13 ведьм (сборник) - Сенников Андрей. Страница 55
– Включи.
Пару минут Закатов наслаждался бьющей в лицо струей воды. Потом встал, содрал с себя рабочую одежду и воскликнул:
– Я!
Ты так ты. Все законно. Шурик протянул напарнику второй из купленных презервативов, деликатно отвалил в сторону…
И вышел конфуз. То ли алкоголь тому причиной, то ли предстартовое волнение, однако у спортсмена ничего не получилось. Тщетно Закатов пытался оживить своего маленького друга; жалко было смотреть, как парень мучается. Тогда он навалился на труп всем телом, лаская девичью грудь… и внезапно отдернулся:
– Слушай, она теплая!
– Кто?
– Да краля.
– Сбрендил?
– Говорю тебе, теплая, как я!
Шурик заржал, приседая и хлопая себя по ляжкам:
– Ну ты, Кощей, совсем мозги засрал!
Тот покосился на него и попросил:
– Уйди, а?
С какой стати Шурику было уходить? Остался. Впрочем, смеяться перестал, потому что напарник, как и он сам, подвержен был неконтролируемой лютости, особенно по пьяни. Закатов между тем с остервенением стимулировал то, что у настоящих мужчин в стимуляции не нуждается.
Нет, без толку. Полное фиаско. Чемпион осрамился.
Остановив процесс, Костян смотрел на свою обидчицу – долгим, странным взглядом. Переживал. Дышал тяжело, через рот. Вернул ей на ногу клеенчатую бирку с регистрационными данными.
И вдруг… скинул труп с тележки!
– Мстишь мне, сука? Живучая ты тварь…
– Чего-чего? – оторопел Шурик.
– Отвали! Ненавижу их всех! – Кощей скрежетнул зубами.
Кого – всех? Девушек или мертвецов?
Он неуверенно пнул тело ногой… и мгновенно вошел в раж. Принялся избивать лежащую на полу девушку – самым натуральным образом. («Сдохни, сдохни, сдохни!!!») Шурик спохватился:
– А ну! – закричал он. – Замри, морда!
Еле оттащил пьяного идиота.
– А чего она? – заплакал Кощей. – Тебе дала… А мне…
Проблема, возникшая у товарища, не вызывала никакого сочувствия. И тем более Шурик не жалел погибшую девушку. Сочувствие было ампутировано всей предыдущей жизнью. Только свою боль он помнил очень хорошо, только свою.
– Не психуй, никуда она от тебя не денется. Проссышься – и все получится.
Пока этот урод натягивал и застегивал портки, он взгромоздил красотку обратно на тележку. Все проделал быстро, вот только ему почудилось, будто покойница… тьфу, пакость! Именно что почудилось… будто она посмотрела на него. Закрытые веки дрогнули и на миг приоткрылись… Короче, труха.
Девица и вправду казалась на ощупь изрядно потеплевшей – не соврал Кощей. Хотя Шурик ясно помнил, что еще десять минут назад, когда он имел с нею близость… бляха, глюки пьяные! Ночь, спирт в крови играет… и Кощей – дурак, фантазер чумной…
В этот момент и грянул звонок.
Кто-то стоял у главного входа в морг, по ту сторону железной двери, и жал на кнопку вызова.
Приятели остолбенели и онемели. А через секунду застигнутые врасплох обитатели морга уже метались по «салону», приводя в порядок помещение и влезая в грязные халаты. Издалека стало слышно, как колотят в дверь холла.
8
Не холла, конечно, а так, прихожей, то есть помещения общего пользования. Вглубь вел коридор, вдоль которого тянулись специализированные служебные помещения с закрывающимися дверями.
Разговаривали в дверях: санитары внутри, медсестра и врач из приемного отделения – на улице. Пришли они с просьбой: дескать, родственники Плаксиной нагрянули, умоляют показать им покойную. Какой такой Плаксиной? Да той девочки, которую вечером привезли. Очень похоже, труп перестает быть неопознанным. В любом случае, нужно убедиться – она это, не она…
– Вообще-то у нас много работы, – возразил Непокатигроб.
Лицо медсестры пошло красными пятнами, глаза стали совершенно круглые.
– Да вы что? – зашипела она. – Ее отец – из обкома [4]! Не советую ломаться!
