Возвращение в Чарлстон - Риплей Александра. Страница 79

– Нет, Скай, никак не получится. Мне нужно сегодня вечером разобраться с кучей бумаг. Думаю, нам и Марка придется пропустить. Вас ему будет очень не хватать, вы там действительно нужны, а мы – не настолько. Давайте вместе сходим на Бродвей в другой раз.

– Будь по-твоему. Ну что ж, меняем маршрут… Мартин, сейчас ты отвезешь домой нас, потом мистера Паттерсона. Потом вернешься за нами.

Огромная машина свернула на следующем перекрестке. У Гарден голова шла кругом от этого нагромождения планов, от их стремительной перемены, от дикой гонки по запруженным машинами улицам. Один раз, когда-то давно, она была в цирке, и Нью-Йорк был похож на цирк. Тоже столько всего происходит, что не знаешь, куда смотреть.

Вскоре Гарден поняла, что представление в этом цирке никогда не кончится. Каждый день и каждый вечер были заполнены настолько и столько всего надо было успеть, что они со Скаем повсюду опаздывали – так, во всяком случае, ей казалось. Все время нужно было куда-то мчаться: то на коктейль, то на обед к кому-то, то в отель «Плаза», где они с кем-то сговаривались выпить чаю и потанцевать, то на стадион Мэдисон Сквер Гарден – посмотреть бокс, то в подпольный кабачок «Техас гвинан», где они с интересом наблюдали, как вытягивают деньги у пьяных в хлам посетителей.

И разумеется, в театр. В театр Гарден могла ходить до бесконечности. На большой круглый стол при входе им каждый день клали по четыре билета в партер: на все, что ставилось на Бродвее, на все концерты, в оперу и на все интересное, что происходило на сценических площадках Нью-Йорка. Они видели Джейн Иглз в «Дожде», и Гарден была шокирована. Они видели Уилла Роджерса в «Безумствах Зигфельда», и все стали напевать «О, мистер Галлахер. Да, мистер Шин». И пели действительно все, потому что развлекались они все вместе. Скай и Гарден были частью компании, состоявшей из друзей Ская и друзей его друзей, и с этой компанией ходили на вечеринки или стремительно перемещались в пространстве, постоянно открывая для себя то новый ресторанчик, то новое место, где можно разжиться спиртным, то новый оркестр, то нового певца, то новую игру или развлечение. Они садились в вагон подземки или на паром, прихватив с собой где-нибудь по пути джазовых музыкантов, и никуда не ездили без шампанского и бокалов. Они оказывались то в Гринвич Виллидж, то в Гарлеме, то на Бруклинском мосту, то у могилы Гранта. Они возвращались домой, когда звезды начинали меркнуть, и ложились спать, когда вставало солнце. И тогда наконец Гарден и Скай оказывались наедине, и для них в мире переставало существовать что-либо, кроме их объятий. А потом Гарден сладко засыпала на груди у Ская, и сердца их согласно бились. Последнее, что она чувствовала во сне, был его поцелуй, когда он, подоткнув ей одеяло на ночь, уходил к себе спать.

И просыпалась Гарден всегда с улыбкой на губах. А потом тянулась за ночной рубашкой, приготовленной с вечера, и начинала смеяться. И, надев ее, нажимала на кнопку звонка на столике рядом с постелью, а потом, свернувшись калачиком в гнезде из нагретых ее телом подушек, под пуховым одеялом и на перине из гагачьего пуха, дремала до прихода горничной, приносившей ей завтрак.

Всех служанок Скай звал одним именем – Бриджет, а всех лакеев – Гарольдами. Он говорил, что их слишком много, чтобы запоминать имена. Гарден считала, что это оскорбительно, но когда Скай произносил «Бриджет» или «Гарольд», она так не думала. Все, что делал Скай, в первое мгновение казалось ей правильным. Но она выяснила, что ее горничную зовут Эстер.

Пока Гарден пила свой утренний сок, Эстер раздвигала шторы и говорила ей что-нибудь про погоду.

И начинался новый день, такой же насыщенный, каким был вчерашний вечер и каким будет сегодняшний. Дневные часы посвящались учебе, Гарден училась быть именно такой, какой должна быть жена Скайлера Харриса. Гарден училась играть в маджонг и осваивала сложный ритуал куэ. Еще она училась танцевать танго и другие модные танцы, уясняла себе разницу между Ист-Сайдом и Вест-Сайдом, узнавала, где находятся все авеню, Бродвей, Чайна-таун и Виллидж – она запомнила, что Гринвич Виллидж можно называть только так.

