Возвращение в Чарлстон - Риплей Александра. Страница 44

– Не понимаю.

– Я хочу обеспечить тебе все условия, Гарден Трэдд. А ты станешь гордостью своей мамы. – Глаза у Маргарет увлажнились. – Кроме тебя, у меня никого не осталось.

Гарден опустилась на колени рядом со стулом Маргарет и крепко обняла мать:

– Я постараюсь, мама, я постараюсь. Я очень постараюсь, чтобы ты была счастлива.

Поверх плеча матери Гарден смотрела на ее письменный стол, вернее, на украшавшие его фотографии, уже в рамках. Стюарт улыбался, стоя возле «роллс-ройса»; Пегги на свадьбе улыбалась, глядя на Боба. Свадьбу сыграли очень скромную и второпях. Трэдды были в трауре, а Боба срочно посылали в Европу, в инженерные войска. Пегги отплыла к берегам Европы еще до того, как ее фотографии были готовы.

У Маргарет теперь осталась только Гарден, у Гарден – только мать.

Узнав, что они с матерью поедут в горы, Гарден стала, сгорая от нетерпения, считать дни до отъезда. До сих пор она путешествовала только из Чарлстона в Барони и обратно.

И вот рано утром двадцать второго июня к дому Трэддов подъехал извозчик, чтобы отвезти мать, дочь и Занзи на вокзал. Гарден от волнения не могла усидеть на месте и все время ерзала. Она впервые ехала на извозчике. И никогда не была на вокзале.

Огромный паровоз напоминал ей дракона, он изрыгал громадные клубы дыма, и они столбом устремлялись вверх, прямо в небо, оставляя внизу, далеко под собой, высокий навес над перроном. Возле гигантских колес тоже стелился то ли дым, то ли пар, и Гарден, замирая от сладкого ужаса, пробежала сквозь это низкое облако. Она знала, что дракон ручной. А на самом-то деле он и драконом не был. Но жажда приключений и блаженный страх перед неизвестностью заставляли девочку смотреть на все другими глазами, переносили ее из жизни в книгу сказок.

Молодой человек с карандашом и блокнотом метался взад-вперед по платформе, пытаясь со всеми поговорить, у каждого спрашивая, как его зовут. Ежегодный традиционный выезд «настоящих чарлстонцев» в горы всегда занимал немалое место в светской хронике. Поезд назывался «Каролинский, особого назначения», и летом его отбытие из Чарлстона каждый день освещали газеты. Маргарет Трэдд украдкой усмехнулась из-под густой черной вуали.

В двух вагонах из пяти всегда ехали чарлстонцы. Разумеется, они не занимали все места, но вагоны были всецело в их распоряжении.

Еще один вагон предназначался для других белых пассажиров, некоторые из них тоже могли быть чарлстонцами, но не настоящими, то есть не принадлежащими к избранному кругу чарлстонской знати. Четвертый и пятый вагоны были для негров. В одном из них обыкновенно ехали чернокожие няни, кормилицы и – под их бдительным присмотром – дети.

Полчаса на платформе царил полный сумбур: в поезд сажали детей, заносили игрушки, передавали в окна высокие корзины с плетеными крышками, предназначенные специально для провизии. Наконец проводник крикнул: «Займите свои места!», оглушительно взревел паровой гудок, зазвонили колокола, раздались прощальные выкрики и «Каролинский, особого назначения» с двадцатиминутным опозданием загрохотал по рельсам. Он ехал в Северную Каролину через весь штат, и опытные путешественники знали, что по дороге он будет делать остановки в каждом захудалом городишке и в каждой деревне и всюду задержится на лишних пять или десять минут. За это поезд называли «Каролинский ползучий», но произносили его название с нежностью. Отдых начинался, когда люди оказывались на станции, и долгое путешествие в вагоне, где на все ложился слой гари, было неотъемлемой составной частью этого отдыха.

Ехать было утомительно и скучновато, но Гарден так не считала. Когда поезд оказывался на железнодорожном мосту и вагон качало из стороны в сторону над водой на невидимых рельсах, у нее начинало отчаянно колотиться сердце. Она махала рукой детям возле хижин, мужчинам, чьи фургоны двигались по пыльным дорогам параллельно рельсам, людям на станциях, где длинный, как Мен-стрит, поезд с громким шипением останавливался. Названия городов были для нее такой же экзотикой, как названия на школьном глобусе. Она внимательно читала рекламу на гаражах и сараях и завороженно следила за волнистой линией серебряных телеграфных проводов и за мельканием телеграфных столбов, которые под стук колес проносились мимо окон.

