокровища, выставленные за музейной витриной как на грустный и романтичный эпизод моей бурной молодости. Я даже рад тому, что они возвращены народу, имеющему на них самые законные права, и находятся в государственном музее, а не рассеяны по частным зарубежным коллекциям. Оглядываясь назад, я не могу не признать, что мой поступок выглядит не очень достойно. Однако можно ли судить меня слишком строго? В те годы Монголию грабили все кому ни лень, и не считалось большим преступлением против морали обогатиться за счет раскопок никому неизвестных и давно забытых могил. Я вложил много труда в эти раскопки, прежде чем наткнулся на захоронение, сохранившееся в целости. Мне повезло немногим меньше, чем Говарду Картеру с гробницей Тутанхамона. Естественно, что мне не очень хотелось, чтобы найденное с большим трудом и риском попало в руки бандитов барона Унгерна. В критический момент я нашел своим находкам настолько надежное убежище, что они пролежали там чуть ли не полвека.