Наследница (СИ) - Невейкина Елена Александровна. Страница 32

— Почему? Интересно. Просто я об этом давно знаю.

— Знаешь?.. — растерялся Гжесь.

— Естественно, — небрежно ответила Элен. — Это я попросила дядю Яноша поехать на охоту.

— Ты? Но…зачем?

— То есть, как это — зачем? Ты не хочешь ехать? Ну, так оставайся дома. Пожалуйста. Я-то поеду.

— Да нет! Я спросил в том смысле, что тебе там может быть неинтересно. Мы будем ходить по лесу, а ты? Тебе ведь придётся оставаться с пани Марией. Ведь если ты поедешь, то и она — тоже.

— Это с какой же стати я буду сидеть с ней? — Элен вскочила с камня. — К твоему сведению, пани Мария сама сказала мне, что дамы охотятся вместе с мужчинами!

— Так это когда охотятся на лошадях, а не бродят по лесу. Да и стрелять ты не умеешь.

Вот это он сказал зря! Не стоило ей сейчас напоминать об этом.

— Если я пока не умею стрелять, — со зло прищуренными глазами тихо, но с угрозой сказала Элен, — это ещё ничего не значит! Научусь! И, может, получше тебя!

— Да, кто тебе позволит? Ты же девчонка.

— А вот это не твоё дело! Сказала, что буду стрелять — значит, буду! — сорвалась на крик Элен. Потом сверкнула своими глазищами и пошла прочь. Отойдя немного, обернулась, смерила приятеля презрительным взглядом, хмыкнула и удалилась, задрав нос. Недоумевающий Гжесь остался стоять у камня. Это была их первая ссора, и он не знал, как себя вести. Если бы понять, что так разозлило Элен. Она ведь явно разозлилась! Но как он мог догадаться, что вся поездка имела для неё только одну цель — получить возможность пострелять. Пусть это будет охотничье ружьё, а не «настоящее», как она называла про себя боевое оружие, но всё же оно стреляло! А тут Гжесь лезет со своими рассуждениями о том, что можно девочкам, а что мальчикам! Она сама думала об этом, и сомнения отравляли ей радость от предвкушения поездки.

Некоторое время спустя всё было готово. Выехали из дома сразу после завтрака и, не торопясь, отправились в путь. Элен с пани Марией сидели в маленьком возке, остальные были верхом. Ехали вдоль берега реки до того места, где русло становилось немного уже. Здесь от берега к берегу ходил паром. Перевозчик обрадовался такому количеству желающих переправиться, на этом можно было заработать свой обычный недельный доход за два часа. На паром все сразу не поместились. Сначала переправилась половина слуг. Двое из них, самые сильные, не сошли на берег, остались помогать паромщику тянуть верёвку. Потом на паром вкатили возок, а последними переправились Янош, Войтек с Гжесем и оставшиеся слуги. Всё обошлось без осложнений. Лошади нервно переступали ногами, встряхивали шеями, но, доверяя людям, стояли на месте. Элен не сиделось в возке. Она сошла на настил парома, несмотря на замечание пани Марии, и с любопытством наблюдала за переправой.

На границе леса возок отправили обратно, поскольку он не прошёл бы по узким лесным тропам. Элен и пани Марии пришлось дальше ехать верхом. Элен была счастлива, наконец, сменить тряску в экипаже на седло, пусть даже нелюбимое дамское. А вот пани забиралась на лошадь неохотно, охая и ахая, а потом всю оставшуюся дорогу жаловалась, что лучше бы ей было остаться дома. С этим Элен была полностью согласна, хотя, конечно вслух ничего не сказала. Уже ближе к вечеру, всё так же не торопясь, они были у цели.

«Домик», действительно, оказался не маленькой избушкой, а добротным рубленным домом, пусть и с небольшими надворными постройками. Комната, предназначенная для неё, показалась Элен удивительно уютной, а вид из окошка — восхитительным. Дом стоял на берегу лесного озера. Ветер перед закатом стих, и вода, только недавно очистившаяся ото льда, была совершенно неподвижна. Лес подходил к озеру вплотную, и только рядом с жильём берег был свободен от кустов и деревьев, которые пошли на постройку дома. Элен была очарована.

За поздним ужином решили, что завтра вставать спозаранку не будут, нужно отдохнуть. Днём отправятся по обычным местам токования тетеревов и глухарей, сходят к болоту оценить количество дичи для осенней охоты. После ужина Элен и пани Мария отправились спать, Гжеся тоже отослали в его комнату, а мужчины остались посидеть у огня.

На следующий день Янош, Войтек и Гжесь в сопровождении егеря готовились уходить в лес. Элен поняла, что брать её с собой никто не собирается. Улучив момент, когда пан Янош на минуту остался один, она обратилась к нему с обидой:

— А я? Дядя Янош, а меня вы, почему с собой не берёте?

