Каждые пятнадцать минут - Скоттолине Лиза. Страница 37

– А можно ваш адрес и номер телефона, доктор Пэрриш?

Эрик продиктовал ей и эту информацию.

– Пожалуйста, пошлите туда наряд, прямо сейчас. Не медлите!

– Наряд уже выехал, пока мы с вами разговариваем.

– Они едут из полицейского участка? Потому что, я думаю, оттуда не меньше двадцати минут до его дома…

– Доктор Пэрриш, я всего лишь диспетчер. Я не могу вам сказать, откуда они едут, но я уверяю вас, что они будут там как можно скорее.

– Могу я попросить, чтобы они позвонили мне, когда приедут туда?

– Вообще-то это не по правилам…

– Пожалуйста, попросите полицейского позвонить мне, это вопрос жизни и смерти! – Эрик не хотел слышать никаких возражений. Он часто встречался с полицейскими города, когда те доставляли его пациентов в приемное отделение больницы. И они всегда были рады помочь ему, чем могли, – неважно, по правилам это было или нет.

– Окей, я передам им, чтобы позвонили, доктор Пэрриш.

– Большое спасибо. До свидания. – Эрик отключился, во рту у него пересохло. Следующие несколько часов должны стать критическими для безопасности Макса, и Эрик знал, что не успокоится, пока снова не услышит голос мальчика. – Нам нужно позвонить.

– Хорошо. Тогда почему бы нам не присесть? Вот отличная скамейка.

– Мне и так хорошо. – Эрику не хотелось садиться. Стоя, он почему-то ощущал себя увереннее – одному богу известно почему. Он представил себе, как Макс сидит один, в пустом доме, наедине с телом умершей бабушки – бабушки, которая стала ему матерью взамен настоящей.

– А выглядишь ты неважно, ты очень бледный. Давай-ка, садись.

Лори махнула в сторону скамейки с памятной доской на спинке.

– Я пытаюсь сообразить, что еще можно сделать.

– Ты больше ничего не можешь сделать. Теперь остается только ждать его звонка – или звонка полиции. Давай же, мы стоим прямо на середине дороги, загораживая путь велосипедистам! – Лори пошла к скамейке и потянула его за собой.

– Только бы он позвонил. – Эрик послушно пошел за ней и сел, неотрывно глядя на телефон.

– Он позвонит, не волнуйся.

– Он не готов к этому. – Эрик потер ладонями лицо, пытаясь успокоиться. – Если бы я мог провести с ним побольше времени! Неделю, может быть, две. Я бы смог его стабилизировать.

– Ничего уже не поделаешь. И две недели ничего бы не решили – он все равно был бы не более готов к этому, чем сейчас.

– Нет, это не так. За две недели я бы смог многое сделать, особенно если бы мы встречались каждый день.

– Ты сейчас рассуждаешь неразумно, идешь на поводу у своих эмоций. Ты просто очень расстроен. – Лори смотрела на него спокойным и трезвым взглядом, она привыкла к экстренным ситуациям и воспринимала их без особого драматизма.

– Я расстроен, но это не значит, что я ошибаюсь. Я умею быстро создавать основу для партнерских отношений с пациентом, если он мотивирован, а Макс был мотивирован! По крайней мере, ему это было очень нужно.

– Эрик, ты сделал все что мог. Ты же не Супермен.

– И тем не менее. – Эрик старался успокоиться, но у него не получалось. – Я никогда не смогу себя простить, если он что-нибудь с собой сделает.

– Ты по-настоящему беспокоишься за этого мальчика, да?

– Я всегда беспокоюсь о своих пациентах.

– Я знаю, но в этот раз это по-другому. – Лори наклонила голову. – Это называется «привязанность», разве нет? Когда кто-то из пациентов становится тебе ближе, чем другие? Тебе не кажется, что тут именно это?

– Нет, – ответил Эрик, почти защищаясь. – Я признаю, что он мне нравится. Тебе он тоже нравится!

– Нравится. Но не так, как тебе. – Голос Лори стал мягче, и Эрик вдруг обнаружил, что прячет глаза.

– Я… ему сочувствую, что еще я могу сказать? – Эрик и сам понимал, что испытывает к Максу более сильные чувства, чем просто симпатию. Может быть, потому что у Макса не было отца, а у Эрика не было сына. Может быть, потому что Эрик боялся, что теряет Ханну. А может быть, потому что Макс был так одинок, потеряв единственного человека на свете, которого любил…

– И нет такого термина – «привязанность». С технической точки зрения это больше похоже на «контрперенос».

