Княжич, князь (СИ) - Корин Глеб. Страница 55
— Ой-ой… — сказал тихонько Держан.
У Кирилла внизу живота что-то всхлипнуло и рывком опустилось еще ниже.
Сотник вразвалку приблизился к нему, протянул руку. Кирилл послушно вложил в нее огнебой. Иов тем временем выломал там же, где давеча княжич, два длинных прута и начал очищать их от мелких веточек и листьев.
— Знатная ручница! — восхищенно прогудел Василий, оглядывая ее. — А каков бой?
— При пальбе в руке прыгает сильно, дуло кверху задирает. Приноровиться надо.
— Дома с мастером Веденею испытывали — на двух десятках шагов райтерскую кирасу пробивает, — осторожно вставил Держан.
Сотник вскинул косматые брови и удивленно поцокал языком.
— Знатная, что и сказать, — повторил он с завистью, засовывая ее за пояс. — Мне б такую. А теперь ложитесь — и ты, княжиче, и ты, княже.
— Как это — ложитесь? — спросил Держан упавшим голосом.
— На вон тот камушек, — пояснил подошедший брат Иов, указывая на ближайший из полуторасаженных кругляшей. — На живот. Ты, княжиче, — с той стороны, а ты, княже, — с этой.
Он передал один прут Василию, а другим резко взмахнул в воздухе и кивнул одобрительно.
Кирилл вздохнул.
— Портки скидывать? — с запоздалой догадливостью опять спросил Держан.
— А как же! — радостно ответил сотник и тоже взмахнул прутом.
Маленькая Ивица строптиво топнула ножкой, запыхтела с обидой:
— Я только что совою была и опять мне выходит! А я не хочу совою быть, я мышкою хочу. Ты, Видана, всегда считаешь лукаво.
— Так ведь в прошлый раз Ярена считала.
— И Ярена тоже лукава.
— Это я-то лукава? Я матушкины просьбы уважила, с подружками не пошла ради тебя, сестрица, а ты…
— А я вот сейчас матушке всё-всё расскажу — пусть она сама рассудит. Матушка-а-а! — заголосила Ивица. — А сестрицы меня обижа…
Видана тоже топнула в сердцах:
— Ладно, будь по-твоему — я сова! Утешилась? У, ябеда-корябеда…
Она сердито плюхнулась на бревно. Закрыв глаза ладошками, завела с напевной протяжностью:
— Белым днем слепым-слепа совушка-сова… Ой!
Видана вскочила на ноги и в растерянности потерла себя пониже спины, продолжая приговаривать:
— Ой! Ой-ой!
Сестры, которые, подхватив подолы, уже наладились бежать и прятаться среди облепиховых кустов, остановились.
— Что это с тобою? — удивленно спросила Ярена.
— А матушка-то ведь строго-настрого воспрещала прилюдно в заднице чесаться, — ехидно засмеялась Ивица и опять заголосила: — Матушка-а-а! А Видана в задни…
— Да нишкни ты наконец! Ну просто какое-то наказание Перуново, а не дитя. Укололась что ли, сестрица?
Видана снова дернулась, болезненно поморщилась, но вовремя сдержала руку:
— Укололась, укололась. Наверное, на сучок острый села. Ничего, сейчас пройдет.
Она очень постаралась над равнодушием в голосе.
Ярена молча прищурилась на нее и с большим сомнением покачала головой.
Белый Ворон выпрямился, взглянул поверх сидящего перед ним человека.
— Да всё, пожалуй, — ответил отец Варнава на его немой вопрос. — Димитрие, отче Власие, а вы как мыслите?
Димитрий согласно кивнул, маленький архимандрит дернул плечом.
Сидящий продолжал смотреть прямо перед собою невидящими глазами. Ворон легко коснулся его лба:
— Возвращайся!
Взор человека изменился. Он исподлобья зыркнул на Белого Ворона, покосился через плечо на Димитрия и молчаливых отцов. Буркнул настороженно:
— Ну спрашивайте…
— А не надобно, — откликнулся отец Власий.
— Как так?
— Да вот так. Мы на тебя поглядели: человек ты ничтожный — не в обиду будь сказано, — о чем-то важном вряд ли можешь ведать. Мечник?
— Нет. Я больше это… ножами работаю.
— Вот видишь. А мы тут почти все старенькие, не интересно нам о ножах слушать. Да и по сану не приличествует. Хе-хе… Стало быть, ступай себе с Богом, бедолага. Брат Илия, проводи-ка гостя.