Она поняла, что временем нужно дорожить, потому что его всегда не хватает. Адресованные ей письма она получала вместе с завтраком. Письма горничная клала в специальный глубокий кармашек на одной стороне белого плетеного подноса, на другой его стороне в таком же кармашке всегда лежала «Нью-Йорк геральд трибьюн». За едой Гарден проглядывала заголовки и светскую хронику. Ей было очень важно знать, о чем вечером будут говорить в ее компании.

Письма – если они были – Гарден читала, пока пила кофе. Мать писала ей часто, длинно и подробно, в основном о том, как обставляет для нее дом на Ист-Бэттери. Письма от Уэнтворт доставляли Гарден особенное удовольствие: они состояли из новостей и сплетен об их общих знакомых в Чарлстоне. Пегги раз в две недели писала неразборчивые записки о том, что она слишком занята, чтобы писать.

Самое приятное Гарден оставляла напоследок. Под письмами всегда лежало послание от Ская. Иногда это была страница, испещренная крестиками – знаками бессчетных поцелуев, иногда на ней было нарисовано сердце, а в нем – их инициалы, иногда ее пересекала небрежно нацарапанная фраза: «Я люблю тебя. Конфиденциально – миссис Харрис». Порой записка служила оберткой для подарка. Однажды это оказался футлярчик от Картье, где лежал «подарок, который леди вполне может принять от мужчины», а именно одинокий мятный леденец. Но чаще в коробочках от Картье или Тиффани Гарден обнаруживала серьги, кольца, браслеты, брошки или колье. Скай любил пестроту и блеск драгоценных камней. Он любил, чтобы Гарден носила украшения, и любил их для нее выбирать. Вкус у него был прекрасный, но слишком тяготел к роскоши. А Гарден казалось, что она никогда не повзрослеет настолько, чтобы носить крупные драгоценные камни и не думать об этом. Она еще не успела привыкнуть к тому, что на левой руке у нее горит в обручальном кольце квадратный бриллиант. У себя в комнате она с удовольствием вертела кольцо на солнце, следя, как вспыхивают в камне искры – голубые, зеленые, золотистые, розовые. Окончив завтрак, она звонком вызывала Коринну и, пока та готовила ей ванну, сидела за туалетным столиком, смотрела на себя и убеждающим голосом повторяла: «С каждым днем я становлюсь все лучше и лучше во всех отношениях», – повторяла сосредоточенно, страстно желая в это поверить. Она очень, очень старалась. После ванны Гарден надевала нижнее белье, приготовленное горничной заранее, потом Коринна помогала ей одеться. Одевшись, Гарден опять садилась к туалетному столику, Коринна прикрывала ей плечи вышитой хлопчатобумажной накидкой, и тут в дверях появлялись месье Франсуа и следом за ним мисс Трейджер. Пока парикмахер укладывал Гарден волосы, она диктовала мисс Трейджер ответы на письма, а та сообщала Гарден, что у нее намечено на сегодня.

С каждым днем дел становилось все больше и больше. Два раза в неделю приходила маникюрша и, пока мистер Франсуа укладывал Гарден волосы, занималась ее руками. Один раз в неделю она посещала салон Элизабет Арден, где ей делали массаж лица и маску, а также педикюр, раз в две недели ей удаляли волосы на ногах и под мышками. Эту процедуру Гарден терпеть не могла. Женщина в розовом халате накладывала ей на ноги и на тело теплый полурастопленный воск, а когда он затвердевал, резкими движениями срывала эту восковую корку вместе с застывшими внутри нее волосками.

– Со временем тебе будет не так больно, – уверяла ее принчипесса, по совету которой Гарден терпела все эти мучения. – Да и боль чувствуется всего секунду.

Но, как это ни унизительно, Гарден каждый раз во время процедуры громко вскрикивала.

Однако на свекровь не сердилась. Она знала, что Вики терпеливо переносит то же самое. Гарден виделась с принчипессой два-три раза в неделю и почти всегда урывками. Обе были очень заняты. Вики каждый раз спрашивала, всем ли Гарден довольна, хорошо ли ей, не нужно ли ей чем-нибудь помочь. «Детка, Скайлер готов сделать для тебя абсолютно все, но он мужчина и многого не понимает. Если тебе нужно что-то узнать, не надо во всем на него надеяться. Спрашивай у меня».