Украденный наследник - Блэк Холли. Страница 17

– Тебе стоит мечтать о полете, сокол, – говорит Оук таким тоном, что я задумываюсь, а не слышал ли он часть нашего разговора.

Гиацинт вздрагивает.

– Рэн, – повторяет Тирнан, жестом указывая на мотель.

– Я плохо умею наводить чары, – предупреждаю я.

– Тогда не утруждай себя.

Несмотря на висящую над дверью табличку «НЕ КУРИТЬ», зона ресепшен пропахла сигаретным дымом. Усталая женщина за стойкой во что-то играет на своем телефоне.

Она поднимает взгляд, и ее глаза округляются. Рот открывается, будто она собирается закричать.

– Ты видишь двух совершенно обычных людей, которые пришли сюда по совершенно обычным причинам, – говорит ей Тирнан, и я наблюдаю, как ее глаза стекленеют, а черты разглаживаются под маской спокойствия. – Нам нужны два номера рядом друг с другом.

Я вдруг вспоминаю, как были зачарованы мои не-родители, и злюсь, хотя он не заставляет женщину делать ничего ужасного. По крайней мере пока.

– Конечно, – отвечает женщина. – В это время года туристы – редкость, поэтому у нас много комнат на выбор.

Рыцарь неопределенно кивает, и она вставляет ключ-карту в аппарат для кодирования. Затем просит данные банковской карты, чтобы оплатить услуги, не включенные в стоимость номера, однако спустя несколько слов забывает об этом. Тирнан расплачивается наличными, которые не похожи на подозрительно хрустящие зачарованные купюры. Я бросаю на рыцаря недоверчивый взгляд и опускаю в карман маленький спичечный коробок.

Мы выходим на улицу. Наша единственная лошадь стоит на участке, поросшем чахлой травой, и жует одуванчик. Похоже, привязывать Летунью никто не собирается.

Оук сидит на бампере машины и выглядит уже не таким нездоровым. Гиацинт прислоняется к грязной оштукатуренной стене.

– Те деньги, – говорю я, – они настоящие?

– О да, – подтверждает принц. – Иначе сестра разгневалась бы на нас.

– Разгневалась бы, – повторяю я устаревшее слово, хотя его значение мне понятно. Ее бы это взбесило.

– Она бы капец как разгневалась, – добавляет он с широкой улыбкой.

Обычно фейри относятся к смертным либо как к пустому месту, либо как к возможности поразвлечься. Судя по всему, у его сестры другая позиция. Наверняка многие из народа ее за это ненавидят.

Тирнан ведет нас к нашим номерам, 131 и 132, открывает дверь в первый и впускает нас всех внутрь. В комнате находятся две кровати, накрытые колючими на вид одеялами. На стене висит телевизор, под ним – покосившийся стол, прикрученный к полу. На ковре вокруг шурупов виднеются пятнышки ржавчины. Отопление включено, и немного пахнет жженой пылью.

Гиацинт останавливается рядом с дверью, прижав крыло к спине. Он преследует меня взглядом, возможно, чтобы не смотреть на рыцаря.

Оук опускается на ближайшую постель, но глаза не закрывает.

– Теперь мы кое-что знаем о ее способностях, – улыбается он, уставившись в потолок.

– Но вас отравили! Хотите сказать, оно того стоило? – вопрошает рыцарь.

– Меня постоянно травят. Жаль, это был не румяный гриб, – отзывается принц, но его слова не имеют никакого смысла для меня.

Тирнан кивает в мою сторону:

– Девчонка считает, что вы глупец, раз отправились сюда.

Я хмурюсь, потому что совсем не это имела в виду.

– Ах, леди Рэн, – выдыхает Оук с ленивой улыбкой на лице. Локоны цвета календулы лежат на его лбу, практически скрывая рожки. – Вы ранили меня в самое сердце.

Я сомневаюсь, что обидела его. На щеках принца все еще виднеются царапины от моих ногтей – три полоски засохшей крови, розовые по краям. Оук не может лгать, но во всех его словах кроются загадки.

Тирнан опускается на колени и начинает расстегивать крепления на броне Оука.

– Не могла бы ты мне помочь?

Я присаживаюсь по другую сторону от принца, беспокоясь, что сделаю что-нибудь не так. Оук косит на меня взгляд, пока я дрожащими пальцами пытаюсь оторвать от раны прилипшую к ней кольчугу. Он тихо стонет от боли, и я замечаю, что его губы побелели по краям от того, с какой силой он сжимает их, явно сдерживая в себе звуки, которые ему отчаянно хочется издать.

