Убийство в магазине игрушек - Криспин Эдмунд. Страница 15

– Россетер?

– Дай подумать. Да, так его звали. Но послушай, зачем тебе…

– Полагаю, нет сомнений, что ее смерть была результатом несчастного случая?

– Бог мой, ну, разумеется, никаких. Она попала под автобус. Она как раз входила в него, и никого рядом не было. Можешь поверить, в таких обстоятельствах мы расследовали это дело более чем тщательно.

– Она много путешествовала?

– Нет, никогда, что тоже было одним из ее чудачеств. Торчала в Оксфорде всю жизнь. Странный персонаж. Кстати, Джервейс, как насчет «Меры за меру»?

Фен повесил трубку. Он не был готов обсуждать «Меру за меру» в данный момент. Пока он обдумывал полученную информацию, в телефонной будке раздался звонок, и он поднял трубку.

– Алло! – отозвался он. – Да, это Фен. А, это ты, Эванс. Как быстро.

– Легко разузнал, – ответил отставной представитель Сомерсет-Хауса, – Элизабет Энн Снейт, «Валгалла», Боарз-Хилл, Оксфорд. Завещание датировано 13 августа 1937 года и засвидетельствовано Р.А. Старки и Джейн Ли. Состояние на сумму 937 642 фунта – кругленькая сумма. Вступающий в права получает 740 760 фунта. Несколько маленьких сумм полагается слугам, как мне кажется, но основная сумма причитается «моей племяннице, Эмилии Тарди» со множеством странных условий вроде распоряжения подавать объявления о завещании только в английские газеты, не вступать в непосредственный контакт с наследницей, и бог знает еще какой вздор. Кроме того, необходимо заявить о полученном наследстве в течение шести месяцев после смерти мисс Снейт. Похоже на то, что она сделала все, чтобы помешать этой несчастной Тарди даже прикоснуться к деньгам.

– А что будет, если она не заявит о нем?

На другом конце провода повисла пауза.

– Одну секунду. Это на обороте. А, вот. В этом случае все отходит мистеру Аарону Россетеру, 193-а, Корнмаркет, Оксфорд. Вот повезло человеку! На этом все, пожалуй.

– Да-а, – задумчиво проронил Фен. – Спасибо, Эванс. Большое спасибо.

– Всегда к твоим услугам, – ответил чиновник. – Привет Оксфорду.

Фен некоторое время стоял у телефонной будки, погрузившись в раздумье. Клиенты гостиницы проходили мимо, останавливались попросить расписание или газету, просили вызвать такси. Ридли обслуживал их с привычной сноровкой. В столовой накрывали для ланча, и метрдотель проверял забронированные столики, сверяясь со списком, написанным карандашом на обратной стороне меню.

Безусловно, у мистера Россетера были очень веские причины расправиться с мисс Эмилией Тарди. Если он был единственным душеприказчиком завещания, то не мог обмануть мисс Тарди и не дать ей вступить в права наследства, просто не опубликовав адресованного объявления. А когда она откликнулась… Фен тряхнул головой. Эта версия не годилась. Во-первых, вряд ли мисс Снейт могла отдать такую необычайную власть в руки мистера Россетера, как бы сильно она ни доверяла ему; во-вторых, если мистер Россетер убил мисс Тарди и стукнул по голове Кадогана, то почему же он не узнал его, или если узнал, то почему так много сообщил им? Конечно, Кадогана ударил по голове необязательно сам убийца; возможно, это был его сообщник… Но все-таки – при чем здесь магазин игрушек?

Фен глубоко вздохнул и похлопал по книге, которую принес с собой. Его настроение было очень переменчиво, и сейчас он почувствовал легкую подавленность. Помахав Ридли, он вернулся к бару. Беседа Кадогана и мистера Шармана зашла в тупик; мистер Шарман к этому моменту изложил все свои взгляды на творчество Джейн Остен, а Кадоган не мог придумать никакой свежей темы для беседы. Однако в настоящий момент Фен старался избежать встречи с ними, вместо этого он обратился к меланхоличному тощему мистеру Хоскинсу.

Мистер Хоскинс ни в коем случае не был трудным студентом, он работал продуктивно и даже с энтузиазмом, воздерживался от пьянства и вел себя как джентльмен. Единственным необыкновенным его качеством было то, что в глазах молодых женщин он обладал, по-видимому, совершенно неотразимым обаянием. В данный момент он сидел перед своим вторым стаканчиком шерри и уговаривал черноволосую Мириам съесть еще одну шоколадку.

