Тайны исчезнувших цивилизаций - Зданович Леонид Иванович. Страница 47

Но даже самых значительных упоминаний у самых выдающихся историков древности недостаточно для изучения культуры народа, населявшего громадные территории евразийских степей. Скифы оставили богатую возможность для знакомства с ними — знаменитые курганы, о которых слышали, наверное, все. Цепочками и линиями, группами и в одиночку, курганы возвышаются над ровной, как бильярдный стол, степью, а некоторые просто поражают путешественников своими размерами, производя иногда столь же загадочное впечатление, что и египетские пирамиды.

Так был поражен в конце XVIII века сын русского народа Василий Федорович Зуев, в 1781-82 гг. исследовавший местность между Бугом и Днепром: «Дорога была ровною, черноземною степью, по которой одни только курганы в великом множестве были видны». А в первую очередь поразил его размерами и загадочным видом Чартомлыкский курган.

Ольвию, древнюю греческую колонию, разглядел в 1794 г. на берегу Черного моря у села Парутина петербургский академик Петр Симон Паллас. Найденные им монеты с Ольвиопольским клеймом говорили, что именно здесь, в остатках развалин, была когда-то милетская колония. Через пять лет Павел Иванович Сумароков подтвердил находку естествоиспытателя, обозначив Ольвию в урочище Ста могил (именно там находится огромный курганный могильник). А в сочинении «Досуги крымского судьи, или Второе путешествие в Тавриду» русский классик описал керченские древности и правильно определил Керчь как прежний Пантикапей — тысячелетнюю столицу Боспорского государства. А в четырех верстах от Керчи Павел Иванович увидел и описал Алтын-обу — величественный Золотой курган. Здесь великий Пушкин в 1820 г. желал восхититься «следами Пантикапея» и «развалинами Митридатова гроба», но «сорвал цветок для памяти и на другой день потерял без всякого сожаления». «За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнявшийся с землею, — вот все, что осталось от города Пантикапей», — разочарованно пишет брату опальный поэт, подверженный эмоциям. Неправда! Через десять лет он пишет о Тавриде с другим настроением. А в 1825 г. А. С. Грибоедов с горечью отмечает варварское отношение местного населения к памятникам древности: «Сами указываем будущим народам, которые после нас придут, как им поступить с бренными остатками нашего бытия».

Вместо систематических раскопок, столь необходимых в этом богатом историческом крае, в Тавриде и Ольвии, как и в отмеченной Грибоедовым Феодосии, копали землю все кому не лень, чтобы добыть «денежек и горшков» (Муравьев-Апостол, 1826 г.): «То, чего не успело и все разрушающее время, то довершается теперь рукою невежества!»

Официальные и полуофициальные «генеральские» раскопки конца XVIII-начала XIX вв. в Керчи, Тамани, в низовьях Буга и Днепра можно охарактеризовать как варварские. Кирпич и камень, добытые из городищ и курганов, шли на строительство казарм, а золотые и серебряные вещи растаскивались не только солдатами, но и офицерами. Случайные находки из золота и серебра достигали Петербурга и попадали в Эрмитаж, остальные же археологические ценности из курганов таковыми не считались и уничтожались на месте! Даже Литой курган в 30 верстах от Елизаветграда, раскопанный в 1863 г. губернатором Новороссийского края генералом-поручиком Алексеем Петровичем Мельгуновым, находки из которого поступили в музей (курган скифского вождя VI века до н. э.), так и не был впоследствии найден, чтобы осуществить правильные его дораскопки.

Генерал Вендервейде, раскопавший в конце XVIII века большой курган возле станицы Сенной (Фанагория!) на Тамани, позволил солдатам украсть из склепа все, остальное было уничтожено. Самому генералу достался золотой массивный браслет в виде свернувшихся змей, украшенный рубинами. Генералы Сухтелен, Гангеблов, полковник Парокня также копали… «под себя», загубив многие археологические возможности и ценности.

А вот два камня с греческой надписью, подтверждавшей вхождение Таманского полуострова в IV веке до н. э. в состав Боспорского государства, принесли простые крестьяне из деревни Ахтанизовки — Денис Коваль и Андрей Лоянь. Другие важнейшие находки тоже были сделаны в основном случайно.

