Возвращение в Чарлстон - Риплей Александра. Страница 140

Гарден теперь была поглощена бульканьем, звяканьем радиатора под окном. В нем был какой-то ритм. Она попыталась подобрать к нему песню. Песня чернокожего разносчика почти подошла.

Гарден коснулась рукой амулета Пэнси, надетого под платье.

Во время обеденного перерыва Гарден не увиделась с Пегги. Логан Генри договорился, чтобы им принесли обед из соседнего кафе прямо в одну из комнат здания суда. На сегодняшний день репортеры лишились двух возможностей увидеть Гарден.

Гарден сосредоточенно ела, изредка кивая, когда к ней обращался мистер Генри, а сама вспоминала песенку, которой научил ее Люсьен. Как там дальше после «О, сын короля, ты злой»? Хорошо вспоминать о чем-то, что не причиняет боли…

После обеда обвинение снова представило слуг, на сей раз из дома в Саутхемптоне.

– Мистер Селфридж, – спросил судья Треверс, – сколько домов у вашей клиентки?

– Семь, ваша честь.

– И вы намерены доставить нам удовольствие встретиться со всей прислугой из каждого дома?

По залу пронесся смешок. Помимо слуг Вики привезла с собой дюжину друзей, которые тоже должны были давать показания. Она заняла четыре этажа в новой гостинице «Форт Самтер» на Бэттери.

– Ваша честь, я представил список свидетелей, – сказал Меннинг Селфридж, эсквайр. Он принял позу, которая больше всего нравилась фоторепортерам.

– Мистер Селфридж, – устало произнес судья Треверс, – здесь не суд присяжных, а один-единственный человек. Все необходимые показания вы можете дать мне в десять раз быстрее, чем суду присяжных. Я достаточно ясно выразился?

– Абсолютно, ваша честь.

– Прекрасно. Отложим слушание дела до девяти часов утра завтрашнего дня. К этому времени я хотел бы увидеть у себя на столе пересмотренный список свидетелей.

– Он будет у вас, ваша честь.

– Очень хорошо. – Судья Треверс стукнул молоточком по столу и встал. – Заседание переносится.

Пегги сидела на полу в гостиной Гарден с малышкой на коленях; рядом сидели Элен и два рыжеволосых мальчугана, все трое были заворожены историей, которую рассказывала Пегги.

– Тогда огромные, ужасные полицейские схватили Сьюзен Энтони и потащили ее прочь. Они размахивали огромными дубинками. «Я разобью тебе голову, – кричал самый гадкий из них, – я вышибу тебе мозги. Но я никогда, никогда, никогда не позволю тебе голосовать».

– О Пегги, – воскликнула Гарден, – я так рада видеть тебя!

Пегги встала, посадила малышку на пол и, пробравшись между детьми, подошла к Гарден. Они молча обнялись.

– Сказку! Сказку! – выкрикивали мальчишки. Пегги поцеловала Гарден в щеку и отпустила.

– Мальчики очень любят эту историю, – сказала она. Голос ее дрожал. – Боб говорит, это потому, что они представляют себя полицейскими, которые гонятся за малышкой с дубинками. Он был так мил, что позволил мне назвать ее Сьюзен, и теперь твердо намерен не давать мне забыть об этом.

– Боб здесь? Куда вы едете? Почему не написала?

– Боб в зимнем дворце, ну, у мамы. А мы едем в Алабаму. Не писала, потому что все случилось так быстро. Боб теперь будет большой шишкой в Теннеси Велли.

Дамбы, электростанции, дороги, мосты, изменение русла рек. Это самый крупный проект со времен строительства римских дорог. К тому же президент Рузвельт хочет, чтобы все было сделано вчера. Боб от радости прямо не в себе. Знаешь, Гарден, они с мамой чудная парочка. Он рассказывает ей о гидроэлектростанциях, а она ему о том, какие большие ей приходится оплачивать счета за свет, и оба считают, что ведут беседу. Мне пришлось уйти, чтобы не лопнуть от смеха. К тому же там смертельно холодно. Даже после Исландии. У нее комната размером с наш дом, а в камине всего один кусочек угля. Она давно стала такой скрягой? Ее сильно затронула депрессия?

– Тетя Элизабет говорит, мама так любит деньги, что, когда они у нее наконец завелись, не может расстаться ни с центом. Но тетя Элизабет не любит маму, поэтому не могу сказать, насколько это соответствует истине. Я знаю, что она много получала от Ская. Будем надеяться, что она сумеет удержать эти деньги.

