Мрачные истории, как вы любите (ЛП) - Кинг Стивен. Страница 60

На следующий день я поднялся поздно, потому что проснулся посреди ночи. По крайней мере, мне так показалось; возможно, прогулка по галерее, чтобы проверить вентилятор, тоже была частью сна. Уверенности в этом не было.

Я бы не пошел на прогулку, если бы день был жарким, но за ночь пришел один из знаменитых холодных фронтов с побережья Мексиканского залива. На самом деле не такие уж они и холодные; нужно пережить зиму в Мэне, чтобы ощутить настоящий холодный фронт, но на улице было около семидесяти [111], и дуновение ветерка было освежающим. Я поджарил себе английский кекс, щедро намазал его маслом и отправился к распашным воротам.

Не прошел я и четверти мили, как увидел кружащих канюков — как черноголовых, так и рыжеголовых стервятников. Эти уродливые, неуклюжие птицы настолько крупны, что им трудно летать. Грег говорил мне, что они появляются сотнями, если начинается красный прилив, и пожирают дохлую рыбу, выброшенную на берег. Но в то лето красного прилива не было — жгучее ощущение в легких невозможно спутать ни с чем другим, — и эти птицы появились над дорогой, а не на пляже.

Я подумал, что их привлек мертвый кролик или броненосец, раздавленный на дороге. Может, чья-то сбежавшая кошка или щенок. Но это было не животное. Это была Элли. Она лежала на спине возле своего почтового ящика. Двухместная детская коляска была опрокинута у её подъездной дорожки. Шорты и футболки высыпались и валялись на раздавленных ракушках. Полдюжины стервятников дрались из-за нее, прыгая вокруг и толкая друг друга, клевали ее руки, ноги и лицо. Только "клевали" — не совсем правильное слово. Они вгрызались в ее плоть своими крупными клювами. Я видел, как один из них — рыжеголовый канюк, который весил фунтов пять — вонзился в ее обнаженный бицепс и поднял ее руку, потрясая головой и заставляя ее шевелить кистью. Как будто она махала мне рукой.

После того как прошел мой паралич от шока, я набросился на них, размахивая руками и крича. Несколько стервятников неуклюже взмыли в воздух. Большинство других отступили вдоль дороги в больших неуклюжих прыжках. Но тот, что вцепился клювом в ею руку, продолжал трясти головой, пытаясь вырвать кусок плоти. Я бы не отказался от палки против змей — а бейсбольная бита была бы еще лучше, — но вы знаете, что говорят о желаниях, нищих и лошадях [112]. Я увидел упавшую пальмовую ветвь, поднял ее и начал размахивать ею.

— Убирайтесь! — закричал я. — Убирайтесь, ублюдки!

Эти ветви почти ничего не весят, но в сухом виде издают громкий дребезжащий звук. Стервятник еще раз дернул головой, а затем взлетел и пролетел мимо меня с куском плоти Элли в клюве. Его черные глаза словно запоминали меня, говоря "твоя очередь еще придет". Я попытался ударить его, но промахнулся.

Не было никаких сомнений в том, что она была мертва, но я присел рядом с ней, чтобы убедиться в этом. Я уже стар, и говорят, что мыслительные процессы человека ослабевают, даже если он не страдает болезнью Альцгеймера или слабоумием — тощий Панталоне [113] и все такое, — но я никогда не забуду, что сделали падальщики с этой милой женщиной, которая притворялась, что ее давно умершие дети всё ещё живы. С женщиной, которая приносила мне овсяное печенье с изюмом. Ее рот был открыт, и без нижней губы казалось, что она скалится. Стервятники успели оторвать половину ее носа и оба глаза. Налитые кровью глазные впадины смотрели на меня в безмолвном ужасе.

Я отошел к дальней стороне дороги и избавился от английского кекса и утреннего кофе. Затем вернулся к ней, хотя не хотел. Всё, чего мне хотелось, — это бежать не разбирая дороги обратно к дому Грега, насколько позволяли бы мои скрипучие старческие ноги. Но если бы я так поступил, стервятники вернулись бы и возобновили свою трапезу. Некоторые из них кружили над головой. Большинство же устроились на австралийских соснах и пальметто, как стервятники из фильма ужасов в карикатурной версии "Нью-Йоркера" [114]. У меня был с собой телефон, и я позвонил в 911. Я сообщил о случившемся и сказал, что останусь с телом до приезда полиции. Вероятно, приедет и "скорая помощь", от которой уже не будет много пользы.

