Наследница (СИ) - Невейкина Елена Александровна. Страница 113

— Интересно, чего ты не умеешь, — пробормотал Юзеф.

На другой день у Элен появилась новая служанка. Всё получилось именно так, как она и предполагала. Хозяин, показал четырёх девиц. Одна из них была той самой, с помоста, поэтому еле держалась на ногах и явно слабо соображала, что происходит. Цена, которую он просил за любую из них, была так непомерна, что у Элен даже вырвался недоверчивый возглас. Но хозяин тут же начал расхваливать свой «товар», перечисляя массу достоинств девушек. После его эмоциональной речи, Элен наивно глядя то на него, то на девушек, стала один за другим называть их недостатки. У одной косил глаз, у другой — такой тупой вид, что в горничные она никак не годилась, третья по возрасту была уже явно не девушкой, и, судя по всему, недавно родила. О четвёртой и вовсе речь вести было глупо: она еле стояла.

— Конечно, это не причина, чтобы не купить любую из них, особенно после того, как я узнала от вас об их ценных качествах. Но ту сумму, которую вы просите, вам не даст никто.

Хозяин опешил. Он рассчитывал обвести молоденькую иноземку вокруг пальца! И откуда она только взялась такая? Как ловко она подметила всё то, о чём он умолчал. Даже о рождении ребёнка как-то узнала. Скрепя сердце, он был вынужден уступить и снизил цену. Потом ещё. А потом торг плавно переместился в столовую, где панна Елена Соколинская была так очаровательна, сказала столько замечательных слов в адрес хозяина, очень мило при этом стесняясь и то и дело, опуская глаза, что хозяин совсем потерял голову. Панна так заразительно смеялась, слушая его рассказы, так талантливо сама рассказывала разные байки из светской жизни Польши (которые сама тут же и придумывала), что он в конце обеда согласился продать ей наказанную им вчера девицу за половину настоящей цены, что было в четыре раза меньше первоначально назначенной. Бумаги были подписаны тут же, за столом, сделка была отмечена продолжением застолья, совершенно излишнего, по мнению Элен, после чего покупательница и её спутник откланялись, оставив продавца в прекрасном настроении, но в стельку пьяного. Что он подумал, проснувшись утром и прочтя купчую, о чём спрашивал тех, кто был свидетелями сделки, буйствовал ли от сознания, что его провела молодая девушка — Элен никогда не узнала. И не встречала его больше никогда. Говорили, что он вскоре уехал в своё имение куда-то под Тамбов.

Маша, так звали новую служанку, очень скоро привязалась к новой хозяйке, как может привязаться к человеку подобранная собачонка. Элен это раздражало, она морщилась всякий раз, когда Маша кидалась выполнять её распоряжения бегом или боялась показаться на глаза хозяйке, если у неё что-то не получилось. Ни уговоры, ни окрики не помогали. Маша больше всего боялась, что её отдадут назад или продадут кому-нибудь другому. Помощь пришла оттуда, откуда никто не ждал. Штефан, понаблюдав за безуспешными попытками Элен сделать из Маши настоящую горничную — служанку, а не рабыню, решил вмешаться. Он до сих пор распоряжался на кухне, поскольку поручать запуганной, постоянно дрожащей Маше что-нибудь приготовить было невозможно — ещё испортит чего, или сама пострадает. Лечи её после этого!

В одно прекрасное утро Маша, войдя за чашкой чая для «барыни», нашла Штефана лежащим на топчане у стены под окном. Он пожаловался на недомогание: «ноги трясутся, руки ломит, а кишки — аж узлом заворачивает». Маша, перепугавшись, хотела бежать к барыне, но Штефан остановил:

— Не надо, не тревожь её. У меня это с детства. Я себя знаю: полежу несколько дней, и всё пройдёт. Вот только кто ж еду-то готовить станет? Этот молодой пан что ли? Так он не сумеет, репу от брюквы, небось, не отличит. Как быть-то?

Маша понимала его через слово, но общий смысл уловила: хозяйка останется голодной. Она стояла растерянная. Потом указала на себя пальцем:

— Я буду готовить. Я умею, — затем оглянулась вокруг: — Где продукты?