— Так-так-так… — проговорил отец Варнава, поднимаясь. — Сурожск! Все расслышали?
— Чать, не глухие.
— Вроде бы и случайно он его упомянул, но мне отчего-то сразу вспомнился герр Корнелиус.
— Может и не случайно. Поживем — увидим, — не согласился отец Власий, прибавив язвительно: — А батюшка игумен опять перед глазами мельтешит, не сидится ему никак. Ну хоть ради меня ты креслица не покидай. А я тебе за то медку пришлю.
— У меня и своего вдоволь… В любом случае — мастерски над ними потрудились. Все пустые. Слава Богу, от последнего хоть какой-то толк. Да и толк ли это.
— В следующий раз умнее будем — с последнего и начнем. Хе-хе…
— Ну что ж — итог таков, каков есть, а мы движемся дальше. Сурожск так Сурожск, всё равно ведь собирались рано или поздно. Но тебя, отец архимандрит, попрошу задержаться в обители. Мне еще на какое-то время будет надобен твой дар тайного надзора. Присоединишься к остальным через несколько дней.
— Выходит, не можешь без меня? Хе-хе…
— Выходит, не могу.
— В который раз слышу сие, и в который раз прямо-таки масло вкупе с мёдом на сердце низливаются! — отец Власий с крайне довольным видом откинулся на спинку кресла.
— Рад за тебя. Да, други мои, вот что еще: получил я намедни весточку от мастера Зенона.
— Мгм! — сказал Димитрий, поднимая брови.
— Именно так, как любит говаривать он сам.
— И что же мастер Зенон — крепко ли осерчал на твое своеволие, отец игумен?
— Вот любопытно, Димитрие: некогда отец Паисий использовал почти те же слова. Осерчал, не скрою. О прочем пока умолчу, однако упомяну в утешение всем, что нынче имеем от него дозволение работать дальше под его рукою. Как и в былые времена.
— Мгм… Слава Богу. Но сказать по правде, я был почти уверен в том.
— Я тоже. Еще он выразил желание личной встречи с нашим дивным витязем. Оная будет устроена во время его поездки в Гуров.
— Мгм, — с непонятным значением опять заметил Димитрий.
— Как и всегда, это решать мастеру Зенону. Теперь вернемся к Сурожску.
— Долго ли, коротко ли, но наконец-то наступила пора заняться вплотную таинственным герром лекарем… — голосом сказителя распевно возгласил отец Власий. — Что скажешь, старче Димитрие?
— Вплотную Ворон будет заниматься, а не я.
— Верно. Но именно ты должен удумать, чтобы все ладно да складно получилось.
— Тут и думать-то нечего — мне давно уж основательно подлечиться следовало бы, да все недосуг было. А прочие мелочи — что да как — по ходу дела сами собою сочинятся.
— Ну, тебе виднее.
— Я ведь и без того собирался с отцом Паисием поговорить душевно. Значит, теперь обращусь с этим к герру Корнелиусу. Вот здесь, прямо под ребрами, за последний год такая тягота учинилась — иной раз просто ни есть, ни спать не дает. А на левой ноге вены так повыпятились, что того и гляди…
— Ты бы отцу Никите показался, Димитрие, — участливо перебил его отец Варнава. — Знаниями он и отцу Паисию почти не уступит. Разве что опыта малость поменее.
— Э-э-э! Да не опыта, годов у него поменее. И не малость, а намного. Ведь только старик старика и выслушать толком сумеет, и понять все тонкости, и помочь надлежащим образом.
— Эк тебя понесло-то… — пробормотал отец Власий. — Вороне, а скажи-ка ты и старцу Димитрию это свое «возвращайся», сделай милость. Ну всё, всё! Не пыхти, старче, — тебе пыхтеть вредно. Хе-хе… Вот что, Белый Отче, давай-ка прикинем: дорога туда да еще и там какое-то время провести придется (уже всем нам), да обратный путь… Не меньше месяца получается, как ни крути. Сможешь на такой срок детей своих оставить?
— Смогу. Подрастают помощники.
— Вот и ладненько. Да, батюшко игумен: коль уж о детях — не слишком ли круто ты со своими обошелся-то, а? Жалко ведь, пусть и задним числом.
— Скажем так: со своим. Княжичем сотник Василий озаботился — он же его дядька все-таки. Нет, не слишком. В самую меру и пользу.
Отец Власий хлопнул себя по колену и захихикал: