Княжич, князь (СИ) - Корин Глеб. Страница 12

Выйдя во двор, остановился, устало повел плечами. Обронил, ни к кому не обращаясь:

— Такие вот дела…

— Придется ждать, когда княжич проснется, — подал голос брат Илия. — Очень странно все это, отче.

— О странностях-то, разумеется, поразмыслим. И поразмыслим непременно. Да вот только в понимании пока дальше нисколько не продвинемся… — отец Варнава опустил глаза и принялся рассеянно вертеть в пальцах свой посох. Из недолгой задумчивости его вывели звук торопливых шагов и голос из темноты:

— Отец игумен, ищут вас. У настоятельских палат спешный посланник из Гурова дожидается.

— Звали, отче?

С какой-то тяжестью, даже тяготой, отец Варнава поднялся с колен. Совершенно чужое, окаменелое лицо оборотилось от келейного иконостаса к Кириллу. Как будто сквозь него взглянули лишенные света глаза:

— Звал, княже… Входи…

— Что-что? Как… Как это — княже? О Господи… — он заледенел, остановившись на полушаге в дверном проеме. И окружающий, и внутренний миры стремительно изменяли какие-то жизненно важные основы своего прежнего устроения — невидимо, но неотвратимо и безвозвратно. — Отец — да? Отец?

— Он… тоже… — словно через силу выговорил настоятель. — Горе пришло к нам с тобою. Большое горе. И оно соделало тебя из княжича князем. Входи же, входи… Третьего дня посланник был от старосты Троицкого посада. В своем доме в Гурове убиты князь Иоанн, отец твой, жена его Евдоксия, мать твоя, и сын его Димитрий, брат твой старший.

Кирилл захлебнулся криком. Неловко и беспомощно прикрывшись ладонями, зарыдал в голос. Отец Варнава подался вперед; навстречу ему совсем по-детски раскинулись руки, обхватили судорожно, а залитое слезами лицо ударилось о кипарисовое настоятельское распятие на широкой груди.

— Боже мой… Боже мой… Мужайся, юный княже… А вместе с семьею твоею смерть приняли пятеро ратных да восемь душ дворовых и домашних людей. Тяжкое, страшное испытание попустил Господь. И тебе, сыне, и мне, грешному.

Он закрыл глаза, промолвил странным голосом:

— Господи… Дай сил донести крест сей…

— Как это случилось? — невнятно спросил Кирилл, не поднимая головы.

— Может, присядешь? Так лучше будет, правду говорю. И я тоже… Да сиди, не вставай — вот печаль, что это мое кресло! Какая разница сейчас-то.

Отец Варнава помолчал, глядя в пол. Потом продолжил отчужденно и как бы нехотя:

— Передаю суть донесения. С самим же письмом дозволю ознакомиться чуть позже. Итак. Рано утром староста постучал в ворота по делам общинным. Стучал долго — ему не отвечали. Тогда он забеспокоился, попросил помощника своего перелезть через ограду да изнутри калитку в воротах отворить. Тут же обнаружились тела стражей, после чего староста послал за своими людьми доверенными да охраною их поставил, чтобы не впускали никого. Затем сыскали прочих дворовых да ратных. Кого в жилищах своих, кого в местах служебных. Далее двери высадили, в дом вошли. Там уже все твои… находились. И ни на ком — ни ран смертных, ни следов иного насилия.

Кирилл отвернулся. Стесненно и неуклюже растер по щекам слезы:

— Отчего же они погибли?

— Похоже, были отравлены неведомым ядом. Деталей пока не знаю, предстоит выяснять. Посмотри-ка на меня, сыне. Вон в том углу на колышке — утиральник чистый. Воспользуйся, не смущайся ничем… Вестник говорил: лица у всех оставались мирными да покойными. Да и тела выглядели так, словно смерть не насильственною была, а своею, природною.

— А соседи, случайные перехожие?

— Никто ничего не видел и не слышал. Это очень часто бывает, к сожалению.

— Чужих, новых людей перед тем не примечали? Может, разговоры кто какие вел?

— Тоже пока не ведомо, да и когда было правды доискиваться? Староста тут же помощника своего отрядил, чтобы меня поскорее известить. Двух коней загнал он, всего лишь за четыре дня от Гурова до нас добрался.