— Так мало, что осталось. Крупа там, на полке, капуста кислая прошлогодняя — в подполе. А всё остальное покупать надо. На базар сходи. Деньги я тебе дам.

Как ни страшно было Маше брать хозяйство в свои руки, страх оставить добрую барыню голодной был сильнее. Она отправилась на базар.

В тот день Элен ела то, вкус чего помнила с детства. Тогда, в деревне, женщины часто угощали её тем, что было у них самих на столе. Еда была простая, но вкусная, и маленькая Элен всегда мечтала: «Когда вырасту, прикажу, чтобы мне всегда подавали кашу с жареным луком и пирожки. А с чем — неважно. Можно с тем же луком, а можно колобок с яйцом внутри». И вот перед ней тарелка с такой же кашей. Маша, волнуясь, ожидала оценки своей стряпни. Ей казалось, что её деревенская еда вызовет недовольство, что её накажут. Но хозяйка, попробовав, улыбнулась, сказала «чудесно!» и после этого съела всё, а потом спросила, нет ли ещё. Маша никогда не была так счастлива!

Постепенно она полностью освоилась на кухне, и даже когда Штефан «поправился», не захотела уступать ему место. Повозмущавшись для вида, Штефан предложил ей работать вместе: он будет носить воду, топить печь, ходить на базар, а она — только готовить.

— Ведь тебе, глупая, всё не успеть. Тебя ведь в дом брали, чтобы ты панне помогала, а не на кухне торчала.

Но Маша твёрдо решила, что успеет всё, хотя от помощи в тяжёлой работе не отказалась. Вот только на базар она решительно отказывалась отпускать Штефана одного. Ей обязательно нужно было самой решить, какие сегодня нужны продукты, у кого их выгоднее купить на этот раз, и сколько чего необходимо. Оказалось, что на базаре она — как рыба в воде. И торговалась не хуже своей барыни. В конце концов, Маша освоила всё, что от неё требовалось. Она умела и помочь барыне одеться, и причесать её, если не требовалось ничего сложного, и прибирала в доме, и готовить успевала. Элен в ней не ошиблась. Находясь постоянно там, где все в основном говорили по-польски, Маша сначала стала понимать обращённые к ней слова, а потом и сама начала говорить. Поначалу это часто вызывало у всех улыбку, очень уж забавно было слушать её речь. Но никто не дразнил её, а замечания, сделанные ей, произносились с доброжелательностью и приносили только пользу. Через месяц Маша уже довольно бегло говорила по-польски. Благо, язык был похож на её родной.

За это время Элен многое успела. Она начала выезжать с визитами. «Панна Елена Соколинская из Польши просит принять её…». Для этого она пользовалась любым предлогом, любым мимолётным знакомством. Элен надеялась услышать хоть что-нибудь о своём кузене, но если ей это не удастся в ближайшее время — не беда. Эти визиты вполне могут позволить ей завязать следующие знакомства, и, как знать, возможно, в конечном итоге приведут её к цели. Она прекрасно умела расположить к себе людей, разговаривала на любые темы, но… то, что её интересовало, ни разу ни в одной беседе не прозвучало. Нельзя же спросить прямо: «А вы не знаете, где сейчас Алексей Кречетов?». Это неизбежно вызвало бы встречный вопрос о её знакомстве с ним, а обращать внимание на свой интерес к кузену Элен не хотела. Вот только обычные разговоры, как бы она ни старалась направить их в нужную для себя сторону, результатов не давали. Господин Кречетов не появился ни разу там, где бывала Элен, его имя никогда никто не произносил. Элен предположила, что он покинул столицу, вернувшись в имение. Но для того, чтобы в этом убедиться, нужно было ехать туда. А вдруг они разминутся по дороге? Нет, лучше кого-то послать вместо себя, а самой остаться в Петербурге. Но кого? Хорошо бы найти людей, готовых за деньги всё узнать. Но где их найдёшь? Да ещё таких, которые не станут рассчитывать заработать больше, попросту рассказав о ней кузену. Сплошные вопросы. Без ответов.

Как-то раз Элен заговорила на эту тему с Юзефом. Начала она издалека.

— Юзеф, тебе не кажется, что дело, ради которого я приехала сюда, продвигается как-то очень уж медленно, а точнее — вовсе не двигается?