Извинившись перед девушкой, которая посмотрела на него снизу вверх с каким-то благоговейным почтением, Фен увлек студента в сторонку.

– Мистер Хоскинс, – обратился к нему Фен с мягкой строгостью в голосе, – я не стану спрашивать вас, почему вы посвящаете золотые часы вашей юности незаконному поглощению шерри, этого суррогата шартреза.

– Очень благодарен вам, сэр, – сказал юноша без особого смущения.

– Я только хотел бы спросить вас, – продолжал Фен, – не согласитесь ли вы оказать мне услугу?

Молодой человек моргнул и молча поклонился.

– Питаете ли вы интерес к романам Джейн Остен, мистер Хоскинс?

– Мне всегда казалось, сэр, – ответил мистер Хоскинс, – что женские персонажи у нее обрисованы неудачно.

– Прекрасно, вы, должно быть, знакомы с ее творчеством, – заключил Фен с ухмылкой. – Вон там сидит меланхоличный, безобразный тип, который обожает Джейн Остен. Не могли бы вы задержать его там на часок или около того?

– Запросто, – согласился мистер Хоскинс с кроткой самонадеянностью. – Хотя, боюсь, перед этим я должен вернуться и проводить свою даму.

– Конечно, конечно, – поспешно произнес Фен.

Мистер Хоскинс снова поклонился, вернулся к бару и вскоре появился вновь, ведя Мириам к двери и что-то объясняя ей на ходу. Затем он ласково пожал ей руку, помахал вслед и вернулся к Фену.

– Скажите мне, мистер Хоскинс, – сказал Фен, внезапно охваченный бескорыстным любопытством, – как вы объясняете свой успех у женщин? Можете не отвечать, если мой вопрос кажется вам слишком бесцеремонным.

– Вовсе нет, – студент, казалось, был весьма польщен этим вопросом, – это на самом деле очень просто: я успокаиваю их и кормлю сладостями. Похоже, действует всегда безотказно.

– Вот как, – сказал Фен, несколько этим ошарашенный. – Хм, большое спасибо, мистер Хоскинс. А теперь, если вы вернетесь к бару… – И он рассказал юному мистеру, что следует делать.

Кадоган был только в восторге, когда мистер Хоскинс освободил его от дежурства. Когда они с Феном уходили из бара, тот и мистер Шарман уже беседовали самым дружеским образом.

– Ну что? Как идут дела? – спросил Кадоган, когда они вышли наружу. Его сознание было слегка затуманено пятью пинтами пива, но голова болела гораздо меньше.

Фен потащил его в конец коридора, где они уселись в два деревянных кресла, декорированных с легкой претензией на ассирийский стиль. Фен рассказал о телефонных разговорах.

– Нет, нет! – проворчал он, оборвав испуганный короткий возглас Кадогана по поводу мистера Россетера. – Я действительно не думаю, что он мог сделать это. – И он объяснил почему.

– Ты просто выгораживаешь его, – ответил Кадоган, – и только потому, что находишься в плену своих романтических фантазий насчет объявления в газете.

– Я постепенно приходил к этому выводу, – сердито возразил Фен. Он на некоторое время замолчал, разглядывая молодую расфуфыренную блондинку в мехах и на неимоверно высоких каблуках. – Потому что на самом деле между тем объявлением и мисс Снейт существует связь.

– И что же это может быть?

– Вот! – с каким-то показным торжеством Фен протянул книгу, которую держал в руках; при этом у него было такое выражение лица, как будто он представитель обвинения, готовый предъявить особо дискредитирующие доказательства. Кадоган разглядывал ее, не очень хорошо понимая, в чем дело. Это была «Книга нонсенса» Эдварда Лира. – Может быть, ты помнишь, – продолжал Фен, назидательно помахивая указательным пальцем в воздухе, – что мисс Снейт интересовалась юмористическими стихами. А это, – тут он с многозначительным видом постучал пальцами по книге, – они и есть.

– Ты меня удивляешь.

– Да-да, и к тому же юмористические стихи самой высокой пробы, – Фен вдруг отказался от назидательной манеры и погрустнел. – Как ни странно, находятся люди, которые воображают, что Лир [58] был не способен придумать последние строки своих лимериков так, чтобы они отличались от первых, тогда как дело в том…