Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь - Андерсен Йенс. Страница 34
То, что Пеппи противится любому насилию, становится ясно уже во второй главе «Первой редакции „Пеппи“». Злой мальчик Уве (в издании 1945 года – Бенгт) несколько раз насмехается над Пеппи, и всякий раз миролюбивая девочка широко и дружелюбно улыбается и ничего не отвечает. Язык тела красноречив: в Пеппи нет ни страха, ни предубеждения. А когда Уве, раздраженный таким спокойствием, дергает девочку за косички, она снова лишь дружелюбно улыбается и легонько толкает Уве указательным пальцем правой руки – так, что агрессор падает, отброшенный невидимой силой. В глазах мальчика загорается огонь войны, и тут следует заметить, что Астрид, описывая такое разное поведение Уве и Пеппи во время последующего столкновения, превратила нужду в добродетель. Слепая мужская сила, так часто действовавшая в мире в первой половине 1940-х, противопоставляется мягкой неагрессивной силе Пеппи:
«– Что ты о себе возомнила, деревенщина! – закричал он и кинулся на Пеппи с кулаками. Тут-то Пеппи взялась за Уве. Она схватила его и высоко подбросила. Но Пеппи была хорошей девочкой, не хотела вредить маленьким злым мальчикам, поэтому, когда он падал, она подхватила его, чтобы не ударился, и снова подбросила. <…> Когда Уве упал в последний раз, Пеппи слегка ему наподдала, так что мальчик приземлился в канаву. А она все так же дружелюбно улыбалась…»
Астрид, Лассе и Карин с другими членами семьи Эриксон встречают новый, 1943 год в Нэсе. На улице высокие сугробы, лед на Стонгон выдержит всех любителей покататься на коньках. И, как и в прошлые годы, Самуэль Август и Ханна подарили своим четырем внукам по 1000 крон. (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)
Итак, плод авторской фантазии, Пеппи Длинныйчулок родилась в самый сложный для западных союзников период Второй мировой войны, весной 1941 года. Германия готовилась к вторжению в Англию и Советский Союз и осуществляла свой план уничтожения европейских евреев. Вырезки и комментарии в дневниках Астрид за 1941–1943 годы указывают на то, что на «Пеппи» повлияли не столько события войны, сколько люди, виновные во всем этом безумии. Как уже говорилось, записи Астрид местами перерастают в психологический анализ личностей Гитлера, Сталина и Муссолини: автор, размышляя о характерных чертах отдельных людей с деспотическими наклонностями, проникает в самые мрачные уголки души человека, где живут инстинкты: воля к власти, жажда уничтожения и террора. Как в случае с Бенгтом и его бандой из «Пеппи Длинныйчулок» 1945 года, когда они окружили Вилле и выпустили на него силы мрака:
«– Бей ее, ребята! – закричал самый большой и сильный из мальчишек. – Чтобы на нашу улицу больше носа не казала» [20].
И, подобно маленькой Вилле, которая боится больших сильных ребят, в 1940-е годы Астрид Линдгрен боялась больших сильных вояк. Иосифа Сталина она сначала боялась больше, чем Адольфа Гитлера. Вот что записано в «военном дневнике» 18 июня 1940 года:
«Хуже всего, что уже едва смеешь желать Германии поражения, поскольку русские вновь зашевелились. В последние дни они под разными предлогами оккупировали Эстонию, Латвию и Литву. А слабая Германия для нас, скандинавов, означает только одно: к нам придут русские. По мне, так лучше до конца жизни говорить „хайль Гитлер“, чем быть под русскими. Ничего страшнее себе и представить нельзя. <…> Господи, не дай русским до нас добраться!»