Мы избавляемся от кольчуги, и я вижу, как задирается его запачканная кровью льняная рубашка. Под ней – плоский живот и изгиб тазовых костей. Пот Оука отдает ароматом скошенной травы, но в основном от него пахнет кровью. Принц наблюдает за мной из-под опущенных ресниц.

Теперь, когда на нем нет золотых доспехов, он почти ничем не отличается от мальчика из моих воспоминаний.

Тирнан встает на ноги, собирая полотенца.

– Откуда вы узнали, что леди Ноури попытается меня схватить? – спрашиваю я, пытаясь отстраниться от странной интимности этого мгновения, тепла и близости его тела.

Видимо, спустя восемь лет после нашей последней встречи я вдруг очень сильно ей понадобилась, раз она отправила за мной и Богдану, и палочников одновременно.

Оук пытается подтянуться, упершись спиной в подушки, и морщится от боли. Его щеки заливает болезненный румянец.

– Наверное, она поняла, что забрать вас с собой будет умным поступком с нашей стороны, – отвечает он. – Либо ее шпионы увидели, в каком направлении мы движемся после того, как покинули Эльфхейм.

Тирнан стоит в ванной и смачивает полотенца под краном в раковине.

– Видимо, шпионы из его собратьев. – Он кивает в сторону Гиацинта.

Я хмурюсь, глядя на бывшего сокола.

– Птицам редко дают задания, – отвечает Гиацинт и приподнимает руку, словно в знак защиты. – И я никогда не шпионил за тобой.

Тирнан приносит полотенца и берет одно из них так, как будто собирается омыть рану принца. Прежде чем он успевает это сделать, Оук выхватывает полотенце из его рук и, зажмурившись от боли, прижимает к своему плечу. Капли воды стекают по его спине, оставляя на простыне розовые пятна.

– До Двора Бабочек несколько дней пути, но у нас осталась только одна лошадь, – говорит Тирнан.

– Я выторгую нам еще одну, – рассеянно бросает Оук.

Не знаю, осознает ли он, что в мире смертных лошадь не купишь на местном рынке.

Когда принц начинает перевязывать рану, Тирнан кивает мне.

– Идем, – говорит он, выводя меня прочь из комнаты. – Оставим его высочество мечтать о деяниях, которые ему завтра предстоит совершить.

– Например, об издании королевского указа, запрещающего высмеивать меня, когда я отравлен, – отзывается Оук.

– Мечтайте, ни в чем себе не отказывайте, – говорит ему Тирнан.

Я оглядываюсь на Гиацинта, ведь мне не кажется, что рыцарь позволяет принцу вить из себя веревки. Они больше похожи на друзей, которые давным-давно знают друг друга. Но бывший сокол ковыряется под ногтями своим кинжалом и не обращает на нас внимания.

Тирнан открывает дверь во второй номер, который оказывается практически точной копией первого. Две кровати, один телевизор. Ржавчина в тех местах, где болты соприкасаются с ковром. Синтетическое одеяло, которое выглядит так, будто пролитая вода будет капельками лежать на поверхности, вместо того чтобы впитаться в ткань.

В комнате рыцарь накидывает на мою щиколотку веревку, привязывая к кровати, но не очень крепко – так, чтобы я могла лечь и даже перевернуться на другой бок. Я шиплю на рыцаря и дергаю ногой, натягивая веревку.

– Может, он тебе и доверяет, – говорит Тирнан. – Но я не верю никому из Двора Зубов.

Он шепчет над узлом несколько слов – несложное заклинание, которое я наверняка смогу разрушить, учитывая мой обширный опыт рассеивания чар глейстиг.

– Спокойной ночи, – говорит он и выходит из комнаты, хлопая за собой дверью. Он не забрал свои вещи, и я уверена, что он планирует ночевать в этой комнате, чтобы приглядывать за мной. К тому же здесь ему будет легче избегать своих чувств к Гиацинту.

Я встаю с кровати и, натянув веревку, из вредности закрываю дверь на щеколду.

Рассвет сменяется утром, и мир смертных потихоньку начинает просыпаться. Где-то гудит двигатель машины. Два человека ругаются у торгового автомата. Неподалеку от моего номера хлопает дверь. Я смотрю в окно и представляю, как выскальзываю из мотеля, растворяясь в наступившем дне. Представляю выражение лица Тирнана, когда он узнает о моем исчезновении.