Правда, в 1805 г. было издано правительственное распоряжение «об ограждении от уничтожения и расхищения крымских древностей», но оно по сути ничего не меняло. Керчь добывала для строительства камень из античных гробниц. Лишь первым шагом к планомерным исследованиям была записка академика Г.К.Э. Келера от 1821 г. «О сохранении и возобновлении в Крыму памятников древности и об издании описания и рисунков оных».

Надо было быть коренным французом Полем Дю Брюксом, чтобы, не будучи специалистом по древностям, но после назначения в Керчь начальником таможни в 1811 г. и комиссаром по медицинской части в Еникале в 1812 г. проникнуться глубоким и подлинным интересом к истории и начать — на свои средства! — бережное профессиональное раскапывание тамошних курганов, начавшееся, как и сама цивилизация, с простого собирательства. Павел Дюбрюкс (так этого роялиста-иммигранта стали звать в России) с 1816 по 1835 г. (до самой смерти) ведет планомерные раскопки древних могил. Впрочем, сам Дюбрюкс мог лишь отыскивать и благоговейно раскапывать памятники, истолкование же их было выше его познаний. Однако в 1820 г. судьба сводит Дюбрюкса с полковником Иваном Александровичем Стемпковским, который и становится руководителем археологических работ Дюбрюкса. Член-корреспондент Парижской академии, по программе которого, поданной Новороссийскому генерал-губернатору графу Воронцову, создаются музеи древностей в Одессе и Керчи, а в 1839 г., уже после смерти И. А. Стемпковского, основано Одесское общество истории и древностей, сыграл большую роль в организации и изучении археологии и истории Северного Причерноморья. С 1828 г. Керчьеникальский градоначальник, И. А. Стемпковский похоронен на вершине горы Митридат за неоценимые заслуги перед историей, которые в те времена поощрялись редко. Его коллекцию античных монет приобрел Эрмитаж.

Стемпковский и Дюбрюкс и осуществили замечательное открытие Золотого кургана (так иногда называют курган Куль-оба, чтобы не путать с курганом Алтын-оба, — из-за золотых богатых находок). Открытие случайное.

Богатый склеп, на который наткнулся, тоже совершенно случайно, один из жителей Керчи, был вычищен 12 января 1821 г. матросами гребной транспортной флотилии.

По имени их командира капитан-лейтенанта находка называется курганом Патиниотти. Капитан-лейтенант честно отправил все драгоценности тогдашнему генерал-губернатору Новороссийского края графу де Ланжерону, от коего они якобы и поступили позднее в Одесский музей, но, впрочем, не найдены до сей поры. По счастью, сохранилось не только описание, но и рисунки найденных вещей — массивной шейной гривны из электра (сплава золота и серебра) с львиными головами на концах, два золотых браслета, электровая фигурка скифа с рогом для вина в руке, множество золотых бляшек — нашивных украшений скифского одеяния. Найдены также медные котлы с бараньими костями, греческая амфора и множество наконечников стрел.

Через 9 лет другие военные были посланы командованием для сбора строительного камня на курган Куль-оба (по крымско-татарски — «холм пепла»). Камень собирался с облицовки кургана и доставлялся в Керчь. Наконец работа была завершена, и лишь несколько нижних чинов остались там для сбора дополнительно к 400 кубическим саженям камня еще мелкого щебня. В качестве наблюдателя при этом присутствовал смотритель Керченских соляных озер… Павел Дюбрюкс! Он-то и решил, основываясь на 14-летнем археологическом опыте, что курган — дело рук человека, а стало быть, внутри кургана — гробница. И определил примерное место для входа в курган — дромоса.

Стемпковский немедленно приказал увеличить число солдат Воронежского пехотного полка и копать в указанном месте. Уже 19 сентября, то есть через несколько дней, градоначальнику доложили: открылись части строения из тесаного камня. Стемпковский с любителями древностей прибыл и увидел довольно широкий проход из камней, ведущий к двери, однако проход перекрывали сгнившие и обрушившиеся бревна, переложенные когда-то камнями. Многие из них нависли над дромосом, грозя обвалом.