Наследница (СИ) - Невейкина Елена Александровна. Страница 170

— Паном Александром.

— Ах, вот как. То-то я удивлялся, как это вы не заинтересовались человеком с таким же, как у вас именем. Ведь в фехтовальной школе её знали под именем пана Алена.

— Ну, да, если бы она назвалась так, это, конечно, породило бы вопросы. А так… В тот момент меня не насторожил даже её рассказ о себе. Ведь она же сказала мне, что потеряла всех в один миг, так же как и я. Почему я не расспросил её тогда подробнее? — сокрушённо покачал головой Ален.

— Но вы же не могли даже предположить, кто перед вами. Элен, когда надевает костюм юноши, как будто и в самом деле становится им. Перевоплощение настолько реально, что я сам иной раз забывался и говорил с ней, как с товарищем, хотя всё уже знал.

— Ага. А после этого так мило смущался, — тихонько, себе под нос, вставила Элен.

— А когда вы узнали, что рядом с вами не юноша, а девушка? Давно?

— Давно, — Юзеф улыбнулся. — Мы тогда вместе были в школе пана Юзефа.

— Да, вы говорили.

— Нет-нет, это была другая школа, первая. Подозрения появились тогда не только у меня.

— А у кого ещё? — спросил Ален, а его сестра удивлённо взглянула на него.

— У месье Андрэ. Он был нашим учителем, — пояснил Юзеф Алену. — Мне сказал об этом пан Буевич во время нашего разговора, уточняющего мои обязанности перед его безрассудной воспитанницей.

— То есть… Дядя знал, что месье Андрэ знал, что… то есть… — Элен от удивления заблудилась в словах.

— Элен, что ты так встревожилась вдруг? Знал — не знал. Тебе-то какая разница? Учитель понял, что у него учится девушка, так же, как и я понял, кто ты. Но ведь не сказал об этом никому, кроме пана Буевича. Что тебе до этого?

— Просто она переживает, что не смогла обмануть всех, — засмеялся Ален. — Сестрёнка, ты, оказывается, мало изменилась с тех пор, как мы расстались! Ты и тогда переживала по поводу своих неудач.

— Вот это точно! — заметил Юзеф.

— Да ну вас! — Элен сделала вид, что обиделась, но предательская счастливая улыбка не дала ей этого сделать.

— Пан Юзеф, так что, никто, кроме вас и учителя ни о чём не догадался?

— Представьте себе, нет! По крайней мере, в той школе. Во второй этого не получилось. Обстоятельства сложились так, что все узнали правду.

— И что? Как к этому отнеслись?

— По-разному. Но Элен смогла доказать, что юношей она выглядит или девушкой, на её мастерстве это никак не отражается.

— И все восприняли это спокойно?

— Почти. К этому быстро привыкли. Скажу вам больше: её продолжали называть Аленом. Но в этом, конечно, большая заслуга учителей, которые показали пример. Да и то, что её все считали племянницей хозяина школы, сыграло немалую роль.

Во время этого рассказа Элен сидела, барабаня пальцами по столу.

— Ну, хватит! — наконец, сказала она. — Вы обсуждаете меня так, как будто я вышла! Хватит. Лучше давайте, если вам скучно, обсудим, что будем делать дальше. Но перед этим я хотела бы узнать, что произошло с Григорьевым. Не ты ли, Ален, в этом замешан?

— Я. Я написал ему письмо, в котором назвался своим настоящим именем, и пообещал, что в ближайшее время приду за ним. Он так перепугался, что бежал в неизвестном направлении, бросив всё. Это для меня стало неожиданностью. Но Григорьев, на мою удачу, считал, что надёжно спрячется в лесу. А лес, сама понимаешь, моя территория, где я, как дома. Мы встретились. Я дал ему шанс, вручив шпагу. Он, к слову сказать, так рьяно начал ею размахивать, что мне не сразу удалось его убить. Вот и всё. А вот мне в ответ хотелось бы услышать историю о Лосеве. Как я понимаю, до него добралась ты, сестрёнка?

— Да, добралась. И именно благодаря ему я узнала о том, где искать остальных.

— А Забродов? Его ты нашла?

— Да. Мы поговорили с ним в Казани, где он поселился уже давно. Оттуда я приехала сюда, искать Григорьева.

— Просто поговорили?

— Да, Ален, просто поговорили. Забродов ушёл в монастырь, скоро он примет постриг, — и Элен кратко изложила рассказ Забродова.

— Да, это многое объясняет, хотя и не оправдывает его, — нахмурился Ален. — Но ты права, этот человек уже наказан без нас.

— Скажите, а что всё же случилось с господином… господином… ну, с тем, кто был управляющим у вашего кузена? — спросил Юзеф.

— Кусковым?

— Да. Он-то от чьей руки погиб? Может, это всё же доведённые до отчаяния крестьяне?

— Нет, не крестьяне. Это моих рук дело, — признался Ален.