Пожилая дама, в царственном одиночестве сидевшая в середине вагона, первой открыла свою корзинку для завтраков. Для остальных пассажиров это послужило сигналом. Вдоль всего вагона молодые люди стали снимать корзинки и подавать их сидящим дамам, и вскоре на всех свободных местах, а также на коленях у многих появились белые квадратные, ярд на ярд, салфетки.

Но Гарден от волнения не могла есть. Уже начинались холмы. А Гарден прежде никогда не покидала низменной части штата. Никогда не видела холмов. И смотрела на них как зачарованная. Потом, через несколько часов, поезд описал длинную дугу и вдалеке появились горы. У Гарден перехватило дыхание. Холмы, конечно, были замечательные, но к встрече с горами ее никак не подготовили. И никто не сказал ей, что горы такие высокие.

Поезд дошел до Гендерсонвиля, штат Северная Каролина, и на маленьком вокзале спустил пары, или, как показалось Гарден, с облегчением выдохнул. Посыпанное гравием пространство вокруг станции было заполнено экипажами, автомобилями, пролетками и блестящими зелеными омнибусами; они стояли ровно в ряд, их открытые задние двери были обращены к платформе. На каждом омнибусе, над дверью, было выведено название отеля.

– Куда мы поедем, мама?

– В отель «Лодж», Гарден, во Флет-Рок. Флет-Рок называли не иначе, как маленьким горным Чарлстоном. Гарден бросилась было к выходу, но Маргарет вцепилась ей в руку:

– Сперва ты скажешь «всего хорошего» и «желаю вам хорошо отдохнуть» всем, кто был в вагоне.

– Но я не всех тут знаю.

– Это не важно. Скоро узнаешь. – Маргарет подтолкнула Гарден к кучке людей, а сама завертела головой, высматривая Занзи.

Все лето во Флет-Рок Гарден не переставала удивляться и радоваться. Отель «Лодж» был длинный и низкий, сложенный из неструганых бревен, но внутри помещения были отделаны гладкими сосновыми панелями. Здание окружала широкая крытая галерея, на ней стояли гнутые столы и стулья. В отеле устраивали экскурсии, пикники, по субботам вечером танцы, причем для новичков на танцах полагались инструкторы, а также поездки верхом по крутым горным тропинкам на скучающих, надежных, твердо ступающих по земле пони и пешие прогулки с гидом по заросшим лаврами склонам к водопадам или огороженным смотровым площадкам. Днем солнце сильно припекало, но по вечерам прислуга клала под каждое постельное покрывало грелку с горячей водой и выдавала каждому отдыхающему по два одеяла, так как, невзирая на холодные ночи, все спали с открытыми окнами. Смолистый воздух тонизировал по утрам и усыплял вечером. Каждый день Гарден поднималась на рассвете, вместе с первыми птицами, и чувствовала себя бодрее, чем когда-либо в жизни.

В «Лодже» отдыхали еще три девочки примерно того же возраста, что и Гарден. Когда не было совместных походов, они ездили по ровной дороге от Флет-Рок до Гендерсонвиля и обратно на велосипедах, которые выдавали в отеле, или возились у ледяного ручья, протекавшего через территорию. Когда же разражалась очередная гроза, они сидели на галерее и смотрели, как огненные зигзаги молний ударяют в густые леса на соседних горах и на горах под ними. Гарден часто думала, что горы – это и есть рай на земле.

Но за все удовольствия приходилось платить. Маргарет начала приводить Гарден в порядок в первый же вечер после приезда. Их сундуки отвезли в отель заранее, и, когда они вошли, вещи уже стояли в комнате. Занзи отправилась в крыло для прислуги, договорилась, что сможет воспользоваться утюгом в прачечной, и вернулась, чтобы помочь Маргарет распаковать багаж. Гарден охала и ахала при виде своих новых платьев. Ликования у нее поубавилось, когда Маргарет показала ей шляпу с широченными полями, которую Гарден предстояло, не снимая, носить на улице, а также стопки белых нитяных чулок и перчаток.