– Нет, будем надеяться, что она потратит хоть что-нибудь. У нее четверо прелестных внуков, есть на кого тратить.

– Даже не верится, что я никогда не видела твоих детей. Послушай, Пегги, мальчики настоящие Трэдды.

– И характер точно такой же. Паршивцы. Идем. Им до смерти хочется познакомиться с тобой. Они думают, что ты все еще богатая.

– Пегги! Ты просто невозможна.

Детей надо было кормить, разговаривать с ними, разнимать их потасовки. Все это помогало Гарден отвлечься и не думать о завтрашнем дне. Пегги только раз заговорила о суде.

– Ничего, Гарден, все будет в порядке. Должно быть в порядке.

– Конечно, – солгала Гарден.

102

На следующий день репортеры дождались наконец того, за чем явились на этот процесс. Логан Генри вскакивал, выкрикивая возражения, а судья Треверс приказал очистить зал заседаний от зрителей уже во время допроса первого свидетеля, саксофониста, утверждавшего, что он был одним из любовников Гарден в Монте-Карло. Он заявил, что ее любовниками были и другие музыканты их оркестра, и снабдил свой рассказ красочными подробностями. Репортеры, сбивая друг друга с ног, бросились к телефонам. Они решились даже пропустить показания еще восьми свидетелей, утверждавших, что тоже были ее любовниками.

Гарден спрягала неправильные глаголы, вспоминала королей Франции, их жен и детей. Элизабет сидела как изваяние.

После обеденного перерыва Гарден занялась королями Англии. Она плутала в дебрях войны Алой и Белой розы, когда вдруг почувствовала, что в зале что-то изменилось.

Она впервые оторвала взгляд от своих перчаток. Мисс Луиза Бофэн клялась говорить правду, ничего, кроме правды, и да поможет ей Бог. Мисс Луиза была одной из самых важных дам Чарлстона. Ее любили и уважали за честность, прямоту и приверженность гордым традициям города.

– …пожалуйста, мисс Луиза, собственными словами, – сказал Логан Генри.

Она повернулась в свидетельском кресле и посмотрела на судью Треверса.

– Гарден Трэдд Харрис, – начала мисс Луиза, – молодая женщина, которую я уважаю всем сердцем. Она достойный член нашего общества; серьезный и ответственный человек; преданная и внимательная мать. Кто бы и в чем бы ни обвинял ее, у меня нет оснований доверять этим обвинениям. Я всегда считала ее дамой безупречной нравственности и поведения.

Гарден наклонилась к Логану Генри.

– Я встречалась с мисс Луизой всего раз в жизни, – прошептала она.

– Замолчи, – сказала Элизабет.

– Благодарю вас, мисс Луиза, – сказал мистер Генри. – Будете проводить перекрестный допрос, мистер Селфридж?

Мистер Селфридж отказался. Логан Генри подошел к свидетельскому месту и предложил руку мисс Луизе. Пока она в сопровождении мистера Генри шла к своему месту, судья Треверс стоял.

Вики ткнула Селфриджа в бок накрашенным ногтем:

– Не зевайте. Я вас предупреждала, что это за город.

Мистер Селфридж провел перекрестный допрос остальных свидетелей защиты, но лишь попусту потратил свое время и время присутствующих. Зрителей и репортеров снова впустили в зал, и скоро репортеры поспешно писали заголовки для материалов о суде: «Дирижер хора церкви Святого Михаила утверждает, что Гарден просто ангел. Все члены хора с ним согласны»… «Ветеран Гражданской войны вспоминает Гарден ребенком»… «Сенатор Соединенных Штатов приезжает в родной город, чтобы свидетельствовать в защиту матери»… «Руководительница детского сада считает Гарден идеальной матерью»…

Свидетели продолжали давать показания еще два дня, толпа репортеров все росла. По радио каждый день передавали репортажи из зала суда.

– Ничего не понимаю, – говорила Гарден тете Элизабет, – но я так всем благодарна, что готова каждого расцеловать.

– Ты чарлстонка, Гарден, – ответила Элизабет, – а Чарлстон всегда заботится о своих. Когда суд закончится, можешь послать всем благодарственные письма. Собственно говоря, этого от тебя и ждут.