Но когда взгляды нацистов с их концепцией «жизненного пространства» обратились на восток, а шведы всерьез стали опасаться, что их страна превратится в плацдарм для столкновения двух величайших тиранов мира, выросли страх и интерес Астрид Линдгрен к личности и психологии Гитлера. Она начала называть его «Адольфом», как называла Муссолини «Муссе», но Сталин всегда оставался Сталиным. В дневнике появлялось все больше газетных вырезок о Гитлере: Линдгрен хотелось понять, как одному человеку удалось совратить целый народ. 10 мая 1940 года, когда немецкие войска пересекли границу с Голландией и Бельгией, Астрид записала в дневнике, что Германия больше всего походит на «злое чудовище, которое периодически выскакивает из пещеры, чтобы наброситься на новую жертву. Что-то, видно, не так с народом, который через двадцать лет вновь обратил против себя практически все человечество». А в продолжение большой, на несколько разворотов, вырезки с фотографией Гитлера и изложением его победной речи перед немецким Рейхстагом 19 июля 1940 года она прибегает к библейской картине:
«Владыка мира (зверь из Откровения), когда-то – маленький, никому не известный немецкий ремесленник, возрождает, а также (по моему мнению и мнению многих других) разрушает и портит свой народ. Как он закончит? Настанет ли день, когда можно будет сказать: Sic transit gloria mundi? (Так проходит земная слава. – Ред.)»
Страх, ненависть и удивление настолько переполняли Астрид Линдгрен, что одна из ее историй о самой сильной девочке на свете, в 1945 году вошедшая в первую книгу о Пеппи, напоминает пародию на самого сильного мужчину на свете. «Пеппи идет в цирк» – так называлась эта история в «Первой редакции „Пеппи“» – не была прямой карикатурой, как фильм Чарли Чаплина «Диктатор» (1940), но рассказ о разодетом вспыльчивом директоришке цирка, хозяине источника страшной силы, почти столь же комичен.
Грохочущий марш, нечеловеческая сила, униформисты, директор цирка с хлыстом, говорящий с немецким акцентом, внимательная публика – вот главные составляющие сатиры Астрид Линдгрен на Гитлера. Напряжение создается с помощью столкновений директора, стоящего на манеже, и Пеппи, сидящей в зрительном зале. Сначала директор предстает перед нами энергичным, уверенным в себе хозяином собственного особого мира. Он отличается от своих вассалов, одетых в униформу или сценический костюм, тем, что носит фрак, то есть аристократическую одежду. А еще у него есть хлыст – символ неограниченной власти. Несколько раз читателю сообщают, что директор «щелкает» хлыстом, гоняя по манежу звериную силу, которой он повелевает. И публика тоже у него в руках – во всяком случае, вначале.
Пеппи нарушает этот диктаторский порядок, когда прыгает на спину лошади, скачущей на манеже, и крайне неэлегантно и неженственно хватается за прекрасную мисс Карменситу, которая обычно балансирует на лошадином крупе в одиночестве. Публика тут же принимает все это за клоунаду, а директор приходит в бешенство, но пока еще владеет собой. Он приказывает униформистам остановить лошадь и убрать Пеппи, которая вместе с цирковой публикой и читателями впервые узнает об истинной холерической натуре директора.
«– Противный девчонка, убиральс вон, пока не произошель несчастье! – процедил сквозь зубы директор.
– Уже произошло, – сказала Пеппи. – Я сама видела, как лошадь кое-что сделала в опилки».
От навоза, о котором так мирно упоминает Пеппи из первой рукописи, в редакции 1945 года цирковую главу очистили. Однако фразу «цедит сквозь зубы» Линдгрен решила сохранить, показывая нам, что важный господин – в действительности недалекое и вспыльчивое ничтожество. И все становится только хуже, когда канатоходка мисс Эльвира, дочь директора, пытается вернуть в мир отца покой и порядок. Пеппи вновь нарушает баланс сил, прыгая на канат к мисс Эльвире, чтобы после чудесной игры в салки покачаться на нем, как на качелях, а потом радостно приземляется на спину директору, которому после такой насмешки приходится ретироваться, чтобы «выпить воды и причесаться».
Почему такое внимание волосам? Может, потому, что те, кто видел киножурналы о фюрере, не могли не заметить суетность этого человека и особенно его заботу о прическе. Обращаясь к народу, диктатор непрерывно поправлял свой напомаженный косой пробор и длинную челку на лбу.