– А нам фиолетово, отец там или кто, – известил всех Костян.
– Ты дурак?! – Женщина затряслась и коротко оглянулась. – Он третий секретарь, заместитель Романова!
– Чего-чего? – ошалело спросил Шурик.
– Того, идиоты…
Она со стоном втянула воздух и нарочито громко сказала – с убежденностью хорошо напуганного человека, которому вдобавок заплатили:
– Надо войти в положение, мальчики, такое горе.
Из обкома, ожгло Шурика. А я тут с его дочерью… Это конец, понял он, проваливаясь в невесомость.
Узкий холл между тем наполнился непонятными молчаливыми людьми – в строгих костюмах и словно без лиц. Они, как вода, заняли собой все пространство: углы, щели, оконный проем, – а следом в морг ворвался Сам.
Один из невидимых хозяев города… Странное дело, этот гость единственный среди прибывших не очень-то был похож на высокопоставленного функционера: костюм без галстука, пиджак распахнут, рубашка застегнута криво. Или ничего странного? Трагические вести не способствуют аккуратности… А еще товарищ Плаксин внезапно оказался приличным человеком – не грозил громами небесными, не тряс маузером, не кричал своей своре «фас». Оттеснив медработников, он подошел к застывшим стражам морга, сунул каждому по сотне и сказал, сдерживая чувства:
– Такие дела, мужики.
Рядом с ним семенила пожилая женщина – миниатюрная седая старушка. Тоже родственница, видать.
– Конечно, конечно, – покивал Шурик, изображая, как умел, скорбь. – Пойдемте.
Костян Закатов, мудила пьяный, принялся смотреть сотенную на просвет и потому промолчал.
Товарищ третий секретарь, не глядя на свиту, распорядился:
– Ждать здесь, без вас разберусь.
И Шурик повел ночных гостей по коридору. Их было всего двое: партийный бонза да старушка – больше никого. Ну еще дежурный врач, вынужденный их сопровождать, – на него жалко было смотреть. Медсестра исчезла, хитрая баба. Костян, закрыв морг, пошел замыкающим…
Миновали несколько лампочек и поперечных дверей, которыми был перебит коридор. Тусклое пространство, разделенное на зоны, чем-то напоминало систему шлюзов. «Осторожно, ступенька», – не уставал повторять Шурик перед каждой из переборок, однако это слабо помогало: сзади раз за разом спотыкались, чертыхаясь. Старое здание после бесконечных переделок превратилось в полосу препятствий с кучей всяких неудобств. Мимо тянулись служебные помещения (Плаксин все порывался в них заглянуть), а на другом конце размещался бокс, через который ввозили трупы.
– Пригнитесь, а то голову зашибете, – предупредил Шурик.
Вход в секционную был низковат.
– Заботливый, – пробормотала бабуля. – Хорошим мужем будешь…
Несчастный отец более сдерживать чувства не смог – вбежал в «салон», безошибочно нашел тележку, приподнял простыню… хорошо хоть успели прикрыть тело, чтоб не отсвечивало.
– Танюшка! Танюшка! – прорыдал он.
Там и правда лежала его дочь. Ошибки не случилось…
Ничего особенного в подобном визите не было – родственники мертвецов как только не чудили. Непокатигроб, откровенно говоря, считал их всех чокнутыми и мирился с любыми фортелями, лишь бы платили. Однако нынешняя ситуация, ясное дело, была не вполне обычной. Ну откуда знать, что это дочь третьего человека в городе?! Лицо товарища Плаксина, кстати, оказалось смутно знакомым, регулярно мелькало по телевизору: то при спуске на воду очередного ледокола, то при вводе в действие новой станции метро. А также на трибунах, украшающих Дворцовую площадь во время парадов и демонстраций. Или по другим торжественным поводам. Скажем, повязывает Григорий Васильевич [5] счастливым детишкам красные пионерские галстуки, а товарищ Плаксин непременно рядом, в первом ряду свиты. И вот такой человек лично посетил занюханный морг простой городской больницы… где пьяные санитары внаглую отымели и даже избили труп его единственной дочери…
«Нет-нет-нет, я девчонку не бил! – мысленно восстал Шурик, словно оправдываясь перед кем-то. – Это все Кощей, зверюг бешеный! Наоборот, я ее защищал!»