Возвращение в Чарлстон - Риплей Александра. Страница 62

– Ты прав. И сухо, как в Сахаре. Но ты заметил этот персик на лестнице? Марк, может быть, мы ушли слишком рано?

– Это блондиночку, словно облитую глазурью? Я не рассмотрел, помню только что-то очень розовое.

– У нее лицо Елены Троянской. Ну, черт с ним, пошли. Может быть, мы еще раздобудем что-нибудь выпить.

– Томми, который час?

Томми Хейзелхерст посмотрел на часы:

– Полдевятого.

– Мне надо отлучиться на минуту. Извинишь меня?

– Конечно, Гарден. Я подожду тебя у двери в зал. Гарден спустилась на два марша так, как ее учили в Эшли-холл: высоко подняв голову, не глядя на ноги, не касаясь перил. Лестница показалась ей очень длинной. В гардеробной она нашла свою вечернюю сумочку и надушилась так, как учила ее мать. А потом сделала то, что мать запрещала: села на кушетку.

– Вам что-нибудь нужно, мисс Гарден? – Старая няня Марион Лесли, исполнявшая в этот вечер обязанности горничной, прислуживала дамам.

– Нет, спасибо, Сьюзи. Я просто хочу отдохнуть. Сьюзи беззвучно захихикала:

– Всегда вы, девушки, до того дотанцуетесь, что потом ни сесть, ни встать. Здоровье поберегли бы.

Гарден с усилием улыбнулась. «Ничего не изменилось, – думала она. – Все по-прежнему. Я по-прежнему не умею танцевать. И разговаривать не умею. Мама изменила мне внешность, но внутри я все та же. Мне не хочется жить».

Она выпрямилась, отвела назад плечи. Рукава затрепетали, как крылья бабочки.

– Приятно было увидеть вас, Сьюзи, – сказала она. Потом поднялась по ступенькам, не опуская голову, не глядя на ноги, не касаясь перил. Ей снова предстояло танцевать с Томми, слушать его жалобы на безразличие к нему Уэнтворт. Гарден знала, что ее у него никто не перехватит.

Каждому мужчине нужно было совсем немного времени, чтобы перетанцевать со всеми девушками, перехватывая их у партнеров. Все они успели выяснить, что собой представляет Гарден, и решили, что она со странностями. Ни у кого из мужчин не было желания перехватить ее во второй раз.

Алекс Уэнтворт протанцует с ней последний танец и отвезет ее домой. До тех пор ей придется либо терпеть занудство Томми, либо сидеть у стенки и разговаривать с пожилыми дамами, сопровождавшими сюда других девушек, которые сейчас смеялись и флиртовали с мужчинами, кружившими по залу.

Назавтра, когда Маргарет восхищалась мистером Анджело, колдовавшим над волосами Гарден, в гостиной зазвонил телефон.

– Простите меня, – сказала Маргарет, – я на минуточку.

Отсутствовала она куда дольше. Когда вернулась, Гарден была уже причесана. Для званого завтрака мистеру Анджело не пришлось особенно трудиться. Шляпа должна была прикрыть все, кроме двух пышных белокурых прядей, которые он оставил на щеках.

– Когда мне прийти сегодня вечером, сеньора?

– Сейчас посмотрим. – Маргарет скользнула взглядом по приглашениям, лежавшим на каминной полке. – У нас прием, потом бал. Мистер Анджело, лучше всего, я думаю, к пяти. Я тоже поеду на эти праздники, и вы меня причешете.

Едва за парикмахером закрылась дверь, Маргарет погрозила Гарден пальцем.

– А ты негодница! – сказала она.

Испуганная Гарден уставилась на мать. Потом увидела, что та улыбается.

– В чем дело, мама?

– Ты мне не рассказала, кто появился вчера на танцах. Весь город только об этом и говорит, а я узнаю новости последняя.

Гарден покачала головой:

– Я не понимаю, о ком ты говоришь.

– Не тряси головой – испортишь прическу! Разумеется, я имею в виду сына княгини. Он приехал только вчера, ему понадобились деньги, и он обратился к Эндрю Энсону. И конечно же, Эдит сразу внесла его во все списки приглашенных. Как он выглядел, Гарден? Почему ты мне о нем не рассказывала?

– Я его не помню.