– Я знаю, что должна была бы понять, что это значит, но не понимаю.

– Ну, например: перенос – это когда пациент в процессе лечения начинает относиться к врачу как к отцу. А контрперенос – это когда психиатр начинает воспринимать пациента не просто как пациента из-за проблем в своей собственной жизни. – Эрик помолчал, сомневаясь, продолжать ли. – Дело в том… я думаю, что в моем отношении к Максу действительно слишком много отеческого. Возможно, это связано с моим разводом – хотя, я надеюсь, до контрпереноса дело все-таки не дойдет. Но я постараюсь следить за этим, в любом случае.

– Я не виню тебя. Я просто говорю, что это несколько необычно – даже для Капитана Эмоции.

Эрик улыбнулся, услышав свое старое прозвище. Они уже давно не откровенничали друг с другом – наверное, со времен института, и теперь, когда он был одинок, это было как-то странно. Он постарался поскорее проскочить этот неловкий момент.

– Жаль, что я не могу пойти туда и проведать его. Жаль, что не могу поговорить с ним, сказать, что все будет хорошо, что он справится, что его бабушка хотела бы, чтобы он справился…

– Я понимаю твое желание. Но это невозможно.

– Точно. – Эрик взъерошил себе волосы и снова проверил телефон, молясь, чтобы тот зазвонил. – Не могу я просто сидеть здесь и ждать, ничего не делая! Нельзя же решить проблему с помощью пульта дистанционного управления!

Лори кивнула.

– Это я понимаю. Врачи созданы для того, чтобы действовать – как минимум чтобы пытаться действовать. Я шью раны, заклеиваю, обрабатываю, промываю их. Знаю, что многие сравнивают врачей «скорой помощи» с высокооплачиваемыми водопроводчиками, но я по крайней мере делаю все, что в моих силах. Действую. И своим подчиненным всегда говорю, что если мы кого-то теряем – значит, мы сделали не все, что было в наших силах.

Эрик посмотрел на нее:

– С каких это пор ты стала философом?

Лори усмехнулась:

– Не просто симпатичная мордашка, да?

Эрик засмеялся, вдруг поняв, возможно впервые, что мордашка у Лори действительно очень симпатичная. А главное – она прямо излучала спокойствие и гармонию, и поэтому ему с ней всегда было комфортно, несмотря на ее дотошность.

– У меня есть идея. – Лори откинулась на спинку скамьи. – Забудь о пробежке. Давай-ка посидим здесь, на этой скамье, пока они не позвонят, а потом поужинаем. Я приготовлю тебе ужин, а ты сможешь посмотреть мою новую квартиру. Ты ведь до сих пор предпочитаешь джин и тоник?

– Да, – улыбнулся Эрик, удивленный, что она помнит его любимый напиток.

– У меня есть «Танкерей» и лайм. Или даже два. Ну так что скажешь? Согласен?

Эрик снова улыбнулся:

– Ты купила меня фразой «забудь о пробежке».

Глава 24

Вслед за Лори Эрик вошел в ее квартиру, снова проверив на ходу телефон. Он ехал за ней на своей машине и всю дорогу переживал о Максе. Ни Макс, ни полиция пока не звонили, он сам снова набрал 911, но диспетчер ничего не знала о том, побывал ли уже наряд в доме у Макса.

– Все еще ничего? – крикнула Лори через плечо, вытаскивая из замка ключи и бросая их на тумбочку у двери.

– Нет. Я звонил в полицию и оставил еще сообщение для Макса, но ни о нем, ни от него ничего не слышно до сих пор.

– Я приготовлю ужин, а ты постарайся успокоиться. Уверена, скоро все выяснится. – Лори обвела рукой комнату: – Как тебе мое жилище?

Эрик попытался отвлечься, разглядывая двухкомнатную квартирку на первом этаже кирпичного малоэтажного дома с палисадником перед окнами. Гостиная была квадратная, стены выкрашены белой краской, обеденный стол из темного дерева отлично гармонировал с широким диваном, глубокими креслами, покрытыми лаком черными книжными полками. Все в ней было предусмотрено для приема гостей. На полу лежал коврик из сизаля, а из обоих окон открывался вид на зеленую изгородь, скрывающая парковку. На окнах висели занавески, чего Эрик, пожалуй, не ожидал. А стены были увешаны произведениями современного искусства, некоторые из этих абстракций напоминали скорее тесты Роршаха, но Эрик решил держать свое мнение при себе и поэтому ответил: