Возвращение в Чарлстон - Риплей Александра. Страница 40

И вокруг царили неподвижность и тишина – сверхъестественная, гнетущая, почти осязаемая. Кипарисовая топь поражала своей красотой. Или повергала в ужас. Негры из Барони и близко к ней не подходили, уверенные, что здесь находится логово то ли злого духа, то ли чудовищно огромного древнего аллигатора. У Тремейнов непонятно черная вода и растущие прямо из нее, без земли, деревья своей неестественностью тоже вызывали страх. Даже браконьеры обходили Кипарисовую топь стороной, они говорили, что там нет дичи.

Короче, топь была идеальным местом, чтобы спрятать что-то от глаз людских подальше. И Сэм Раггс держал там свое контрабандное виски.

Это место не внушало ему страха. По его мнению, там было по-своему даже красиво. И в воскресенье, в тот час, когда все обитатели плантации уходили в церковь, он мог спокойно подъехать к черному пруду и выгрузить там свой товар.

У дороги на Барони было ответвление, ведущее к топи; оно заросло кустарником, но привести его в порядок так, чтобы это не очень бросалось в глаза, оказалось несложно. Десяти работникам хватило на это трех дней – трех воскресений. На опушке леса дорогу для маскировки перекрыли кучей валежника. Сдвинуть ее в случае надобности, а потом вернуть на старое место не составляло труда.

Из всех Сэмовых хитростей тайник возле Кипарисовой топи доставлял ему наибольшее удовольствие. Идея была прекрасна своей простотой. Едва ли остался в живых кто-нибудь из тех, кто помнил, как в старые времена из кипарисового дерева и из ветвей кипариса делали дранку, корзины, даже лодки; в ту пору над топью целыми днями раздавался стук топоров и запряженные быками телеги то подъезжали, то отъезжали по прекрасной дороге, выложенной из бревен, которые были покрыты слоем крепко утрамбованной земли. Иногда Сэм думал, что ему хотелось бы увидеть Эшли Барони в те времена, когда это была самая богатая плантация на реке.

Но, напоминал он себе, для него, Сэма, куда лучше, чтобы дела обстояли так, как сейчас. Кипарисовая топь была просто золотой жилой. И он был застрахован от неприятностей. Разумеется, благодаря Стюарту Трэдду. Это его земля. Он может держать здесь все, что ему вздумается. Опасно было только увозить и привозить товар примерно раз в месяц. Благодаря взяткам товар попадал в Саммервиль, благодаря изобретательности и осторожности – в Барони. Стюарт брал на себя основной риск: доставку спиртного в город, к покупателям. Но кто станет задаваться вопросом, почему молодой владелец плантации, да еще носящий фамилию Трэдд, ездит, когда ему вздумается, по заросшей дороге. Земля-то его.

Стюарт заполнил ящики под сиденьями и поехал обратно. Зажег потайной фонарь и передвинул на место маскировочную кучу валежника. Улыбнулся, задул фонарь. Теперь можно было двигаться дальше.

Он смежил веки, чтобы глаза привыкли к темноте, чтобы все чувства обострились. Ветер шевелил ему волосы. «Черт побери, – подумал он, – облака может разогнать, а месяц сейчас должен светить вовсю».

Он мчал по дороге, обгоняя ветер. Нужно было миновать поселок, пока темно. Если проснутся собаки, ничего, он успеет проскочить, исчезнуть из вида до того, как раскроется первый ставень.

Он думал, что все получилось, как надо. Месяц выглянул лишь на мгновение, потом его снова съели облака, а собаки лишь несколько раз слабо тявкнули во сне.

Но одно окно в поселке оставили открытым, чтобы легче дышалось груди, которая уже с трудом вбирала в себя лишь маленькие глотки воздуха. Старая Пэнси сухими пальцами ухватилась за свои синие бусины и пробормотала, скорее простонала:

– Плоский глаз…

29

Сара разбудила Ребу и Гарден до рассвета.

– Мамаша Пэнси. Она умирает. Она хочет увидеть Гарден – проститься.

Гарден отыскала дареное ожерелье, торопливо надела. При встрече с девочкой Пэнси всегда смотрела, на месте ли ее подарок. Этим летом старуха часто посылала за Гарден. Иногда к ее приходу Пэнси успевала совершенно погрузиться в далекое прошлое. В такие дни, услышав голос Гарден – а девочка теперь говорила, как белые, – Пэнси принимала ее за мисс Джулию Эшли и начинала толковать о давно умерших людях или о хозяйственных делах на плантации, и тут ее уже никто не мог понять – так сильно изменилась жизнь со времен ее молодости. И Гарден повторяла «да-да-да» в ответ на все, что говорила Пэнси, пока та не закрывала свои древние, морщинистые веки, погружаясь в сон.

Но порой Пэнси бывала вполне в здравом уме и по-прежнему командовала окружающими. В такие дни она обычно рассказывала свою любимую историю о том, как «этих янки прогнали с плантации», или просила Гарден спеть одну из своих любимых песен, а сама дирижировала пальцем, чтобы задать темп. Однажды Гарден обожгла руку о плиту, и девочке было велено бегом бежать к Пэнси. И Пэнси ей «сделала». Держа руку девочки у своего лица, она стала что-то нашептывать, приблизив губы к длинному красному пятну. Гарден низко наклонила голову, но не смогла расслышать, что говорит старуха. Пэнси на глазах теряла силы, ее бормотание становилось все тише, но она не умолкала, губы ее продолжали напряженно шевелиться, пока сначала боль, а потом и след ожога полностью не исчезли.

Эта древняя, худая, как мумия, старуха, полузатерянная в своей гигантской постели, обладала для Гарден огромной притягательной силой. Она любила слушать старую Пэнси, охотно для нее пела. Убежать от старухи ей хотелось, только когда Пэнси, крепко держа ее за руку, начинала произносить пугающие слова о проклятье, которое лежит на Барони, и упрашивала Гарден поскорее покинуть плантацию. А Гарден не знала, что говорить и что делать. Ей оставалось только дожидаться, когда Пэнси, обессилев от всплеска эмоций, впадет в беспамятство.

Хижина Пэнси была ярко освещена. К ней пришли все жители поселка. Люди по очереди входили и кланялись сначала своей старой правительнице, потом ее правнучке, Пэнси-младшей, которую вызвали к больной из дома возле церкви. Муж Пэнси-младшей, проповедник Эшли, стоял в углу, и по щекам у него катились слезы, так тяжело ему было навсегда прощаться со своей старинной противницей.

Гарден и Реба тоже поклонились в свой черед. Старая Пэнси прошептала что-то Пэнси-младшей.

– Она говорит, не надо уходить, – перевела та. – Она хочет, чтобы мисс Джулия с ней осталась.

Реба усадила девочку на стул возле огромного стола. Сама тоже села рядом и стала поглаживать по руке Гарден, которая почти не помнила себя от горя. Раскачиваясь и размеренно, успокаивающими движениями прикасаясь к запястью девочки, Реба запела: «Ждет меня отдых от всех трудов…»

И люди за окном подхватили рефрен: «…после смерти».

Реба вела, а они вторили.