– Да, Энни мне сказала, что он рано ушел. Не верю, что ты могла его не заметить. Или что он мог не заметить тебя. На самом деле это и не важно. Он во всех списках. Он будет появляться в обществе. Было бы занятно, если бы тебе удалось покорить и его тоже; другие матери стали бы локти кусать от зависти. Но в конце концов, он не чарлстонец. Он тебе не пара. У тебя будет из кого выбирать, и ты выберешь Билла Лоуренса, Ретта Кемпбелла, Мэна Уилсона или Эшби Редклиффа. Только их и следует брать в расчет.

Гарден уставилась на мать. Девушка впервые услышала, какие у Маргарет грандиозные планы. Ошарашенная ее безмерным честолюбием, Гарден даже рта раскрыть не смогла.

Маргарет не обратила внимания на молчание дочери, занятая уже новой мыслью. «Скайлер, – думала она, – Скайлер Харрис. Такое имя может быть только у богача. Если его мать княгиня, значит ли это, что он князь? Или для этого нужно, чтобы князем был его отец?»

Со временем, когда начались ее мучения у мисс Эллис, Гарден с ужасом думала о том моменте, когда мать узнает, что она не умеет танцевать. И этот миг настал. Вечером, на приеме в честь Элис Майкел, Маргарет бочком подошла к Гарден и прошипела ей в ухо:

– Говори что-нибудь. Не стой как истукан. Сделай над собой усилие.

Потом во время бала Маргарет ухитрялась бросать на дочь испепеляющие взгляды даже тогда, когда улыбалась или беседовала с другими матерями.

Дома она обрушила на Гарден град упреков; ее слова жалили, как змеи, и хлестали, как плети. Она знала, что сказать. В ход пошли все жертвы, которые она принесла ради Гарден: внимание, которое она уделяла дочери, та роскошь, которой Маргарет ее окружила, образование в Эшли-холл, наряды, каникулы во Флет-Рок, дорогая школа танцев, невообразимая цена услуг мистера Анджело.

– Я ни о чем не думала, – выкрикивала Маргарет, – только о тебе, Гарден Трэдд! Ни на секунду я не задумывалась о себе, о своем счастье. Все делалось только для тебя. А ты меня так предаешь! – Маргарет рухнула на ковер и громко разрыдалась.

Золотистая голова девушки поникла. Гарден было нечего ответить. Матери и прежде случалось сердиться и рыдать. Но никогда это не было так ужасно. И никогда Маргарет не окружало столько свидетельств ее благодеяний – все эти вешалки с платьями, роскошные сумочки, туфельки, изящные мелочи.

– Мама, я ничего не могу сделать, – сказала Гарден. Ее обычно глубокий и низкий голос звучал без обычной теплоты, он был безжизненным, ровным. Таким же деревянным, как ее сердце. – Я очень стараюсь, но у меня не получается. И никогда ничего не получится.

Двадцать третьего декабря Элизабет Купер давала в честь Гарден чайный бал; то же она сделала в прошлом году для Люси Энсон, то же сделает в будущем году для своей внучки Ребекки Уилсон. Джошуа позвал своих родственников, чтобы они помогли свернуть ковры и передвинуть мебель.

Элизабет поручила Джошуа всю подготовку к вечеру. Она хотела отдохнуть перед тем, как начнет одеваться. Провести три часа в обществе этой нудной особы (так она мысленно именовала Маргарет) – да, это будет изнурительно. Но может быть, не три часа, а меньше. Гарден предупредила, что уйдет рано. А приличные люди после ухода почетной гостьи не задерживаются. «Но о чем это я? – спросила она себя. – Эту нудную особу едва ли можно причислить к приличным людям». Элизабет пришлось очень жестко поговорить с Маргарет насчет участия Гарден в репетиции церковного хора, которую та не могла пропустить. Девушке предстояло петь соло во время рождественской службы. Элизабет не сомневалась, что Маргарет не чтит праздник Рождества Христова, хотя и посещает церковь каждое воскресенье. Не только нудная особа, но еще и лицемерка. Элизабет негодующе фыркнула в подушку и забылась коротким глубоким сном.

– Тетя Элизабет, я хочу незаметно сбежать. Спасибо вам за чудесный вечер. – Гарден поцеловала Элизабет в щеку. Из всех балов этот для нее и вправду был самым приятным. Она была почетной гостьей и правила приличия предписывали развлекать ее и ни на секунду не оставлять без внимания. Ее мать в кои веки могла быть довольна. Во время каждого танца Гарден перехватывали не меньше четырех раз.