— Может, мой вопрос прозвучит неучтиво, — произнёс Юзеф, — но всё же: а почему вы так надолго отложили ваше… вашу…э-э…месть? Ведь прошло столько лет.

Прежде чем ответить, Ален помолчал, выпил бокал вина и начал говорить медленно, как бы вспоминая.

— Всё как-то тянулось и тянулось. Долгое время я провёл в доме у знахарки, куда меня принёс Михей, потом пришлось восстанавливать силы, даже говорить пришлось учиться заново: я совсем онемел после того, как я надышался жаром и дымом в горящем доме. Постепенно я заговорил, но прежний голос не вернулся. К тому времени все… участники событий, — он невесело усмехнулся, — уже разъехались по разным местам. Рядом оставался только Кусков. Но я хотел уничтожить сначала Алексея. Тогда мне казалось это правильным. Новый дом для него уже выстроили, и я стал ждать кузена. Но он не жил здесь, бывал только наездами. Живя с Михеем в лесу, мы время от времени встречали сбежавших из деревень мужиков. Это были мои деревни и мои мужики! Я уговаривал их остаться со мной, не бежать никуда дальше, обещал найти способ помочь их родным.

— Так они знали, кто вы?

— Нет, поначалу знал только Михей. Остальные считали меня… не знаю, кем они меня считали. Но оставались. Узнать меня было невозможно: я уже тогда нигде не появлялся без маски, а голос навсегда изменился, стал хриплым и низким, таким, как вы сейчас слышите. Понимая, что мужиков нужно чем-то занять, и дать им шанс помогать своим семьям, я попытался всё же держать их в каких-то рамках, чтобы не случилось ещё большей беды. Как-то так само получилось, что меня стали называть атаманом. Убивать я им запретил, грабили мы тоже избирательно и никогда не отнимали всё без остатка. Поначалу, получив свою долю добычи, каждый старался добраться до родных, чтобы передать им её. Это привело к новым осложнениям. Кто-то что-то замечал, слух доходил до управляющего. Ответ его был жестоким. Управляющий велел схватить несколько семей, в которых было замечено внезапное появление имущества, на приобретение которого ещё вчера у них не было никакой надежды. Их посадили в подвал господского дома и объявили по всем деревням, что в ближайшее воскресенье их всех будут сечь плетьми до тех пор, пока не объявятся беглые члены их семей. Пришлось выручать людей, чтобы мужики не наделали глупостей. Это стоило жизни двоим из разбойников, ещё несколько человек были ранены. Чтобы впредь избежать подобного, решено было связываться только со старостами деревенских общин и передавать им деньги. А старосты уж распределяли их между самыми нуждающимися. Таким образом, им ничего нельзя было предъявить: о деньгах говорили, что, дескать, это «обчественные», все дали понемногу — вот и помощь для кого-то. Управляющий пробовал бороться и с этим, увеличив сумму оброка, но чуть не накликал новую беду: дом барина попытались поджечь. Поняв, что лучше оставить всё по-старому, управляющий успокоился, тем более что барин никаких распоряжений не давал. Его вообще мало, что интересовало в имении, он безвылазно жил в столице. Вот так, разбираясь с возникающими всё новыми и новыми проблемами, я и не заметил, как прошло время. А потом я встретил…пана Александра, — улыбнулся Ален, взглянув на сестру, — и после этого у меня появились и вовсе другие заботы. Я узнал, что моя сестра жива, и понял, что не смогу думать ни о чём другом, пока не найду её. Я вспомнил, что в Польше живёт старинный друг отца — пан Янош, и мне стала понятна связь с Польшей. Но в каком городе? Я забыл совершенно! И чем старательнее я старался вспомнить, тем прочнее забывал. Прошло не меньше месяца, и вдруг меня как будто ударило: Речица! Как я мог забыть! Я нанял людей, которые должны были отыскать дом человека, содержащего школу фехтования в Речице. Но они опоздали, не успели ничего выяснить. Когда дом был найден, ты уже уехала. Попытавшись выяснить, куда, мои люди столкнулись с такой явной неприязнью всех в доме, что едва остались целыми. Разговаривать с ними не желал никто, а когда они попытались пробиться к самому пану, еле унесли ноги: им сказали, что если они ещё раз появятся там, на них спустят собак. Всё же им удалось подслушать, как какая-то пани говорила, что панна Элена теперь в пансионе и вернётся только весной. Где расположен этот пансион, она не сказала. Всю зиму мои люди ждали твоего возвращения, Элен. Но когда ты появилась, они так и не смогли с тобой связаться. Охраняли тебя зорко. А вскоре ты сбежала. Растеряны были все: и мои люди, и те, кто был в доме. Там началась настоящая паника, потому что сбежала ты с паном Юзефом, — Ален весело взглянул на него. — Все, естественно, кинулись искать вас по дороге к Данцигу, где жила его семья. Но… как понимаешь, не нашли даже следов.