— Получается, это случилось четыре дня назад…

— Нынче шестой день пошел. Почти сутки с половиною спал ты после дознания своего.

Кирилл свел брови:

— А что же дружина?

— Не понимаю тебя, княже.

— Отчего вестником не из дружины кто послан, а случайный человек?

— Разве помощник старосты — случайный человек? К тому же, в конце предыдущего дня обе сотни были отправлены в Белецк.

— Кем и зачем? Или почему?

— Узнаем и это в свое время.

— Я должен ехать, отче.

— Нет. Посланы уже мною в Гуров люди толковые. Всё, что надобно, выведают и сделают. А теперь опять в глаза мне посмотри. Обещаю: ни одно злодеяние, ни один даже умысел злой безнаказанными не останутся. Веришь? Вот и хорошо. Обо всем прочем пока попечение отложи. Обстоятельства таковы, что тебе непременно следует оставаться здесь да вместе со мною гостей поджидать.

Отец Варнава повел головой в сторону глиняной кружки на столике у окна:

— Выпей, яви милость. Отец Паисий настоятельно просил. Я к этой просьбе присоединяюсь.

Кирилл поднес кружку к носу, понюхал. По его лицу нельзя было разобрать, каковым являлся запах в действительности. С безразличной послушностью проглотил содержимое и спросил столь же безразлично:

— Что за гости такие?

— Давние добрые друзья мои. И помощь твоя опять понадобится — не сегодня, понятное дело. Уж прости, что не даю тебе с горем своим наедине побыть.

— Я так разумею, желательно с тем убийцей до конца разобраться? Отче, но ведь горе мое ни завтра, ни позже горем быть не перестанет. Если надобно сейчас — значит, идемте.

Он поднялся.

— Да… Весь ты в отца своего, — проговорил отец Варнава, поднимаясь следом и окидывая его каким-то новым взглядом.

Что-то необычное, не виданное доселе, и мелькало в глазах галерейных послушников, и ощущалось в их навычных поклонах. То же самое Кирилл приметил у братий, встреченных во дворе да по пути. Смутно догадываясь, что сегодня это отчего-то адресуется по большей части не настоятелю, а именно ему, он начал испытывать глухое раздражение.

— Не надо, сыне, — вполголоса и мягко попросил отец Варнава.

— Вы о чем, отче?

— Сердиться не надо — я же все вижу. Это всего лишь сочувствие тебе. Обыкновенное человеческое сочувствие. Ты просто еще не терял никого, поэтому и непривычно.

Когда Кирилл стал подниматься по ступеням приюта, ему показалось, что последний раз он был здесь не позавчера, а по меньшей мере седмицу тому. У двери уже поджидали келейник с братом Иовом.

— Здравствовать тебе, мастер Витигост! — заговорил отец Варнава, входя вслед за ними в келию и решительным движением ладони тут же показывая, что вставать не требуется. — Хоть и просил ты тогда: «Не надобно меня ко княжичу», а все-таки придется, уж не обессудь.

— Да мы-то что? Мы же с полным разумением нашим, господин игумен Варнава!

— Это славно, что есть разумение. Приступай, княже.

При последнем слове почтительное выражение лица мастера Витигоста усугубилось, смешавшись с непониманием. Он ёрзнул плечами, неловко поклонившись Кириллу, и опять попытался приподняться.

— Может, ему все-таки лучше встать — или как? — спросил настоятель.

— Да пусть сидит — разницы нет. А ты, человече добрый, сейчас мысленно представь, будто руку мне протягиваешь дружелюбно. Можешь и в самом деле так поступить, тогда нам обоим еще легче будет. Не бойся — ничего злого я не привнесу. Ну, если не считать того зла, что уже есть в тебе, — добавил он, не сдержавшись и закрывая глаза. Отец Варнава неодобрительно повел головой, однако смолчал. — Вот так, хорошо, хорошо… Спасибо.

В наступившей тишине слышалось только, как раз за разом вздыхает да гулко сглатывает напряженный мастер Витигост.

Открыв глаза, Кирилл проговорил удивленно:

— Ничего не понимаю, отче! Убийца в нем — будто новорожденный, будто из ниоткуда вдруг возник. У него — как бы это сказать? — нет никакого прошлого. Да. Вообще никакого. Э… Что-то плохо я объясняю, но по-другому не могу…

Обозначилась пауза. Настоятель безмолвно ожидал продолжения.