Жаль, что у меня с собой не было ничего, чем бы я мог прикрыть ее изуродованное лицо, но потом мне пришла в голову одна мысль. Я поставил коляску, пододвинул ее к плотной стене рододендронов и морских виноградных лоз у края подъездной дорожки и взял одну из футболок, накинутых на спинку. Я положил ее на то, что осталось от ее лица. Ее ноги были раздвинуты, а юбка задралась до бедер. Из ТВ-сериалов я знал, что не следует трогать труп, пока не прибудет полиция, но решил на это забить. Я свел ее ноги вместе. Они тоже были изувечены, и мне показалось, что эти красные точки похожи на укусы змеи. Я взял другую футболку и накрыл ее ноги от колен до голеней. Одна футболка была черной, другая — белой, но на обеих было написано одно и то же: "Я — БЛИЗНЕЛИЧНОСТЬ!"

Я сел рядом с ней в ожидании полиции, проклиная тот день, когда решил приехать на Раттлснейк-Ки. Со слов мистера Ито, Дьюма-Ки был проклятым местом, но я боялся, что Раттлснейк окажется еще хуже. Только в отличие от Дьюмы, он ещё существовал.

Дорожка к дому Беллов была усеяна крупными ракушками. Я подобрал несколько штук и каждый раз, когда приближался один из тех стервятников, швырял в них ракушками. Я попал только один раз, но визжание падальщика доставило мне огромное удовольствие.

Я ждал сирен, стараясь не смотреть на мертвую женщину, лицо и ноги которой были закрыты футболками. Думал об овсяном печенье с изюмом и о поездке, которую совершил в Провиденс десять лет назад. Тогда мне было шестьдесят два года, и я подумывал о выходе на пенсию. Я не знал, что буду делать со своими так называемыми золотыми годами, но радость, которую всегда испытывал от рекламного бизнеса (создавать идеальный слоган к идеальной идее), начала угасать.

Я был там вместе с двумя другими пробивными малыми из бостонского агентства, чтобы встретиться и пообщаться с красноречивыми юристами из компании "Деббин энд Деббин". Их штаб-квартира находилась в Провиденсе, но их офисы располагались во всех штатах Новой Англии. Они специализировались на автокатастрофах, случаях с получением инвалидности и травмах при падении с высоты. Команда Деббинов хотела провести агрессивную рекламную кампанию, которая охватила бы все телевизионные станции от Крэнстона до Карибу. "Что-то пёстрое, что-то яркое", — говорили они. – "Что-то, что заставит людей названивать по номеру 800". Я не особо стремился попасть на эту встречу, которая обещала быть долгой и конфликтной. Юристы думают, что знают всё.

Накануне вечером я сидел в холле отеля "Хилтон" в ожидании своих товарищей, Джима Улси и Андре Дюбоза. Идея заключалась в том, чтобы пойти в ресторан "Олив Гарден", устроить там мозговой штурм и придумать два хороших варианта. Не более двух. Юристы думают, что знают всё, но юристов также легко сбить с толку. В своем блокноте я записал: ЗАЧЕМ НАГИБАТЬСЯ, ЕСЛИ МОЖЕШЬ НАГНУТЬ САМ? ЗВОНИТЕ В "ДЕББИН ЭНД ДЕББИН"!

Вероятно, это была неудачная идея. Я закрыл блокнот, положил его в карман пиджака и кинул взгляд на бар. Вот и всё, что я сделал. Иногда я задумываюсь о том, что мог бы выглянуть в окно или посмотреть на лифт, не идут ли Джим и Андре. Но судьба распорядилась иначе. Судьбе было угодно, чтобы я бросил взгляд на бар.

На одном из стульев сидела женщина. Она была одета в темно-синий брючный костюм. Ее черные с проседью волосы были уложены в стрижку, который парикмахеры называют голландским бобом, и зачесывались на затылок. Когда она поднимала бокал, чтобы сделать глоток, я видел её лицо лишь частично, но мне не нужно было видеть больше. Есть вещи, которые мы и так знаем, верно? Наклон головы человека. То, как челюсть под углом переходит в подбородок. То, как одно плечо всегда слегка поднято, словно в шутливом пожатии плечами. Жест руки, зачесывающей назад прядь волос: два пальца вытянуты, а другие два согнуты к ладони. У времени всегда есть своя история, так ведь? У времени и любви.