— Куда? В лес?

— Да! Ведь мы все приехали охотиться, почему же вы идёте, а я — нет?

— А потому, панна, что это не лёгкое дело — по лесу топать.

— А пани Мария говорила, что дамы тоже принимают участие в охоте. Что ж, она обманывала меня?

— Нет, конечно, — засмеялся Янош, — дамы, действительно, охотятся вместе с мужчинами, но это другая охота. Верхом загоняют оленя, например. Дамы не ходят пешком по лесу.

— А когда мы будем охотиться верхом? Завтра?

— Нет, нетерпеливая панна. Такая охота бывает в конце лета или осенью.

— Но я тоже хочу с вами! Зачем же я тогда приехала?

— Ты не сможешь ходить с нами, просто не справишься. Повторяю: по лесу ходить трудно.

— Ну, и что? Я умею ходить по лесу! Я целый день ходила и собирала грибы. А тогда я была маленькой! Почему же сейчас ты мне не разрешаешь?

Янош начал сердиться. Усы его воинственно встопорщились. Да, Элен не была нежной барышней. Если она смогла придти из России, явится к нему глубокой осенью босиком, то, пожалуй, она выдержит поход по лесу. Но какова самоуверенность! Ладно, пусть пеняет на себя!

— Хорошо, — согласился Янош, — мы возьмём тебя с собой завтра, когда пойдём к болоту. И попробуй только мне пожаловаться, что больше идти не можешь! Нести тебя никто не собирается, останешься в лесу.

Спорить и просить, чтобы её взяли прямо сейчас, было неразумно. Однако видеть, с каким снисхождением и превосходством смотрит на неё уходящий Гжесь, было невыносимо, и Элен ушла в свою комнату. В отсутствие охотников она бродила по берегу озера, время от времени бросая в воду камешки и строя планы, как заставить дядю Яноша дать ей пострелять.

К обеду мужчины вернулись. На стол было уже накрыто. За едой обсуждалось всё то, что они видели и слышали на своей прогулке. Гжесь тоже пару раз принял участие в разговоре, и, хотя это, обычно, исключалось, сегодня на нарушение посмотрели сквозь пальцы. Элен еле выдержала, еле дождалась конца трапезы.

— Дядя Янош, как мне лучше одеться завтра? — чтобы хоть как-то подчеркнуть, что тоже пойдёт в лес, спросила она.

— Одеться? — переспросил Янош и вспомнил своё утреннее обещание. — Ах, да. Но я, право, не знаю. Тебе лучше спросить у пани Марии. Могу только сказать, что в женской одежде бродить по лесу неудобно.

— Значит, я оденусь в мужское. Помнишь, то, в чём я ездить верхом научилась?

— Да, уж, помню. Разве такое забудешь? А разве это платье у тебя с собой?

— Да, я взяла его. На всякий случай, — невинно глядя, ответила Элен.

— Ах, плутовка! И это предусмотрела? Ладно. Раз обещал — сам виноват. Завтра не проспи, выйдем пораньше, потому что до болота далеко.

— Спасибо, дядя! — и, чмокнув его в щёку, воспитанница унеслась к себе.

По лесу шли молча, лишь Янош с Войтеком иногда перебрасывались парой фраз. Егерь почтительно молчал, Элен с Гжесем не разговаривали демонстративно. Гжесь не захотел расстаться со своим охотничьим ружьём и сейчас тащил его на плече. Оно ему здорово мешало, это злило его, и он надувался всё больше, чтобы никто не заметил его мучений. «Выпендривается, — думала Элен, — Ишь, какой гордый идёт! Дядя, вон, с паном Войтеком оставили ружья в доме, а этот — та-ащит! Посмотрите на меня, какой я бравый! Фу, смотреть противно».

Наконец, потянуло болотной сыростью, под ногами теперь были заросли вереска, покрытые молодыми листиками. Потом, по неглубоким окошкам воды, стали попадаться свежие пики рогоза. Вот и болото. Элен думала, что увидит нечто похожее на те болота, которые попадались ей, когда она бродила по лесам в поисках ягод и грибов вместе с цыганскими детьми: кочки, густо поросшие мхом, чахлые деревца, ярко-зелёная трава между кочками. Если ступить на такую траву, на ней выступает вода, а нога чувствует под собой зыбкую упругость. Это болото было не таким. Оно напоминало, скорей, сильно заросшее мелкое озеро. Участки чистой воды перемежались с зарослями прошлогоднего камыша, между которым уже зеленели новые побеги, островками с травой и рогозом. Пан Янош, остановившись на берегу, сказал: